Ханский ярлык

Двигалась дружина Святослава Глебовича не спеша, не переутомляясь. Ратники — вчерашние колодники — набирались сил, отъедаясь на дармовых харчах, не принимая участия даже в ловах. Загоняли вепря или лося можайские дружинники князя, снабжая свежатиной весь отряд.

Фалалей всё чаще наведывался к княжескому костру по вызову самого князя и вскоре стал даже с ним есть с одного блюда. Святослав Глебович присматривался к своему новому сотскому, к его действиям в сотне, всё более и более проникаясь к нему доверием. И однажды, когда они, поджарив на костре бок вепрятины, ели его, отрывая куски руками, князь сказал:

— Если вокняжусь в Брянске, сделаю тебя, Фалалей, тысяцким.

Сотский промолчал, лишь хмыкнув, пожал плечами.

— Что? Не потянешь? — спросил Святослав.

— Отчего не потянуть?

— А что хмыкаешь?

— Так ведь я тать, Святослав Глебович.

— Ну и что? Вчера был тать, нынче сотский, сотня тебя слушается и даже боится. Значит, ты муж с головой. Почему бы завтра тебе в тысяцкие не выйти?

— Так из мизинных же я, Святослав Глебович.

— В Москве был мизинным, в Брянск войдёшь вятшим.

И опять ночью под ухом князя зудел Квач:

— Это ж надо — татя в тысяцкие.

— Помолчи, Гаврила, я знаю, что делаю.

Святослав Глебович понимал, что с таким полком, какой он ведёт в Брянск, город в открытом бою не взять. Значит, нужна какая-то хитрость, на которую более всего и способен тать.

Поэтому на следующий день вечером, удалив всех от своего костра, даже и Квача, князь остался у огня с Фалалеем.

— Хочу с тобой посоветоваться, Фалалей. Мне нужно занять брянский стол как можно тише, не проливая крови.

— А кто там сейчас?

— Там сидит мой племянник, Василий Александрович. Сам понимаешь, это не дело — у племянника стол, а дядя в изгоях.

— Конечно, несправедливо, — согласился Фалалей.

— Мне надо как-то мирно попросить его уйти из Брянска. Уйти по-хорошему.

— Ну, по-хорошему он вряд ли уйдёт, Святослав Глебович. Придётся его силой вывезти.

— Ну, силой так силой, но чтоб ни-ни, ни един волос с его головы чтоб.

— Что ты, Святослав Глебович, рази я не понимаю.

— Но как это сделать?

— А сделаем так, Святослав Глебович, — сказал Фалалей и наклонился к костру. — У нас мясо, кажись, подгорело.

Жарившееся на костре мясо, за которым обычно следил Гаврила, на этот раз оставшись без присмотра, и впрямь крепко подгорело. Однако, выхватив его из огня, князь и сотский ели и такое, продолжая разговор. Впрочем, на этот раз говорил Фалалей, посвящая князя в план захвата города, и получалось у него очень даже красиво.

— А получится так? — усомнился князь, выслушав до конца сотского. — Уж больно складно у тебя.

— Получится, Святослав Глебович, если все будут точно исполнять то, что я сказал.

— Я предупрежу всех об этом. Но и ты ж скажи своим, что в город мы приходим хозяевами, не завоевателями, чтоб не вздумали грабить людей. Возьму казну, всех оделю, как обещано.

— Не будут, Святослав Глебович, кого первого замечу, сам повешу. Они у меня вот где. — И Фалалей показал сжатый кулак.

— И я своё слово помню, будешь тысяцким в Брянске, — пообещал князь Святослав.

На том и разошлись.

Примерно за три поприща до Брянска обоз остановился, и Фалалей сам стал вооружать свою сотню. Увы, оружие, отпущенное московским князем дружине Святослава Глебовича, не отличалось разнообразием и остротой. В основном это были копья-сулицы с уже поржавевшими, затупленными наконечниками, несколько мечей, тоже в запущенном виде, две татарские сабли, пяток палиц и с десяток луков без колчанов, несколько щитов и ни одной кольчуги. Видимо, всё это было когда-то собрано на поле боя, где-то валялось и наконец было щедро подарено Юрием Даниловичем своему пленнику, бывшему можайскому князю.

— Нежирно, — сказал Фалалей, подойдя к князю. — Ну да дарёному коню в зубы не смотрят.

— Что ж ты не смотрел? — пенял Святослав Квачу.

— А что было смотреть? Сказали: здесь оружие, закрыли шкурами от дождя, мол. Езжайте, пока не передумали. Сам знаешь, как из Москвы спешили.

— Ладно, — сказал Фалалей, — всё равно оно нам не должно понадобиться. Я еду, Святослав Глебович, как договорились. Ворота возьму, выброшу белый стяг.

— Только, пожалуйста, без крови, Фалалей.

— Я ж обещал, Святослав Глебович. Всё будет тихо-мирно.

С приворотной вежи сторожа увидели, как из лесу выехала телега, к которой была привязана целая связка пленных, сопровождаемая оружными воинами. Один из них, щёлкая ремённым кнутом, поторапливал несчастных:

— А ну-у, пошевеливайтесь, скоты!

— Кто это, Федот? — спросил один сторож другого.

— Ты что? Слепой? Полон ведут. Наверно, збродней половили в лесах. А то ить проезду от их нет.

Сторожа все высыпали к воротам, с любопытством смотрели на подымающуюся в гору процессию. Не каждый день пленных пригоняют. Переговаривались:

— Ты гля, хари-то вроде христианские, не поганские.

— Куда ж их гонють?

— На Торг, наверно.

— Не-е, скоре к князю на суд. Кто ж збродней в рабы покупать станет.

— Федот, отчиняй ворота.

Ворота со скрипом отворились. Первой въехала телега, за которой тащились привязанные друг к другу пленные. Чернобородый детина шагал за ними с кнутом.

— И куда ж ты этих злодеев? — спросил сторож чернобородого.

— К Василию Александровичу на суд, куда ж ещё.

— Ну, а что я говорил, — обернулся сторож к своим.

Но уже в следующее мгновение огромная потная ладонь закрыла ему рот и нос, а большим пальцем даже глаз больно придавила. Вся приворотная стража, не успевшая даже понять, в чём дело, была скручена, связана теми самыми верёвками, на которых только что тащился полон. В рот каждому были забиты кляпы, всех втащили в сторожку и сложили на полу.

— Вот что, ребята, — сказал им чернобородый, — убивать вас никто не будет. Главное, не трепыхайтесь. И не базлайте [183] . Кто забазлает, получит по башке палицей. Тит, карауль их.

183

Базлать — кричать.