Химера
Шрифт:
Состояние постепенно пришло в норму. Теперь мне почему-то дико хотелось есть, так что буйвола бы целиком проглотил, словно гигантская змеюка-переросток. Как-то я упустил сегодня этот момент, а вот бдительный желудок нет. Он нетерпеливо урчал, перебирая гамму различных тональностей.
Я потихоньку подкрался к вокзалу, пробравшись через плотную толпу ужасно нескромных нелегальных бомбил. То еще зрелище… Они толкались и галдели, окучивая клиентов, словно оголодавшие чайки, дерущиеся за черствый кусок хлеба на морском берегу.
Информационное табло на освещенном, как днем, здании вокзала «Свердловск-Пассажирский» подсказывало, что до прибытия поезда осталось
Заприметив ближайшую закусочною с глубокомысленным названием на неоновой вывеске: «В гостях у Самаэля», я на свой страх и риск проследовал к дверям. А пугаться и удивляться здесь было чему. Это вам не визит в чопорный и изысканный французский ресторан.
Интерьер забегаловки угнетал безвкусием. Покрытые слоем черной мерзости стены, помнящие аромат свежей краски во время ремонта в прошлом веке. Тряпичные диванчики в удручающе дряхлом состоянии. Грязь на них не только виделась невооруженным глазом, но и ощущалась обонянием. Деревянные столы без скатертей завалены горами грязной одноразовой посуды. Ее, видимо, вообще предпочитали не трогать, чтобы не беспокоить клиентов по пустякам. Да и музыка соответствующая — мрачная и злая, как в культовых фильмах ужасов. В свое время это место, вероятно, было настолько же восхитительно и прекрасно, насколько ужасно и отвратительно сейчас.
Помещение до отказа забито типичными представителями привокзальной «богемы». Беспробудные пьяницы бомжеватого вида со стойким запахом тройного одеколона. Эти постоянные клиенты со скучающими физиономиями располагались вокруг барных столов, заставленных пивными кружками и бутылками из-под сивухи. Вероятно, пьянчужки ждали случайного собутыльника с «бухлом», обязательно небрезгливого и принципиально не пьющего в одиночестве.
Агрессивно настроенная молодежь в спортивных костюмах, бросающая презрительные взгляды в мою сторону. Парни кучковались на диванах, вальяжно развалившись на них, словно мартовские коты на солнце. «Хлопцы» увлеченно резались в нарды, сопровождая игру заливистым смехом и улыбками. Здоровые, мускулистые, с воротником из кудрявых волос и бульдожьими цепями из турецкого золота в палец толщиной. Лица кавказской национальности — так их обычно называют.
Между столами шныряла парочка малолетних беспризорников. Грязные, вонючие. С болезненно-сероватыми лицами и беззубыми улыбками. Из одежды на них только тряпье на три размера больше. Выглядели они как минимум странно, как максимум — попросту омерзительно. Босяки настойчиво и хамовато просили мелочь на корочку хлеба. Видимо, попрошайки считали, что кто-то им чем-то обязан в жизни. Сомневаюсь, что деньги сиротинушки собирали на еду. Скорее, на покупку клея «Момент» и полиэтиленового пакетика в ближайшем ларьке, для того чтобы избавить себя на несколько часов от однообразной жизни. Так они могли отправиться в мир манящих галлюцинаций, оставив почти бездыханное тело на холодном бетонном полу в подвале. Ну, не видел я в них мук от недоедания… Горы неоприходованной еды на столах, щедро облепленной неразборчивыми мухами, их не интересовали.
Попадались, конечно, тут и редкие гости — приезжие пассажиры. Как и я, заблудившиеся и случайно забредшие на «пир во время чумы». Из разношерстной толпы их выделяло натянутое приличие, выпученные от шока глаза и скорость заталкивания тошнотворной пищи, от одного лишь вида которой становилось не по себе.
Впрочем, схожесть с рестораном все-таки была — заоблачные цены с разорительным для кошелька эффектом.
