Хищники с Уолл-стрит
Шрифт:
– Облигации.
– А кроме облигаций?
– БРИК, – ответил я, используя бытующую на Уолл-стрит аббревиатуру для быстрорастущих экономик Бразилии, России, Индии и Китая.
– А мне нравится «Джек Ойл», – парировала она, горя желанием внести и свой вклад. Эта компания продает высокотехнологичные буровые головки нефтяникам вроде «Эксон» и торгуется под тикером «JACK».
– Хорошая компания, – клюнул я на эту наживку.
Подсекая, чтобы всадить крючок поглубже, она ответила:
– А я слышала, ты обслуживаешь Попрыгунчика Джей-Джея.
Джозеф Джаворски (правда, на его родном языке это звучит «Йозеф Яворский») – CEO «Джек Ойл» – мой крупнейший клиент.
35
«Фиделити» – наверное, имеется в виду «Fidelity Worldwide Investment». Вообще-то это слово, переводящееся как «верность», пользуется невероятной популярностью, в том числе на российском рынке, так что компаниям, так или иначе использующим это слово в своих названиях, просто несть числа.
Предложение Джей-Джея превзошло самые смелые ожидания, в том числе его собственные. Он уже диверсифицировал половину своих позиций в «Джеке» и все еще владел 2,3 миллиона акций, стоящих 190 миллионов долларов при цене 83 доллара за штуку. Недурно для польского эмигранта.
– Кто тебе сказал, что Джаворски – клиент? – Я тотчас заподозрил Курца, нашего босса, ПМС нашего отдела.
– Джей-Джей.
Закашлявшись, я чуть не отхаркал собственную печенку.
– Мы познакомились на вечеринке в выходные, – пояснила Пэтти. Наклонилась ближе, еще ближе, настолько близко, что можно было застегивать пуговицы на общие петли, настолько близко, что блеснула рукоделием своего пластического хирурга. – Мы с ним очень поладили.
– Ну и как там Джей-Джей? – спросил я, старательно разыгрывая невозмутимость, но ощутил, как сердце забилось чаще.
– Держу пари, я могу тебе с ним помочь.
Ну вот, схватка начинается. Леди Золотая Рыбка уже разевает роток на долю в улове моего крупнейшего клиента.
– У нас хорошие деловые отношения, – сказал я, пытаясь развеять ее интерес, – но я подумаю об этом. – Важно было позволить ей сохранить лицо. Воевать с Пэтти проку мне совершенно никакого.
– Ты знаешь, где меня найти, О’Рурк, – по пути обратно в Эстрогеновый переулок беззаботно проронила она.
Когда Пэтти покинула пределы слышимости, я позвонил Джей-Джею, чтобы оценить масштабы ущерба. У нас с Попрыгунчиком Джей-Джеем прекрасное взаимопонимание, но в некоторых базовых вопросах инвестиционных стратегий, вроде необходимости подстраховать его портфель, мы расходимся. Он считает, что говорить об облигациях хуже, чем отскребать дохлых мух с липкой бумаги. Не исключено, что Пэтти опоганила мои рыночные рекомендации. Не исключено также, что мне нужна очередная аксиома.
Четвертая. Все топ-продюсеры – параноики. Иначе мы ни за что не стали бы топ-продюсерами.
– Алле, – ответил Попрыгунчик Джей-Джей после первого же гудка. Верный признак, что что-то не так. Джей-Джей никогда не снимает трубку сам. Все звонки проходят через его виртуозную секретаря-референта Джинджер. А модуляции самого Яворского обычно звенят мощью, этаким акустическим коктейлем сарказма и сохранившихся следов польского акцента. Вот представьте себе Джека Николсона из Варшавы {36} .
Но
не сегодня. Это «алле» прозвучало как-то вяло. Зондировать на предмет Пэтти сейчас не время.36
Джек Николсон из Варшавы – на самом деле сравнение не такое уж парадоксальное. Отец Николсона был латышом, а польский язык в Латвии довольно распространен.
– Что стряслось? – спросил я.
– Jestem udupiony, – ответил он.
– Что это значит?
– В переводе с польского – я в жопе.
– Скверно.
– Ты знаешь Джинджер, верно?
– Конечно. Ее разве забудешь?
Его личный референт была эталоном корпоративной производительности. А еще притягивала взоры всех мужиков, находившихся в радиусе 15 футов от нее. Джей-Джей однажды из-за нее устроил специальное собрание, пригласив только мужчин, на котором велел работникам своего офиса прекратить пожирать глазами ее «cycki», что по-польски значит «сиськи».
– Джинджер вчера уволилась, – сообщил он.
– Ты шутишь! – Даже не представляю, как Джей-Джей справится без нее. – И в чем дело?
– В выходные мы перешли на новую телефонную систему.
И куда это ведет?
– Ну и? – вслух спросил я.
– Голосовая почта рыгнула.
– Чего-чего она?
– Рыгнула. У Джинджер была интрижка с женатым типом из нашего офиса, – пояснил он.
– И как ты об этом узнал?
– В среду вечером этот тип оставил ей пятнадцатиминутную голосовую почту. Очевидно, они только-только порвали между собой. Он просил Джинджер взять его обратно.
– По-прежнему не понимаю, откуда ты об этом узнал.
– Наша ультрасовременная телефонная система форварднула его послание в голосовую почту всех до единого.
– Вот дерьмо! – воскликнул я. – И все это слышали?
– Все восемьсот тридцать семь человек. Все наши офисы по всей планете.
– И что он сказал? – Несмотря на потрясение, я не мог не дать волю своему похотливому любопытству.
– Этот субъект продиктовал целое продолжение к «Камасутре», – отозвался Джей-Джей, бравируя польским акцентом в каждом слове. – Джинджер, я встану на колени и сделаю то-то и то-то. Джинджер, я тебя отшлепаю и сделаю то-то. Джинджер, я научу тебя таким штукам, до которых даже в Голливуде еще не додумались. И все такое.
– Пятнадцать минут – уйма времени на сальности в автоответчик… – Сам я так и не научился воспринимать секс по телефону.
– Да там не только секс. Он еще и нюни пускал.
– Нюни пускал?
– Пожалуйста, возьми меня обратно, – передразнил Джей-Джей плаксивым голосом с польским акцентом, будто Джек Николсон из Восточного блока. – Ради тебя я брошу жену.
– Вот жопа.
– И не говори. Я намеревался дать ему под зад коленкой, если сам не уволится.
– И почему же не дал?
– Адвокаты.
– Уяснил.
– Эй, слышь, – начал Джей-Джей, меняя тему, – насчет своих акций я сейчас говорить не могу.
Я уже давно проедал ему плешь на предмет продажи толики «Джек», а то и хеджирования, чтобы подстраховаться. Он и понятия не имел, что на звонок меня спровоцировала Пэтти Гершон, а вовсе не деривативные инструменты.
– Только свистни, как будешь готов, Джей-Джей.
Обсуждать Пэтти Гершон смысла нет. Внезапная смена темы Джей-Джеем послужила сигналом, что ему надо кончать разговор. И едва я повесил трубку, как Энни мне сообщила: