Хаосовершенство

– Что?

– Секунд через десять они протаранят витрину бульдозером.

Матильда всхлипывает и снова зовет Руса. Мамаша Даша бледнеет и поправляет шляпку. Потом спрашивает:

– Почему они хотят добраться именно до нас?

Она действительно не понимает.

– Мы слишком хорошо защищаемся, они озверели, – объясняет Патриция.

– Уходи!

– Я…

Закончить Пэт не успевает – на улице ревет мотор, Матильда закрывает лицо руками, Мамаша Даша охает. А в следующий миг раздается оглушительный взрыв, и в витринный проем влетают несколько железяк – части разлетевшегося бульдозера…

Олово отбрасывает в сторону трубку реактивного гранатомета и трусцой бежит резать оставшихся в живых бандитов.

– Не подпускайте их слишком близко!

– Дайте патроны!

– У кого есть патроны?!

Стволы раскалились, но еще держатся, а вот с патронами беда. Взятый из бюро запас давно закончился, и приходится снимать оружие и боеприпасы с убитых. Но эти поставщики крайне ненадежны.

– Черт! Рус! Надо уходить!

Продвинуться к Болоту так и не удалось – увязли. А после того как в беспорядках решила поучаствовать якудза, стало совсем хреново.

Обитатели Сашими долго выжидали, опасаясь жестокой реакции Кауфмана, а когда поняли, что Мертвый не торопится тушить пожар, пошли на Болото, планируя урвать кусок пирога. Немногочисленная, но отлично организованная колонна врезалась в Болото, после чего разбилась на мобильные отряды и потекла дальше, торопясь к наиболее богатым районам. На одну из таких групп и нарвались байкеры.

– Они нас не пустят! – кричит Филя.

Таратута лежит рядом с Лакри, ухитряясь одновременно прижимать к груди и оставленный Олово кейс, и свой потрепанный портфель, и клетку с орущим котом.

– А если подмогу вызовут, то мы вообще не уйдем!

– Знаю! – Рус с ненавистью смотрит на толстяка.

На перемазанное черным лицо, на ссадину на лбу, на разорванный пиджак. С ненавистью, потому что знает – Таратута прав. Трое убитых, пятеро раненых, а Мата двадцать минут не выходит на связь. Что делать?

Пули визжат приговором: «Дальше нельзя». Взрывы. Пороховой дым. Раскаленные стволы «дрелей». Все они сговорились, и все подтверждают приговор пуль.

Филя подползает ближе и шепчет:

– Если не прикажешь отступать, они уйдут сами.

Потому что любая дружба имеет запас прочности. И в какой-то момент бессмысленность происходящего заставит ребят бросить вожака. А приказывать им, как Мертвый безам, Лакри не может.

– Они шли за тобой, сколько могли. Ты должен отступить.

– Я останусь.

– Ты…

Коммуникатор вовремя подает голос.

– Рус!

– Мата!

– Рус, мы вышли!

– Где вы?!

– Мы идем к Колыме! Мертвый открыл ее для беженцев…

– Бои на юге Болота не утихают, – сообщил Зарубин. Мертвый давно покинул оперативный центр, предоставив начальнику Управления общественной безопасности самостоятельно следить за обстановкой, и слушал доклад в своем кабинете. – С запада туда проникают отряды вудуистов, а с востока вошла Триада.

– Сити? Университет?

– Все корпоративные территории надежно защищены. Инцидентов не отмечено. А вот на границе Кришны и Аравии идут перестрелки.

– Дальше. – Кауфман жестом показал, что противостояние индусов и арабов его не интересует.

– Урус продолжает развивать наступление на запад…

– Бои сильные?

– Да.

– Мутабор?

– Отмечены редкие атаки. – Зарубин выдержал многозначительную паузу. – Пока.

– Федеральный Центр?

– Его не трогают.

– Болотные канторы?

– Можно сказать, что они перестали существовать.

Мертвый внимательно посмотрел на карту Болота. На новую карту нового Болота, которое формировалось в беспощадных уличных боях.

Урус и Шанхайчик оттяпают жирные куски. Вудуисты, вполне возможно, организуют свой маленький анклав. Аравийцы, если не опомнятся и не перестанут задирать индусов, тоже имеют шанс расширить территорию. Равновесие, десятилетиями выстраиваемое и аккуратно поддерживаемое в Москве, рухнуло, кровью забрызгав все вокруг.

– Потери?

– По нашим оценкам, пострадало до двадцати процентов населения Болота. Это убитые и раненые. И больше половины людей покинули свои дома.

В льдистых глазах Мертвого сверкнул заинтересованный огонек.

– Куда они бегут?

– У кого есть возможность – в Урус, Аравию и на другие территории. К друзьям и сородичам. Остальные скапливаются здесь. – Зарубин очертил зону на северо-западе Болота.

Все правильно: вудуисты, китайцы и банды с Уруса не оставили людям другого выхода.

– Сколько их?

– Тысячи.

Кауфман удивленно поднял бровь.

– Сколько?

– В первой волне беженцев не менее сорока тысяч человек, – торопливо уточнил Зарубин. – Но люди продолжают прибывать…

– Фильтрационные пункты готовы?

– Так точно.

– Открывайте Колыму. – Мертвый откинулся на спинку кресла. – Сообщите по всем каналам, что мы готовы принять любое количество беженцев…

– Без оружия! Повторяю: вооруженные лица на Колыму не допускаются! Желающие получить статус беженца обязаны оставить оружие за пределами зоны безопасности и только после этого идти к воротам! Без оружия! Повторяю…

Ушли?

Спаслись?

Выжили?

Все Бобры, даже самый умный – Николай Николаевич, – смотрели на Тимоху: что скажет?

А тот, в свою очередь, с выводами не торопился. Поглядел в сторону чадящего и постреливающего Болота, сплюнул, коротко выругался, развернулся и хмуро уставился на распахнутые ворота корпоративной промышленной зоны, в которые лился поток перепуганных беженцев. Женщины, дети, мужчины… целые семьи и одиночки. Сумрачные и рыдающие. Бессвязно благодарящие безов и цедящие сквозь зубы невнятные ругательства. Люди, потерявшие все.

– Пойдем туда? – осторожно осведомился Петруха.

Пересидеть, затаиться, укрыться от победителей. Ничего другого не остается. Кантора погибла. Клубы и склады разграблены. Те парни, что не легли на улицах, разбежались, решив выживать поодиночке. Их опять, как когда-то давно, четверо. И все начинать сначала. Или сначала, но по-другому?

– Наш золотой вагон в Шарике, – негромко произнес Николай Николаевич. – А Шарик не тронули.

То есть деньги у них есть. И деньги большие. Спасибо младшему брату.