Химера

ГЛАВА ПЯТАЯ ДВЕРЬ В НИКУДА ИЗ НИОТКУДА

Екатеринбург, 24 декабря 2011 года, / Поезд Екатеринбург — Москва, 25 декабря 2011 года

Сегодня утром я проснулся в уютной кровати, и что важно — в собственной. К тому же не от того, что кто-то наглым образом потревожил сон. Все проще — я невообразимо устал спать. Да, и такому суждено было случиться в жизни.

Обычно раздражающий будильник мирно шелестел черными усами-стрелками на прикроватной тумбочке. Он даже и не думал трезвонить шутовской шапочкой с бубенцами, и этим пробуждал во мне сладостное умиление.

Быть может, будильник испугался недавних угроз? Что я там говорю ему спросонья?.. Клянусь выбросить его в окно, прямо под колеса несущихся автомобилей. Отправить в мусорное ведро, где ему самое место. Познакомить с многотонным прессом, который в секунды превратит бедолагу в металлическую котлету. Все-таки вряд ли… Ну, не похож он на впечатлительную особу. Все намного бесхитростней — не заводил я его вчера… Как и позавчера, и позапозавчера… Я же в отпуске…

Вот оно, персональное «Авраамово лоно» в миниатюре — место, где нет душераздирающего скрежета коварного будильника. Нет убивающих сознание телефонных звонков. Нет удручающих и тягостных понедельников. И главное, нет бессердечных, всевластных и ничего не понимающих руководителей. Тех, которых хочется сравнить с чем-то резиновым и иногда источающим аромат клубники. Как же я безгранично рад тому, что Рихтер отличный начальник — редкое исключение из этого правила.

Я принадлежал только себе и делал все, что захочу. То есть, в основном ничего не хотел и ничего не делал. Вот уже неделю я непрерывно бездельничал, и казалось, что с каждым днем отдыха я все сильнее в нем нуждаюсь. Не было этому ни конца ни края, и не вырваться мне из замкнутого круга. Чем дольше отдыхал, тем большую усталость испытывал. Ее нельзя сравнить даже с изнеможением от работы грузчика. Такого, которому приходится разгружать мешки с мукой весом в полцентнера часов по шестнадцать в сутки.

Но жизнь, несмотря ни на что, божественно прекрасна, и об этом хочется кричать во всю ширину луженой глотки, на весь земной шар! Пожалуй, эту эйфорию не описать всеми словами мира, ни на одном языке. Намерение было настолько сильным, что я пополнил список заветных желаний еще одним пунктом. Под номером одиннадцать — «поорать на вершине зеркального небоскреба». Разместилось оно между «прокатиться на огненно-красном жеребце «Ferrari», разогнав его до максимума» и «плюнуть с верхнего уровня Эйфелевой башни на головы беспечных парижан».

В отпуск меня отправил Альфред, отблагодарив за плодотворный труд, несмотря на то, что отработал я чуть больше месяца. Следуя его совету: не спорить, я не стал отказываться от предоставленного кусочка счастья. Выполнив все пожелания Рихтера, получил его благословение и добротные премиальные, немного недотягивающие до бюджета Княжества Лихтенштейн.

Конечно, он переоценил мой титанический вклад в наше общее дело. Не был труд настолько хорош, даже для новичка.

Пару раз меня нагло кинули на деньги — других слов не подберешь. Подсунули состаренные китайские подделки вместо антиквариата. Однажды я по черепушке получил, да так, что сознание ненадолго покинуло меня. В отличие от ценностей и «лишних» денежных средств, утраченных навсегда во мраке беспредела.

Но Рихтер убеждал в том, что так бывает со всеми, и даже с ним, почти один в один. Может, он и сочинял чуть-чуть. Хотя, вернее сказать, много привирал, но это вселяло необходимую уверенность в собственных силах.

