Гвендолин

Все закончится там, где началось. А где началось? Может он имеет в виду таверну, где свое бесчинство учинил гадкий ярл? Так трактира того, скорее всего, уже и нету. А если это место бывшего капища? Там ведь и силы природы сами должны помочь.

Я больше склоняюсь к варианту с капищем, но что-то царапает внутри, не давая покоя.

– Ауд, а где вы раньше поклонялись богам? Идолы новые на круге, – тихо спрашиваю, кивнув на святилище, мимо которого мы как раз и проходим.

– Так нет его? – вздыхает женщина. – Лет так двадцать назад под воду ушло. Пришлось новое ставить. Но наши не привыкли до сих пор. С остальными богами как-то стерпелось – алтари Уна, Прома и Сепа часто полны даров. А вот с Карой не сложилось, – искоса кидаю взгляд на идол богини любви, и, правда, вижу, что он самый заброшенный. Под ним нет ни свежих цветов, ни сладких пирогов, ни яркой раскрашенной посуды, ни медных или серебряных украшений.

– Что не положишь – продолжает сетовать Ауд. – Все сгниет, либо заржавеет, побьется или быстро завянет. Приходится часто бегать к старому дереву, просить милости у Кары, особенно в делах сердечных, там она более благосклонна. Поговаривают, это то самое дерево, под которым и соблазнил дочь Уна сластолюбивый ярл. Туда и дары приносят.

Вот значит как… Это очень интересно. Так, может, Брэди дерево имел в виду? Там нужно обряд провести? Осталось найти какой.

Остаток дня, пока я пока я помогаю Уте на кухне, учу Хэдвиг варить мыло, которое, как я и предполагала, очень понравилось Санне, и вместе с Ауд и Ливой накрываю на стол, проходит в каком-то нетерпеливом ожидании. Меня страшит и одновременно будоражит предстоящий разговор с Ингваром. Уж он-то, безусловно, обрадуется тому, что я знаю, как преодолеть проклятие, и скоро его люди смогут не опасаться выходить за пределы мызы после захода солнца.

Только боюсь, что моя цена ему совсем не понравится. А я по-другому не могу. И что бы сейчас не твердило мне сердце, как бы не тосковала душа, мое место не тут, не в качестве рабыни. Я леди Кинлоха, и его жители уже очень долго ждут свою госпожу домой.

– Можешь идти отдыхать, – вырывает меня из водоворота мыслей и воспоминаний Ута, когда я ставлю последнюю чисто вымытую миску на стол, накрытый чистым куском ткани. – Ты славно сегодня потрудилась. Наверно с ног валишься от усталости, – улыбается старушка, которой и самой не терпится уже отправиться к себе. Там ее давно заждался Ове.

Устало киваю, только сейчас осознав насколько тяжелыми, почти неподъемными, кажутся руки и ноги.

Быстро прощаюсь с доброй кухаркой и покидаю общий зал. Как хорошо, что мужчины еще остались за столами обсудить кое-какие дела, и мне можно будет беспрепятственно поискать обряд, о котором упоминал Брэди.

Уже прям руки чешутся взять дневник Дэглана и полистать пожелтевшие страницы. Я словно наяву ощущаю под подушечками пальцев кожаный переплет, шершавую поверхность листов и странную, загадочную силу, которой буквально пропитана каждая страничка тетради.

Глава 39

Я так давно ждала возможности прочитать письмена, оставленные старым монахом, проклятым, таким же, как и я, Тог Анем, которых у нас извечно сторонились и боялись. А как же не боятся, если обладающий даром может за секунду забрать у тебя душу? Только вот не знали невежественные, что души Тог Анем забирают лишь у тех, кто и так при смерти, но не может перейти в мир иной, не пускают его грехи, совершенные на земле, тоска родных, которые убиваются за измученным страданиями больным, собственный страх неизвестности.

О том, что у меня особенный, давно забытый дар, я узнала в детстве. И хоть мама и папа старались держать сие в тайне, но слухи все равно поползли, как дым сквозь щели. С тех пор меня начали сторониться. Открытую враждебность, конечно, никто не проявлял, – как-никак, отец лучший в Эри некромант, работающий на королевскую службу безопасности, а мама талантливейшая целительница, спасшая не один десяток жизней, но явно больше благоволили к моему младшему брату.

Почему столь темный дар во мне проявился и откуда он взялся, никто сказать мне не мог, или не хотел. Как им управлять тоже было настоящей загадкой. Я действовала интуитивно, когда видела, что человеку или зверю нужна моя помощь, что время его на земле окончено, и пора ему отправится на перерождение. Мимо таких страждущих я пройти не могла. Мою душу, словно что-то выворачивало наизнанку, ломало и корежило, если я не помогала, тому, кто в этом нуждался. Только вот и я, и родители понимали, что рано или поздно мне потребуется наставник, тот, кто научит меня управляться со своими способностями, ибо каждое проявления дара Тог Анем высасывало из меня непомерно много сил, лишало здоровья и сокращало жизнь, оно незаметно убивало, отвоевывая у судьбы каждый новый день.

И вот теперь мне не верится, что я получу эти знания. Хоть самого Дэглана я не застала, но старик явно что-то знал, раз оставил этот дневник, и раз я смогла его найти. Возможно, он даже надеялся дожить до моего прибытия, только вот не сложилось. Родители же отзывались о старом монахе, как об очень мудром и проницательном человеке, хотя и не скрывали что Дэглан обладал весьма вредным и гадким характер.

Осторожно переворачиваю страничку и углубляюсь в чтение. Палец медленно скользит под ровными строчками, написанными красивым витиеватым, но немного неразборчивым, почерком.

Тог Анем – забирающий души, дарующий благословенную смерть, облегчающий страдания. Проводник светлого Лудда на земле Домхейн.

То, что я считала проклятием, то, что считали проклятием все, оказалось благословением свыше, исключительным даром чувствовать души, готовые к перерождению, знать, что где-то там, в разных уголках острова Эри, есть те, которые ждут их, и молятся об их приходе.

Дэглан настолько трепетно, настолько тонко описал нашу природу, наше предназначение, что я каждый раз прерываюсь, чтоб унять переполняющие меня эмоции и внутреннюю дрожь, прочесть еще раз и насладиться чувством нужности, важности и значимости.

Проведя столько лет в убеждениях, что я грязная, неправильная, недостойная и проклятая, я сейчас не могу осознать то, что читаю. Верю и не верю одновременно.

Мама и отец постоянно пытались мне доказать, что это не так, что я самая чудесная и талантливая девочка на земле, что я могу приносить спасение людям, что все, что говорят обо мне лишь глупые выдумки, созданные страхами и невежеством. Но это ведь мои родители, они любили бы меня всегда, не взирая ни на что. И однажды сказанные кем-то из селян в порыве гнева слова, навеки поселились в моем сердце и взрастили неуверенность в душе. Хотя со временем я поборола и ее, вернее, думала, что поборола, научилась жить и смотреть на себя со стороны, умом понимая, что делаю добро, и никогда не хотела себе иной судьбы, иного предназначения.

Сердце каждого Тог Анем это путеводная нить для заблудшей души, нить, но не канат, который тащит наверх. Нить указывает дорогу, направляет, провожает.

Доселе я же была бездумно волокущей на себе лебедкой, надрываясь под грузом грехов и тоски вверенных мне людей. С животными легче, они сами находят нужную тропу, инстинктивно чувствуя правильный путь. Люди же, обремененные страхом, ненавистью, сожалением, тыкаются, словно слепые котята, идут наобум во тьме, либо же вовсе стоят на месте, страшась сделать шаг вперед.

Я должна стать этой нитью, и я теперь знаю, как это сделать.

Пока жду викинга в комнате, ерзаю в волнении на кровати, словно она не устелена мягкой периной, а полна острых шипов. Разговор в голове прокручивается по десятому кругу, а все равно, когда заходит Ингвар, я и рта не могу раскрыть.

– Ну, Гвен, рассказывай, – усмехается уголком губ викинг. – Как ты умудрилась снова довести моего помощника до белого каления.

Хмуро смотрю на мужчину. Сердится или нет? Сван, наверное, не постеснялся в красках расписать мое купание, но Ингвар, похоже, не все принял за чистую монету. Или, в кои то веки гадкий, варвар решил промолчать, в надежде, что я таки сделаю свое дело, благополучно уберусь с острова и больше ему не буду глаза мозолить.