Химера
Шрифт:
Не буду утверждать, что эти медведи — отпетые людоеды. Но вырванные из груди еще бьющиеся сердца они закидывали в свои чрева с регулярной частотой. Довольно при этом урча, словно щенки, получившие в награду лакомство.
Приток черных воинов прекратился так же внезапно, как и начался. Место сражения из жесточайшего побоища превратилось в «шоу». Кровавые сытые мишки теперь лениво плелись по коридорам трупов за уцелевшими бойцами. Те, в свою очередь, пытались от них удрать, передвигаясь ползком. Безграничное геройство бойцов испарилось без следа, оставив после себя лишь ужас.
Выстрелы смолкли, свет редких фонарей затух, и в свои владения
В красном мерцающем свете тревожной сигнализации арена смертельной битвы выглядела еще тошнотворней. Количество мертвечины на квадратный метр зашкаливало. Изуродованные трупы местами были навалены в два-три слоя. Расстрелянные, обезглавленные, изрубленные, сожженные, ободранные и поглоданные… Мелко нашинкованные кубиками. С вывороченными наружу кишками. Нарубленные увесистыми кусками и просто разодранные напополам. Кошмарно… Горы свежеумерщвленной плоти, омываемые океанами загустевшей крови.
Чудовищная сцена из фильма ужасов, которая на самом деле не была вымыслом. Вот тут жуткая кучка обезображенных кистей рук. Чуть левее обрубленная нога. Тут одинокая горка смердящих внутренностей с голубыми глазами. Ни конца этому не было, ни края. Человеческий фарш…
Кто они такие? Террористы? ЦРУ? ФСБ? Или еще кто… Заскучавшие апокрифичные боги будут чертовски довольны такому жертвоприношению! Как и изголодавшиеся трупные черви, которым наверняка ненавистно любое проявление жизни. К какому же классу отнести нелюдей, организовавших бойню?! Хотя неважно кто… Ради чего? Зачем такие безумные людские потери, от которых стынет в жилах кровь?
Неужели это все ради убийства никчемного Эйзентрегера? Он и так нежилец, зачем ему помогать? Он и сам бы успешно справился. Альфред? Раньше для того чтобы его убить, армию не отправляли. Максимум — взорвали бы машину… Ну, или бы у входа в замок Вольфганга встретили.
Может, охотились за мной? Даже как вариант рассматривать не буду! Глупо… Я даже не знаю, кто они такие. Чем я мог им не угодить?
Чем больше я об этом думал, тем чаще в голове проскакивали слова «артефакты» и «прозрачные». Я склонялся к тому, что виноваты в этом осязаемом бреде именно они. И чем сильнее себя в этом убеждал, тем становилось страшней… За жизни расходного материала… людей…
Точно… Им нужен не я, а предмет. Но зачем им Химера? Не было у меня пока ответов. И я не знал, где их искать…
Громоздкая сейфовая дверь наконец-то бесшумно отворилась. Немного, буквально на полметра, но как раз достаточно для того, чтобы в образовавшийся проем втиснулся не очень крупный человек. Вольфганг сразу же нырнул в пучину таинственной комнаты, но пробыл там недолго. Выскочил через несколько секунд как черт из табакерки. Глаза одурело-бешеные. Лицо багрово-красное. Руки дрожат, как отбойный молоток… Удивительно то, что выглядел он при этом безмерно счастливым. Словно ребенок, увидевший в первый раз в своей жизни Дедушку Мороза. Еще чуть-чуть — с табуретки брякнется и стихотворение уже никогда не вспомнит.
Внезапное изменение его внешности и внутреннего состояния было трудно не заметить. Но больше меня удивило другое. В руке Вольфганг сжимал цепочки, на которых вместо кулонов висели серебристые фигурки.
Те же плавные изгибы и выпуклости, размер, сверкающий блеск неизвестного металла… Бык, Кобра и Морж. Я впервые видел другие предметы, но сомнений в том, что у них и Химеры один создатель,
у меня не осталось. Даже на расстоянии я чувствовал леденящий холод, исходящий от них. А еще легкое покалывание пальцев. Как будто это не Эйзентрегер держал их, а я сам.— Я готов и требую продолжения банкета! — накидывая на шею амулеты, громогласно заорал Вольфганг, разрушив безмолвие. — Есть еще порох в пороховницах и ягоды в ягодицах! Так, кажется, у вас в Словении говорят? Поправь меня, Рихтер, если что-то неправильно. Ты же это любишь…
Почему не в России, а в Словении? Он что-то путает… Маразм?
— Ты прав как никогда, старина Вольф! — ответил ему Альфред. — Давно я не видел такой мощи в одних руках… Даже слишком давно…
— Я уничтожу «брыдлых мордофилей» одним взмахом руки, — вопил Вольфганг, переходя местами на изысканные ругательства. — Сотру в порошок! За мной, воины преисподней! — скомандовал он и сиганул вниз по лестнице со скоростью падающего камня.
— Поползли! Что стоишь, как статуя, «брат-словак»? Самое интересное пропустишь, — толкнув меня в плечо, сказал Рихтер. — Скоро мы увидим истинную силу могучего Четвертого рейха. Ты уже никогда в жизни не сможешь этого забыть. Аршалуйс, давай за нами!
Непомерно взбодрившийся Вольфганг забегал вдоль боевых рядов, как сумасшедший, пытаясь подбодрить и наставить каждого бойца лично. От одной стены до другой и обратно в той же последовательности. Словно игрушка с механическим заводом. Здесь по плечу похлопает, тут тяжелое оружие в руках поправит, тут «кровавым мишкам» брылы пооттягивает… Никто из толпы не скучал.
Но в один прекрасный момент пружинка внутри него все-таки лопнула, и он завис без движения с глупым выражением лица. Взгляд устремился в одну точку. Как будто что-то вспомнил или, наоборот, забыл. Глаза его закатились, и он рухнул на землю. Все его мышцы напряглись, дыхание остановилось, набухли вены в области шеи. Лицо приобрело мертвенную бледность, и послышался хруст зубов.
Эйзентрегер сначала закричал, потом захрипел и начал биться в судорогах. Изо рта пошла пена. Эрнста фон Рунштедт, завидев приступ Вольфганга, подбежала к нему и сорвала с шеи артефакты.
— Группенфюрер, вы слишком неосторожны с этими вещицами.
Не зря Рихтер меня предупреждал о том, что нельзя использовать несколько предметов одновременно. Старик Вольфганг забился в эпилептическом припадке в считаные минуты. Теперь я в этом убедился воочию.
— Мое! Отдай! Стерва! — заорал Вольфганг, поглядывая безумным взглядом на Эрнсту. — Мое!
Арийка не реагировала. Она терпеливо дожидалась возвращения прежнего Эйзентрегера. Причем не зря…
— Быка мне, — через минуту спокойно произнес Вольфганг, очухавшись от мозговой контузии. — Остальное… Моржа забери себе, Ламия. Вторую хрень передай старичку с тросточкой.
— Так точно, херр Эйзентрегер! — выкрикнула непробиваемая арийка, в очередной раз вскидывая в приветствии руку. После чего подошла к Рихтеру и передала ему предмет.
Пока все было тихо. Я бы сказал: слишком тихо. А это всегда не к добру…
Начало третьего акта фатальной битвы непредсказуемостью не отличалось. Вновь появление стеклянного орла. Рев разъяренной толпы. И сразу за ними обоюдный грохот орудий всех калибров и размеров. Видимость с пола была намного хуже, но реанимированная фантазия вполне справлялась со своей работой. Она прорисовывала в воображении кошмарное месиво в мелких деталях.