Хазарская охота

– Тристан и Изольда? – грустно усмехнулась Виктория. – Миф обреченной любви?

– Думай как хочешь… – ответил Глеб.

Виктория легла ближе к стене и отвернулась.

В жарких потемках Глеб видел только нежный абрис ее щеки и белоснежную шею с завитками волос на затылке. Кажется, она и в самом деле спала. В напряженной ночной тишине он легко различил бы движение ее ресниц.

За низеньким окошком сыпал густой мягкий снег. На рассвете они выйдут к Богуре, а он все еще не знает, что за женщина лежит и дышит рядом с ним. Кто она – беспощадный враг? А может быть, тоже ищет истину, похороненную в этих горах? Но этот переход без цели и конца внезапно стал ему нужен и дорог, как нить, протянутая из прошлого в будущее.

За ночь снег завалил тропы, выровнял расщелины, мягкими наплывами навис над обрывами. Глеб шел впереди, прощупывая дорогу. Из-под ноги выскочил камень, отломился большой кусок сланца и, потеряв равновесие, Глеб прокатился по склону, считая ребрами уступы. Он не сразу пришел в себя, попробовал сесть и не смог. На колене, под разодранным камуфляжем чернела глубокая рана, коленная чашечка была выбита.

«Все, отходил», – мелькнуло в голове.

Подбежала Виктория. Сквозь боль он попробовал улыбнуться: было в ней что-то такое, отчего у мужчин прибывало мужества. Виктория быстро и ловко перебинтовала колено поверх камуфляжа.

– Придется вернуться в избушку, – обреченно прошептал Глеб.

Сначала он шел, тяжело опираясь на плечо Виктории, тихо свирепея от боли. В помощь ему Виктория срезала орешину, но вскоре нога совсем отказала. Большую часть пути Глеб полз, волоча ногу, и до избушки они добрались только к вечеру.

Виктория растопила снег и обмыла рану. Она сделала все, что смогла: вправила коленную чашечку, достала из рюкзака спирт, иглу, моточек кетгута, кольнула шприцем и наложила ровные аккуратные швы. Боль стала понемногу утихать.

– Утром я уйду. Так надо, – Виктория положила руку на лоб Глеба и провела по колючей запавшей щеке.

– Подожди, несколько дней, и я смогу идти, – прошептал Глеб.

Но Виктория покачала головой.

– Останься со мной! Я впервые тебя прошу.

– У тебя будет вода, – пообещала Виктория. – Весь запас я оставлю тебе.

– Ты стала совсем другой, – с горькой усмешкой заметил Глеб. – Человечнее как-то, о воде заботишься… Что с тобою?

Вместо ответа Виктория коснулась губами его губ. Бревенчатая ладья, покачиваясь, плыла между созвездий. Глеб гладил ее голову с рассыпающимися волосами, так похожую на ту, потерянную навсегда. На миг, всего лишь на миг ему показалось, что он с Наташей, и Глеб прошептал ее имя, позвал безнадежно, и женщина рядом с ним замерла, впитывая яд чужого имени.

Свиток тринадцатый Прыжок барса

Хазарский каганат… Ни стены и ни рвы

Тебя не защитят. Приблизилась расправа.

На стягах алых царственные львы.

Встает заря, роскошна и кровава.

Мы – златокудрая дружина Святослава,

Ты чуешь, каганат?

Мы двинулись «на вы»!

С. Яшин

965 год от Рождества Христова

Черные хазары верили в чудеса. Именно они распустили слух, что на крыше дворца малика Иосифа сидит золотой петух. Он умеет хлопать крыльями и кричать не хуже муэдзина. Всякий раз перед вражеским набегом или ответным военным походом птица поворачивалась в ту сторону, кукарекала и хлопала крыльями.

В новый год, который хазары отмечали весной вместе с появлением новой травы, случилось неожиданное: птица трижды прокричала на север. Новый год ознаменовался грозными вестями. Предупреждение «Иду на вы!» прислал Святослав, каган русов, и по слухам уже двинулся на юг, увлекая с собою союзные племена. Стремительно, как барс, настигал он добычу и исчезал, как тень, оставив молчаливые дымящиеся развалины селений, где некому было даже оплакать мертвецов. И было ему дано прозвище – Барс. Новый год у степняков был назван Годом Барса, и в этом имени звучало дурное предзнаменование!