Доступные зажравшимся олигархам, а не среднему классу, который вкалывает по двенадцать месяцев в году. Сравнимые лишь с ценами в баре космической станции, подвешенной в первой точке Лагранжа системы «Земля — Луна».И все же впечатления от кафе не смогли побороть голод, звериным рыком разрывающий желудок. Решил все-таки перекусить.
— Добрый день! Что можете посоветовать? — спросил я продавца, подходя к барной стойке, заваленной жирными чебуреками.
Выглядел «буфетчик» необычно, но вполне вписывался в жутковатый колорит заведения. Он напоминал сатира. Широкоплечий, плотного телосложения, с угольной промасленной бородкой, похожей на козлиную. Бегающие черные глазки и тело, покрытое густой шерстью. Одет он в белую майку со следами масленых отпечатков пальцев. В районе груди на ней красовался «бейджик» с нацарапанной надписью «Silbi». На голове разноцветная чалма, намотанная достаточно плотно. В руках бусы-четки из лазурита и малахита с подвеской из серебристого металла в виде уробороса — свернувшегося кольцом змея, пожирающего собственный хвост.
Завершала образ одна немаловажная деталь — стойкое амбре перегара. Такой концентрации, что даже у ко всему привычных мух дыхание перехватывало, и они падали замертво, прямо в чебуреки.
Может, у продавца и были копыта и рога, но я их не видел по понятным причинам. Ну, не говорить же ему: «Эй, ты, сними чалму…» Ну, или: «Эй, ты, выходи из-за стойки, предъяви копыта…» Да и черт с ним, с сатиром… Тьфу, тьфу, тьфу…
— Посоветовать, говоришь… Советую не выпрашивать советов у незнакомых человеков… Неблагодарное дело. Ничего они не принимают с таким отвращением, как советы, — сказал он с грубым кавказским акцентом, не утруждая себя даже кивком для приветствия.
— У меня хорошая память — вы же Аддисона цитируете? Вы образованней, чем мне показалось вначале.
— Это не какой-то «патиссон» сказал, а Силби… Что, читать не могешь? — тыкая пальцем в грудь, пробурчал продавец.
— Неважно… Я вас лишь просил посоветовать, что мне из еды выбрать.
— Я тоже про нее… И я уже ответил. Причем в расправленной форме. Здесь еду продают, а не советы раздают. Я ведь бармен. Может, ты не туда забрел?
— Хорошо… Что-нибудь есть, кроме пирожков? — кивая на поднос, спросил я.
— Не пирожки. Чебуреки. Глядишь тоже плохо?
— Р-р-р-р-р… Что-нибудь, кроме чебуреков, есть? — задал я новый вопрос, чувствуя, что закипаю, как чайник на плите.
Скоро либо свисток выбьет, либо крышку сорвет.
— Обижаешь. Конечно, есть. Еще пирожки с мясом.
— Ой, б… бл… Меню есть?
— Как без него? Надо было начинать с этого, — ехидно ухмыляясь, сказал он и бросил новенькую кожаную папку на барную стойку.
Видимо, до меня к ней ни одна рука не прикасалась. Белоснежный листок внутри папки еще источал запах типографской краски. Хотя дата, указанная в меню, говорила о том, что напечатан он в далеком августе восьмого числа восьмого года. Да, часто же его спрашивают, а еще чаще меняют!
— Ну, что встал, выбирай? Очередь задерживаешь, — вздыхая, торопил меня сатир.
— Все есть, что в меню? — поинтересовался я, обернувшись.
К моему удивлению, толпа людей за моей спиной отсутствовала. Странный он все-таки…
— Все! От начала до конца… Или от конца до начала… Как тебе угодней будет.
— Вот это, вот это и это, — тыкая наугад в листок, сделал я заказ.
— К сожалению, этого сейчас нет. Давай еще раз. Потычь пальцем.
— Вы же говорили, что все есть.