Время бежало галопом, неистово ржа и брыкаясь на ходу, словно вырвавшийся на волю мустанг. Появлялся бесценный опыт, иногда даже положительный. Зарождались негласные каноны, от которых я больше не отступал. И все вроде налаживалось…

Ну, или мне так хотелось думать…

Всему в мире свойственно заканчиваться, рано или поздно. Исключением не стал и скоротечный отпуск. Смешные усы на будильнике застыли по обе стороны числа двенадцать, больше походя теперь на озлобленные брови.

Из этого следовало два события. Во-первых, нужно вставать, пока враждебные часы не покусали. Во-вторых, до поезда не так много времени, и его нужно использовать с умом.

Сегодня я отправляюсь в Москву, в важную командировку вместе с Рихтером. По поводу ответов на таинственные вопросы. На встречу с загадочным человеком, личность которого окутана маревом конспиративности. Да, именно так и никак иначе. Это все, что я смог выпытать у Рихтера, несмотря на всю свою твердокаменную настойчивость.

Дорожная сумка упакована еще в прошлые выходные. Электронные билеты на поезд «Благовещенск — Москва? 349Ч» забронированы. Места в дешевом плацкартном вагоне. Все, как потребовал Рихтер, который категорически отказывался ехать в купе. И никакие доводы здравого смысла не могли его переубедить. Хорошо хоть он не попросил места у туалета, чтобы в полной мере хапнуть заряд экстрима от такой поездки.

* * *

Ярко-желтый автомобиль с оранжевым фонарем на крыше и шашечками на борту остановился со скрипом тормозов прямо «под варежкой». Я сунул мрачному таксисту пачку мятых купюр из заднего кармана джинсов, не утруждая себя пересчетом, и захлопнул дверь. Было там, конечно, больше, чем мы договаривались. И даже намного значительнее, чем совесть позволяла ему попросить, но это не столь важно сейчас. Для хорошего человека не жалко. Он сдержал обещание довезти меня быстро — «немного пренебрегая ограничением скоростного режима», я сдержал свое — «отблагодарить его, как следует».

Водитель пересчитал купюры, и я получил знаковый жест одобрения — поднятый вверх большой палец правой рукой. А еще улыбку, полную восторга, которая украсила угрюмое лицо пожилого водителя с восточными корнями. Я еще раз махнул на прощание, и таксист не спеша, словно сонная муха, отъехал от железнодорожного вокзала.

Перед собой я увидел памятник славным героям Великой Отечественной войны. На постаменте из серого уральского гранита в едином порыве слились рабочий-металлург и его мужественный сын-танкист. Монумент был величественен и несокрушим. Как и несгибаемая воля людей, которых он стремительно поднимал ввысь манящих огней миллионов звезд. Памятник вдруг замерцал холодным серовато-голубым свечением, и по поверхности потекли к земле электрические разряды.

Что вообще происходит? Невероятно… Можно, конечно, предположить, что это явление вызвано скоплением атмосферных разрядов. Но на небе, как назло, не было ни облачка. Других вразумительных объяснений в голове не нашлось. Мистика…

К тому же видение становилось с каждой секундой все фантастичней. Мне казалось, что я вижу, как люди на памятнике… оживают.

Окаменелые груди героев великой битвы вздымались от тяжелого дыхания. В их глазах зажглись бессмертным пламенем героизм и самопожертвование. Каждая клетка их тел пропиталась сдержанной, глубокой скорбью.

Суровые люди, как и время, в которое они жили и умирали… Жестокие, леденящие душу воспоминания, живущие по сей день в памяти и сердцах людей. Их ни каленым железом не выжечь, ни топором не вырубить.

Теперь я даже слышал отголоски бессмысленных побоищ. Взрывы, залпы тяжелых орудий и автоматные очереди. А еще предсмертные стоны…

Моргнул и галлюцинации исчезли. Сердце в бешеном ритме молотило о грудную клетку, разгоняя вязкую кровь. Лоб покрылся холодной испариной, руки дрожали. Воздуха катастрофически не хватало. Но не только от тревожных видений, а еще и от страха вновь все потерять и начать жизнь с нуля. Как в далеком две тысячи восьмом… Только сейчас я осознал, что за все время я ни разу не был на вокзале. А если это случится вновь? Чертовы наваждения, без жалости терзающие сознание.