Хей, Осман!
Шрифт:
Девушка одета была в платье нарядное цвета «турунджу» - оранжевое. Платье такое - с оборками в несколько рядов по подолу - показалось Осману тотчас очень красивым. Ворот платья обшит был узорчатой тесьмой, тесьма была бахромчатая и потому на грудь свешивались кисточки. К этим кисточкам привешены были подвески красные, коралловые, и ещё какие-то украшения серебряные... Волосы девушки были - на тюркский манер - разделены на две длинные, долгие пряди и перевязаны сверху, над ушами маленькими, красными широкими лентами...
Но что одежда нарядная! Осман взглянул на её лицо и замер, так и застыл... Руки неловко
Девушка посмотрела серьёзно, не улыбнулась...
Он не мог поверить своим глазам! И прежде жизнь баловала его знамениями чудными и чудными. Но теперь... Как могло такое случиться?!.. Лицо девушки - это ведь было совсем лицо той красавицы с портрета франкского!.. Нежное, гладкое, карие глаза... А волосы тоже не чёрные... В сущности, у неё были каштановые волосы, но Осману, привычному к волосам ярко-чёрным, эти густые каштановые волосы показались совсем светлыми...
Она прошла мимо него и села среди других девушек. Осман услышал её голос, нежный и звонкий, но спокойный.
– Что здесь у вас?
– спрашивала она.
– Кто этот человек? Отчего он стоит посреди двора?
– Он не сумел разгадать простую загадку!
– отвечала одна из девушек.
– Какую же?
– Самую простую - Гель бизим эве - кояйим гётюне!..
Осман всё не мог стронуться с места. Он так и стоял посреди двора. Он видел, как эта милая красавица нахмурила бровки:
– Этот человек - не из нашего селения!
– заговорила она.
– Откуда ему знать наши игры и шутки? И что же он подумает о нас, когда станет слушать такие загадки?
– Гость!
– теперь она обратилась к Осману.
– Гость! Не думай о нас ничего дурного! Разгадка вот какая: это миндер - мягкая подушка, чтобы не было жёстко сидеть на полу!..
Осман сделал несколько шагов вперёд по двору, отчего- то к воротам... Но её голос нежный остановил юношу...
– Гость, не уходи!
– проговорила она.
– Здесь никто не хочет обидеть тебя. Не думай о нас дурно...
Каким тёплым было звучание, полнозвучие её нежного голоса!.. А ему вдруг почудилось, будто слух его обострился до последней крайности и оттого различает он каждый, самый тонкий, самый краткий звук её голоса...
– Я не думаю о вас плохо...
– А его голос чудился ему теперь совсем незнакомым, неуклюжим каким-то, будто приходящий издали гром близящейся грозы...
– Я — Осман, сын Эртугрула!..
Он повернулся от раскрытых ворот и пошёл широкими шагами к месту своему прежнему. Сел. Но она сидела чуть в глубине, среди товарок, и он не видел её. А, может быть, он не видел её, потому что темнело больно в глазах при взгляде его на неё. На всех здесь он мог смотреть, мог видеть их; а на неё - нет, её - нет...
– Так это и есть Осман, сын Эртугрула!
– Голосок её поднялся, взлетел до возгласа певческого.
– Я могла бы догадаться и прежде. По твоим косам, Осман, сын Эртугрула. Ты - тюркский воин... Мерхаба, Осман, сын Эртугрула!..
Покамест она говорила, покамест звучали все произнесённые ею слова, что пережил Осман?! Ему вдруг начинало казаться, что он занимает её сердце и разум, привлекает её; и тогда охватывала Османа такая, такой силы неимоверной безумная и бессмысленная радость!.. Но вот она перестала говорить,
голос её отзвучал. И Осман понял, что все её слова — одна лишь положенная учтивость. И всем телом почуял, как в груди, где сердце, раскрылась очень стремительно большая пустота. Он прежде и не думал, что возможно такое. Такая тоска, тоска... будто он хочет умереть и никак не может умереть...Может показаться странным, но Осману и в голову не пришло узнать, хотя бы у своего соседа, кто она, эта красавица... А соседу и в голову не пришло самому сказать...
– Будем дальше загадывать!
– громко сказала одна из девушек.
– Ты и загадывай!
– отозвался кто-то из юношей.
– Эвет.
– Голос девушки сделался ещё громче. Этот голос вызывал в душе Османа досаду саднящую. Почему все говорят, а та, единственная, замолчала?!..
Громкоголосая девушка меж тем уже произносила свою загадку:
– Эльле ятар, эльле калкар!
– Вместе с людьми он ложится, вместе с людьми и встаёт!..
«Затейливо придумывают!» - подумал Осман.
– Пусть Мальхун разгадывает, - лукаво сказала громкоголосая девушка.
Другие девушки подхватили:
– Пусть Мальхун!..
– Мальхун!..
– Пусть Мальхун разгадает!..
Почему он догадался, что Мальхун - это она? Никто бы не растолковал, почему! А менее всех - он сам!.. И более всего на свете хотелось бы ему, чтобы она не разгадывала загадку. Нет, конечно же, он понимал, что она знает ответ, отгадку; не может не знать! Но он так сильно хотел, чтобы она не разгадывала, чтобы она отказалась!..
– Не буду я разгадывать!
– Голос её раздался, чуть нарочно капризный, чуть насмешливый, звонкий...
– Отчего не будешь, Мальхун?
– Мальхун не знает отгадки! Память потеряла, должно быть!
– На кого-то Мальхун засмотрелась!..
Все наперебой поддразнивали Мальхун. Но она не смутилась и не стала оправдываться.
– Не буду!
– повторила звонко...
«Джаним!
– Милая!» - подумал Осман...
Кто-то уже выговаривал отгадку:
– Это ибрик - медный кувшин для воды!..
– Пусть Мальхун танцует!
– Не буду я танцевать! Не просите!
– Звонкая насмешливость в её голосе превращала отказ в милую весёлую шутку.
– Мальхун! Разгадай ещё одну загадку. Девушки-подружки, то, о чём в этой загадке говорится, видали вы тысячу раз и тысячу раз в руках своих держали! Бир гелиним вар - гелен ёпер, гиден ёпер!
– Есть у меня невестка такая: кто ни придёт в мой дом - её целует, кто ни уйдёт из моего дома - её целует!..
– Загадки простые!
– произносит какой-то парень.
– Всё о медном кувшине, да о медном кувшине! Пусть Мальхун танцует!
– Нет, с чего бы ей танцевать? Разве она не знает отгадки? Она просто-напросто не хочет отвечать!
– А почему это она не хочет отвечать?
– Да как это почему? Потому что деликанлия-удалец приехал к нам!
– А конь его, как мчал его к нам, как ехал - дели раван!
– А узда-то у коня - дизгин - шнуром украшенная!..
Осман сидел, опустив низко голову, набычившись.
Смуглые его щёки сильно-сильно покраснели. Он невольно надул щёки и они казались толстыми. Всё лицо его, искажённое его чрезвычайным смущением, сделалось смешным...