Харизма

— А гарантии какие? Его уже один раз убивали?

— А ты откуда знаешь? — напрягается генерал и весь подается вперед, вглядываясь в мое лицо.

— Знаю.

— Откуда?

— Знаю. Потом расскажу.

— Сейчас расскажи!

— Потом расскажу. — Я прищуриваю глаза. — Сейчас не могу.

— Почему?

— Потом расскажу почему.

Правда хороший ответ? Это я еще от Аленки научился. Главное — уклониться от немедленного ответа под любым предлогом, намекая на самые зловещие и потусторонние обстоятельства, которые не дают ответить вслух и немедленно. Побожиться, что ответишь как на духу, ничего не скрывая, — все-все объяснишь. Но — потом, потому что сейчас нельзя. А потом, когда накал схлынет, можно удивленно поднять бровь: почему? Знаешь, так дико в тот момент голова болела… Да, поначалу Аленка часто такие штуки выкидывала… Замечаю, что генерал что-то говорит, а я отвлекся.

— От него хоть что-то осталось? — перебиваю.

— Клетки на генетику.

— Ну и какие теперь планы?

— Бизнес-леди искать, — говорит генерал. И у меня все внутри так и обрушивается. Потому что все это время — и с утра, и пока по городу бежал, я только и старался не думать про Инку. А не думать не получалось, все время чудилось, что ее хрупкая фигурка бежит рядом, или она что-то говорит, или головой своей стриженой кивает… Запало, не знаю почему. Зацепило.

— Мне б твою уверенность. — Я неряшливо цыкаю зубом.

— Не уверен уже? — усмехается генерал, и в его улыбке мне вдруг чудится мимика Клима. — Теория четверки. Теория точки и теория четверки, забыл?

— Теория четверки… — Я снова задумчиво цыкаю зубом. Делаю вид, что задумался, устал… Что ж это была за теория такая? Эх, вот бы к нашему набору свойств еще телепатию. “Бизнес-леди искать” — значит, ее еще не нашли. Как же они ее ищут?

— Найдется леди, — говорю, — теперь никуда не денется. Если Матвеева и даже Дато нашли.

— Смеешься? — мрачно кивает генерал. — Даже Дато…

— Смеюсь, — соглашаюсь я, хотя упорно не понимаю, чего тут смешного.

Но расспрашивать нельзя, и так на грани держусь. Хватит, нарасспрашивался уже на базе в образе генерала, ничем хорошим не кончилось.

— Если бы всех можно было держать на прицеле, как Дато, — неожиданно вздыхает генерал. — Окажется леди вторым Матвеевым — что тогда?

— Не вижу повода для шутки, — говорю холодно. — Матвеева нашли быстро.

Генерал смеется и качает головой. Чего смешного? Неужели они меня искали дольше, чем Дато?

Дальше мы едем молча, и вскоре фургон начинает петлять, раскачиваться, как неумелый лыжник, притормаживает пару раз, а затем и вовсе останавливается. Конечно, я и ожидал, что сейчас увижу серое здание того самого института той самой лесной воинской части, но, скажу прямо, глаз оно не радовало. Как часто здесь бывал Клим, вот вопрос? И что он здесь делал? Может, мне, пока не поздно, имеет смысл сослаться на.потерю памяти? Утерял в битве кусок мозга…

— Пойдем в переговорную, там просторно, — кивает генерал.

И мы с толпой сопровождающих идем сквозь проходную, поднимаемся на лифте на шестой и заходим в ту самую комнату с овальным столом и прилавками из оргстекла. Вроде даже ничего тут не изменилось. Даже газета та же самая на стене, обратно повесили. Хотя — нет, другая газета, свежая. С заголовком “Пройди диспансеризацию, сделай прививки!”. Ко дню медика, что ли? А на громадном ореховом столе разложен большущий, наполовину собранный паззл с портретом президента — лоб, глаз, ухо и отдельным куском — подбородок. А рядом разбросаны горки разноцветных сегментов.

— Садись. — Генерал мимоходом кивает мне на кресло. — Чай, кофе, коньяк?

— Бутербродов.

Один из сопровождающих выходит, другие стоят у входа, как будто чего-то ждут. Генерал неторопливо садится за дальний конец стола, вынимает очки — оказывается, он очки носит, — вынимает папку, которую ему сунули в коридоре, и внимательно рассматривает бумагу, лежащую сверху. Затем поднимает взгляд на меня, снимает очки и совершенно по-детски прикусывает одну дужку.

— Ну и какие у тебя планы на будущее? — спрашивает он.

— Я бы сначала хотел услышать руководящую линию, — отнекиваюсь я.

Генерал задумчиво кусает дужку очков и наконец произносит:

— Удивительно.

— Что именно?

— Удивительно, что ты от меня хочешь слышать указания и инструкции.

— Что ж тут удивительного? — настораживаюсь я.

— Скажи, Алекс, — произносит генерал задумчиво, — а что, Клим тебе прямо так и говорил, будто он с нами вместе работает?

Я обалдеваю, но держу себя в руках. Знаем мы эти военные штуки, читали.

— Послушай, — говорю развязно, — папаша. Ты свои приборы будешь на ком-нибудь другом проверять. Резать правду-матку не к сроку и не к месту, фиксировать, как зрачок дрогнул и ладони вспотели. А у меня не так много времени. Давай по делу.

— По делу, — вздыхает генерал. — По делу. Ситуация дикая. Ты думаешь, что я тебя раскалываю, отслеживаю реакцию зрачков, беру на понт, да? А ты обо мне подумай. Ко мне приходит в фургон незнакомый человек и начинает вести себя так, будто он мой заместитель или самый любимый подчиненный. Прекрати, Алекс, ломать комедию. Я совершенно не понимаю, чего ты добиваешься? Что ты хочешь от меня услышать? Клим — это оборотень-убийца, который никогда с нами не работал. Приезжал один раз, застал твои полеты. Авиатор-самоделкин… Был жесткий разговор, мы его отпустили.

Я молчу.

— Зачем отпустили, ты спросишь? А что с ним было делать? Устроить тот же цирк, что и с тобой? С беспорядочной стрельбой по амебам и летучим мышам?

Я молчу.

— Не знаю, о чем у вас был разговор и что вы за потасовку устроили. Я не знаю, что он тебе сказал и зачем. Но я рад, что его нет в живых.

— Ага, — говорю. — А по рации он, значит, не с тобой общался?

Генерал задумывается.

— Со мной, — кивает он наконец. — Для этого мы ему рацию и дали.

— Так чего ты мне мозги паришь, что он у вас не работал?

— Не работал. Рацию дали, помощь обещали. Советовался он, можно ли ему пролезать сквозь мелкую решетку.

— И вы, конечно, сказали, что можно?

— Мы сказали уклончиво — подумаем над этим вопросом. Так что он у нас не работал. Вот с тобой мы попробуем поработать.

— А с Дато поработать? — спрашиваю.

Генерал откидывается на черную кожаную спинку кресла и смотрит на меня сквозь прищур. Затем кивает вдаль, и все, кто толпились все это время у дверей, выходят, человек семь их там было.