Хагалаз. Восхождение

Хизер не успела понять, что делает. Пощёчина, которую она отвесила с размаху, завалила несчастную принцессу на бок. Наоми протяжно завыла. Её лицо покраснело от слёз и привалившего жара. Внезапная злость обуяла королеву. Сколько можно терпеть? Хизер делала всё, чтобы с принцессой обращались, как подобает! Ни разу не крикнула на неё и не нагрубила. Закрыла глаза на толчки и жалкую попытку напасть, однако та продолжала испытывать её. Проклинать в лицо королеву и её страну? Да если кто-то узнает о подобной безнаказанной наглости, от врагов не будет спасу! Дерзость нужно пресекать, в конце концов, люди понимают лишь язык боли.

Преисполненная негодованием, она стремительно вышла из комнаты, попутно велев не пускать к принцессе ни одной живой души. С одной стороны, Хизер чувствовала, что поступает жестоко, отнимая ребёнка от матери лишь из-за вероятности, а с другой она понимала, что именно жестокие решения иной раз спасают страну от гибели. Иландара убили. Сама она пошла на безумства лишь ради того, чтобы отомстить, и нет примера, показательней собственного. Наоми ещё молода и сможет повторно выйти замуж. Новый избранник подарит ей чудесного ребёнка, ну а сын Лонгрена, да простит Геул, не должен существовать.

Глава 45 Враги повсюду

— Уверена, что не погорячилась? — поинтересовался Карлайл, когда они с Хизер остались одни. Девушка сидела на троне, нервно покачивая ногой и сосредоточенно смотрела куда-то в пол. Прохлада заставляла ёжиться, и королева пожалела, что не взяла с собой накидку. В этой части континента всегда было так. Солнце светило ярко, делало вид, что будет греть ещё пару месяцев, а затем его резко сменяли обильные дожди. Холода надвигались стремительно, и не за горами время, когда землю укроет первый снег. Хизер не любила зиму. Отапливать дворец было сложно, и в большинстве залов царил несусветный холод. Приходилось кутаться в одежды, ходить в тёплых сапогах и пить отвары, дабы не спровоцировать сезонную болезнь. — Может, позволишь им уехать? Отбирать у принцессы сына — наживать лишние неприятности.

— Избавляясь от неприятностей сейчас, мы обрекаем наше будущее. Посмотри на меня Карлайл, сколько сил я положила на то, чтобы отсечь Лонгрену голову, мстя за брата, который пытался меня убить. Кому, как не мне понимать этот банальный мотив? Думаешь, ребёнок не попытается отомстить за отца, особенного если его безутешная мать нарисует смерть подлеца, как непростительное и заслуживающее возмездия преступление? Думаешь, ребенок не захочет отомстить, если мать скажет, как её держали в заточении и угрожали расправой над наследником? А будь покоен, она скажет. Слышал бы ты сонм проклятий, срывающийся с её уст. Не знаю, может, Наоми действительно любила Лонгрена или обезумела на почве беременности. Представь, она кинулась на меня с кинжалом, и ты думаешь, я погорячилась? Если мы оставим ей ребёнка, вырастет потенциально опасный для государства человек, у которого будут деньги, а при большом желании и армия. К чему же так рисковать?

— Это лишь вероятность, основанная на твоём собственном безрассудстве. Не все так же храбры и отчаянны, для того нужны особенные обстоятельства, такие, например, как убийство ребёнка. Подумай, на что способна женщина, утратившее всё. Быть может, её боль по Лонгрену утихнет, и она даже смирится с твоей правотой, но смерть сына она не простит никогда. Наоми развяжет войну, если ты заберёшь у неё последнее.

— Она не сможет. Для этого нужны ресурсы, люди, влияние и дар убеждения, а всё, что есть у Наоми — это титул, дающий ей не так уж много прав. Думаю, Ульрих и сам не будет рад этому ребёнку. Сын покойного узурпатора — это позорный след на роду, а без него Наоми ещё можно будет воспользоваться в политических целях. В конце концов, она по-прежнему молода и привлекательна.

Хизер слегка покривила душой. Привлекательной Наоми было сложно назвать, но и безобразной она не была. Может, опыт и годы скрасят её наивное девичье лицо. Карлайл начал возражать, но вдруг двери распахнулись и в залу бесцеремонно вошёл Егель Арфел. Его лицо расплылось в улыбке при виде королевы, но Хизер оставила этот молчаливый комплимент без внимания.

— Ваше Величество, мы доставили прокажённого, как вы и просили.

— Заводите.

Рыжебородый подал кому-то знак. В зал вошёл конвой, состоящий из двух облаченных в доспехи стражей, а вместе с ним закованный в кандалы мужчина. У него был жуткий вид: потрёпанная одежда, украшенная грязевыми пятнами и старыми заплатами, сильно отросшие ржавые волосы, лицо, наполовину изъеденное болезнью, покрытое плешью и чем-то скверным, напоминающим мох, а с другой части испещрённое гноящимися порезами. Казалось, в зал вошла мучительная смерть. Шлейфом тянулся смрад смешавшихся мочи, пота и гноя. Нечеловеческие черные глаза странно бегали из стороны в сторону. У Хизер перехватило дух, и не будь её психика закалена подобными вещами, она, возможно, лишилась бы чувств. Карлайл зашептал молитву, когда то, что уже сложно было назвать человеком опустили на колени подальше от трона и заставили склонить голову. Стражники нехотя, с брезгливостью и плохо скрываемым страхом касались арестанта. Хизер почувствовала дискомфорт и чуть поёрзала на троне прежде, чем обратиться к заключённому.

— Мне доложили, что ты кричал в толпе о приближении некого зла. Это правда?

— Правда, правда… — как полоумный закивал мужчина. Егель обошёл его и с размаху пнул в живот.

— Ваше Величество… ты, тварь, должен отвечать чётко и обращаться к королеве «Ваше Величество».

— Прекратить! — Голос Хизер заставил рыжебородого отпрянуть и поклониться.

— Я хочу услышать подробнее. Что тебе известно?

Прокажённый поднял голову и странно усмехнулся. Его пристальный взгляд девушку насторожил, однако, сделав над собой усилие, Хизер сохранила нейтральное выражение лица.

— А я…я вас помню. Вы дали мне денег на площади, да, да… — Прокажённый закивал в подтверждение собственных слов. Хизер охватила дрожь при этом воспоминании. В день их прибытия пошёл дождь. Она всматривалась в окно дворца, когда за рукав потянули и на глаза попался попрошайка в жуткой маске. Леоссар отвёл её от этого человека, но вот, судьба вновь сталкивает их. — Да, я говорил, что мы, отвергшие пророчества жрецов, будем распяты дважды. Это всё из-за ребёнка. Посмотрите на меня. Если бы я послушался и убил его, этого бы не случилось, и быть может, война тоже была отсрочена.

— Ваше Величество, он же ненормальный, — вновь вмешался Егель, но Хизер не обратила на него внимания.

— Война? Что ты знаешь о ней? Что за ребёнок? Отвечай.

— О, это было давно… я тогда был молод, и жил мирно, никому не докучая, пока не нашёл в колодце ребёнка. Жрец велел мне его убить, а я не смог, и потом… потом у меня его отобрали, и я стал таким. Я проклят, проклят до основания души! Я — первый из грешников, кому Геул воздаст за ослушание! А затем мир утонет в агонии! Война уже наступила, идёт с тех пор, как я потерял ребёнка, какь моя рука дрогнула, занося кинжал…

— Почему тебе велели убить?

— Мне…я… спас его, но не должен был. Он говорил о зле…

— Ребёнок?

— Жрец… а потом они убили Сандру, и я… я больше не нашёл его…

Хизер мало, что понимала из бессвязного бормотания с набором имён, и решившись оттолкнуться хоть от чего-то, попыталась вспомнить рассказ Блэйра.

— Тебе… известно что-нибудь о близнецах?

— Близнецах? Нет, не знаю. Я видел одного ребёнка, я дал ему имя Микаэль! Но тогда он был младенцем, а теперь уж вырос, и я давно потерял его след! Пока он не будет убит, проклятье не спадёт с меня, и я…

— Достаточно, — отрезала Хизер. Она с трудом могла смотреть на сумасшедшего, казалось, он вот-вот упадёт и начнёт разлагаться. Каждый раз, когда мужчина выдыхал, воздух как будто наполнялся ядом. — Полагаю, ничем вразумительным ты поделиться не можешь.

— Теперь уже ничего не исправить, люди обречены! Мы будем страдать из-за своего эгоизма!

— Тебе сказали достаточно! — Егель снова пнул прокажённого и тот, захрипев от боли, согнулся. Хизер нахмурилась и нервно сглотнула.

— Увидите его.