Хан

С водительского места тут же выпорхнул молодой человек в костюме, принявшись суетиться возле Каана и пытаться помочь, на что мужчина лишь нервно отмахнулся, кратко кивнув мне на второй джип:

– Тебе туда.

Я растерянно посмотрела на машину, бросив взгляд на Каана, который, больше не глядя на меня, забрался в первый автомобиль, захлопнув дверь.

Сдержанно выдохнув, я осторожно подошла к машине, когда с водительского сиденья так же вышел молодой мужчина, который вежливо склонил голову в знак приветствия, приоткрывая дверь заднего сиденья и протягивая руку, чтобы помочь забраться с высокую машину на моих шпильках и в узкой юбке. Я чуть не поблагодарила его, вовремя спохватившись, что отныне я не говорю, и вот она моя новая жизнь…светлая, но страшнее самой темной и глубокой ночи…

….ночи с терпким, пряным ароматом, который обволакивал и завораживал, словно бархатный питон.

Ночи с пронзительными темными глазами, которые умели быть беспросветно черными, а в свете дня сверкали глубоким и насыщенным цветом крепкого кофе с ароматом корицы.

Я прикрыла глаза, задрожав, когда знакомый и такой желанный аромат окутал мое тело, пробуждая и заставляя душу стонать от облегчения.

Хан сидел рядом на заднем сидении, представляя собой как всегда совершенно идеальный, стильный и недоступный вид, облаченный в синий костюм и голубую рубашку, полыхающий своими жадными пронзительными глазами, в глубине которых словно бесновался голодный, безумный зверь, даже если Хан не сделал и движения ко мне.

Я осторожно села рядом, вытянувшись, как натянутая стрела и сжав дрожащие колени, пока водитель занимал свое место, и слыша спокойный, отрешенный голос, в котором не было и проблеска от эмоций:

– Добро пожаловать, Лейла.

Я кивнула в ответ, пытаясь не начать кусать губы, когда его горячая ладонь накрыла мою руку, переплетая наши пальцы, и заставляя себя смотреть только вперед на трассу, по которой летела машина вслед за джипом, который ехал впереди нас, с Кааном.

Я не видела дороги, и не ощущала больше ничего, кроме своего колотившегося в эйфории сердца и этой обжигающей ладони, которая сжимала мою ладонь, поглаживая томно и чувственно длинными пальцами.

Мы молчали, делая вид, что просто сидим на заднем сидении, скучающе глядя по сторонам в ожидании конечного пункта нашего дороги, словно не горели изнутри от этих прикосновений, желая большего, когда я услышала приглушенный и едва слышный голос Хана и его пальцы сжали мою ладонь почти до боли:

– …люби меня, Мавиш….что бы не случилось, никогда не переставай любить…

9 глава

Это было пыткой.

Я чувствовала прикосновения ладони к себе слишком остро, не в силах ничего сказать.

Понимая, что даже просто не могу повернуть голову и посмотреть на него.

Я была словно кукла. Кукла, которая сгорала изнутри, отдаваясь чувствам, которых не могла передать даже взглядом, упорно глядя лишь в окно, и чувствуя, как капельки пота вступают на висках, оттого, что пальцы Хана играли с моими переплетаясь и лаская, то едва касаясь кончиками подушечек, то обхватывая сильно и сжимая до боли, отчего я сжимала колени…но молчала.

Молчала.

Молчала!

Мои губы не раскрывались даже, чтобы выпустить дрожащий вздох, когда в душе стонала и извивалась моя золотая страсть, не в силах представить, что Хан способен оживить ее просто своими всего лишь кончиками пальцев, обводя мелкие, едва заметные венки на моей коже и властно обхватывая ладонью запястье.

Лишь на секунду я подняла глаза, обернувшись на него и понимая, что пропадаю и теряю связь с этим миром, когда машина плавно остановилась на светофоре, и меня поглотил жаркий взгляд, который в свете дня был словно душистый мед – терпкий, вязкий, опьяняющий, горячий и манящий.

Хан не играл со мной.

Он мучил себя самого, упиваясь этими прикосновениями, словно проверяя собственную выдержку.

Только в этой борьбе не могло быть победителей и проигравших.

Она опьяняла и испепеляла дотла души и тела, бросая в воронку забвения, из которой не суждено было выбраться никому.

– Любишь музыку? – вдруг обернулся ко мне Хан, полыхнув своими глазами, отчего я вздрогнула, пытаясь убрать осторожно свою руку и прекратить эту пытку, от которой становилось горячо. Слишком горячо. Только он не позволил, сжав мою ладонь до боли и притягивая к себе ближе, отчего я опасливо покосилась на водителя, который не шелохнулся в нашу сторону ни единого раза, наблюдая сосредоточенно лишь за дорогой.

Я не знала этого город.

Не знала этого водителя.

Я не знала даже того мужчину, которого называла Ханом.

Был ли он сейчас Ханом или Теоманом? И было ли между ними какие-то отличия?

И, кажется, совершенно не знала себя, когда мое тело наливалось и стонало, умоляя продолжать и не убирать руки, пусть даже это скоро закончится. Оно молило о его прикосновениях и этом жаре, который шел от кожи, аромат и вкус которой я знала так хорошо, что он словно и сейчас дрожал на кончике языка.

– Лейла?

Боже, он ведь задал вопрос.

Я лишь отрывисто кивнула в ответ, не понимая к чему это все было, когда Хан вдруг за секунду прятал свой горячий, жадный взгляд и эту улыбку, подавшись вперед к водителю и говоря как обычно отрешенно, холодно и сухо:

– Сделай музыку громче. Мисс Лейла любит эту мелодию.

Водитель не перевел своего взгляда, даже когда услышал голос Хана, отрывисто кивнув и включая радио гораздо громче. Только к чему все это было? Чтобы он не услышал, как колотиться мое сердце, пытаясь выпрыгнуть и устремиться к этому мужчине, который умел прятать свои эмоции так глубоко и искусство, что я всегда сомневалась, а были ли они в его душе хотя бы иногда. Хоть какие-нибудь? Было ли в его сердце хоть что-то кроме черного острого камня с золотыми прожилками вен?

Какая-то веселая мелодия заполнила салон машины, отражаясь от стекол низкими басами, отчего я едва не поморщилась, ибо не слишком то любила слушать музыку так громко, опасливо покосившись на Хана, который потянулся свободной рукой к двери, положив ладонь куда-то в углубление, где была ручка и вздрогнула, когда неожиданно между нами и водителем выехала темная панель, закрывающая два передних сиденья и лобовое стекло.

Я такое только в фильмах видела, ошарашено моргнув и пискнув от неожиданности, когда руки Хана оказались на мне, отрывая от сиденья и усаживая на свои бедра сверху, отчего я испуганно впилась пальцами в его плечи, захлебнувшись теми эмоциями, которые горели и плавились в его темном, гипнотизирующем взгляде.

Я не успела спросить зачем.

Я не успела ничего сказать.

Я не смогла даже втянуть в себя воздух, который ворвался в легкие его ароматом резко и властно, когда мир вокруг оплавился и засверкал вокруг нас шипящими и жалящими разрядами, впиваясь в дрожащие нервы больно и жадно, как лава, облизывающая океан.

Хан держал меня слишком сильно, слишком крепко, чтобы я могла хотя бы помыслить о свободе, распластавшись на его твердой груди и пытаясь упираться в плечи ладонями, пока его пальцы вплетались в мои волосы, заставляя прогибаться навстречу его жарким, жадным губам, которые отбирали у меня все – воздух, мысли, логику, сердце, душу.