Как всякий правоверный иудей, малик Иосиф был избавлен от вредных суеверий. Так, согласно третьей книге священной Торы, прокляты от века всякие гадатели и звездочеты, и волхвы, гадающие по блюду, и льющие воск, и смотрящие в зеркала из черного обсидиана. Но тем не менее придворным мудрецам было разрешено делать расчеты и составлять карты событий, а также искать соответствия у пророков и учителей прошлых веков. И мудрецы, развернув священные свитки, предрекли Иосифу скорую победу:

– Несется конница, сверкает меч, и копья блестят, и убитых множество, и груды трупов и нет конца трупам, спотыкаются кони о трупы их… и даже младенцы их разбиты на перекрестках всех улиц. Празднуй, Иудея, праздники твои! – эти слова из Книги Пророков успокоили малика.

Разведчики доложили, что войско русов не превышает десять тысяч воинов. Царь хазар призвал на службу двенадцать тысяч наемников. Малик не скупился на жалованье, и на военном дворе всегда было тесно от бездомных вояк, стоявших в очереди на место в его войске. Если один из них погибал, его место сейчас же занимал другой.

Войско торопливо покинуло Итиль и двинулось в задонские степи, чтобы там подстеречь прыжок Барса и разбить его на дальних подступах к хазарской столице. Семь тысяч воинов скакали вместе с царем, вооруженные луками и щитами, в шлемах и кольчугах. Другие были с пиками, вооруженные как мусульмане. Вместе с хазарами шли булгары и буртасы. Еще пять тысяч наемников остались охранять Итиль.

Хазарское войско встало лагерем, выслало отряды разведчиков и выставило посты. Золотую вещую птицу поместили в шатер малика и стали с тревогой ждать вестей.

Всю зиму ладили русы речные суда, и весной, едва тронулся лед на Оке и потянулись на север гусиные караваны, множество воинов храбрых, в боях закаленных, двинулись на юг со Святославом. Кольчужники шли на ладьях; конные скакали берегом, и хоть говорили про русов, что они неважные конники, но крепко сидело в седлах молодое поволье. В открытых схватках, в степи, они всегда одолевали печенегов, но не умели догнать их на своих небольших лохматых коньках. У печенегов же были кони хороших донских пород с блестящей шерстью, с белыми хвостами и гривами.

Посреди флотилии на красной княжьей ладье плыла Пребрана. Радим скакал правым берегом Расы и охранял проход лодий от печенегов и булгар. Лишь по ночам, у дружинных костров, встречались Радим и Пребрана, и Берегиня грезила о сыне, оставленном в Итиле. Радим так и вовсе ни разу не видел сына и редко думал о нем, опаленный жаждой будущей битвы.

Широка Рас-река в нижнем течении, неукротимая сила несет ее волны в море Хвалынское. Еще один дневной переход, и широко расплещется Русь, и как река напоит собою моря и океаны. И уже не жажда добычи, ни зов новых земель, а иная жажда и иной зов толкают струги и несут их к морю. Сила, которую не пережечь, и жажда, которую не утолить, наполняют холстинные паруса, и русские боги споспешествуют этой жажде и силе.

Русы спустились на ладьях в тыл хазарским войскам. Часть ладей спустилась ниже, и Итиль оказался заперт в ловушке, и не было окруженному городу надежды на спасение.

На рассвете устье Итиля заполнилось золотистыми стругами. Ладей было так много, что можно было посуху перейти с одного острова на другой, переступая с ладьи на ладью. С победным ревом войско устремились на город. Глиняные стены Итиля дрогнули под ударами таранов и рассыпались на обломки. Сквозь провалы карабкались обнаженные по пояс люди, с короткими мечами и стальными секирами. Искаженные яростью, они бросались на приступ. Наемный гарнизон предпочел бегство славной гибели, бросив горожан на верную смерть.