Хищный инстинкт

– Эфа!

Что Эфа? Я вообще это не контролирую. Моя магия под гнетом постоянного нервного перенапряжения совсем сорвалась с цепи и скоро обретет полную самостоятельность. Если все так продолжится и дальше, оглянуться не успею, как буду встречаться с ней на приемах.

Я поманила подвешенного пальчиком и фонарь склонился, поднося жертву поближе. Хоть так. Магия тоже девочка, а значит, понимает мои эмоции.

– Сэр, вы покусились на чужую невесту, айяйяй.

Примарх потрогал прут на талии и попытался приобрести невозмутимый вид. Насколько это возможно, не доставая ногами земли.

– Я приехал поговорить.

– Поговорить?

– Да, точнее сначала думал начать ухаживания, даже разделался со всеми делами, чтобы пожить где-нибудь по соседству. Но потом Вайн прислал приглашение на обручение.

– Это все его пьянки, - разозлилась я, - совсем разум потерял.

– Эфа...

Я досадливо махнула рукой и черный прут соскользнул с пояса волка, заставляя приземлиться с хлопком на садовую дорожку. Корнуэлл с некоторым недоумением изучил расцарапанные ладони и поднял на меня взгляд. Да, герой, вспомни, твой волк, с непробиваемой для других шкурой, не может защититься от меня.

– Поздно, Люшер, - устало сказала я.
– Все много раз обсуждалось, смысла нет повторяться. Я дала согласие другому. Или ты из-за ребенка так переживаешь?

– Мне дорог малыш, - Люшер сделал шаг навстречу и вдруг опустился на одно колено и заговорил низко и неожиданно хрипловато, - но я его не знаю. А вот без тебя жить не могу. Подыхаю я без тебя, Филиппа Равенна Риверстар. Ты мне видишься в отражениях, снишься по ночам, я волнуюсь, как ты живешь, счастлива ли... Я идиот, который не всегда мог тебя понять, но позволь мне попробовать, дай шанс.

Гордец ухитрялся стоять на одном колене и жадно рассматривать мое лицо. Кардинально он никогда не изменится. Как и я. Но если есть хотя бы маленький шанс, что мы начнем слышать друг друга...

– У меня есть привычки, принципы. Я уважаю требования света и семьи, - неуверенно начала я.

– Это как-то скажется на моих делах?
– О. Вот и выявление "неприкасаемых" границ для каждого.

– Не скажется, если ты не менее половины от месяца будешь проводить дома.

– Дома, - он покатал слово на языке и улыбнулся, неуловимо приблизившись.

– Стоп, - я предостерегающе вытянула руку, - Я еще не приняла решение.

– Но у меня будет шанс? Ты меня любишь?

Я с сомнением посмотрела на волка. На чисто выбритую ради торжественного случая торчащую вперед челюсть. Плотно сжатые губы, которые могут быть мягчайшими и полными нежности. На широкие плечи, которые я царапала на пике удовольствия и за которые хваталась в поиске защиты.

На секунду его глаза сверкнули расплавленным золотом.

– Ты моя пара. Я люблю тебя больше жизни, - прорычал волк.
– А ты меня любишь?

Вот же упрямец. Ждет ответа. Говорить было тяжело, я не знаю, правильно ли поступаю, не хочу еще раз такой же боли в сердце. Только он может меня разрушить.

– Люблю и боюсь, - тихо сказала я.
– Ты делал меня несчастной, Джастин Корнуэлл Люшер.

Он зарычал, глухо и тоскливо. Вытер ладонью лицо. И на меня снова смотрели в упор ярко желтые глаза волка.

– Значит все?
– сказал он.
– Как бы я не старался, Эфа, я не стану человеком, недосмотрю что-нибудь и снова тебя обижу. Я ехал и давал себе слово, что буду прислушиваться, что стану настоящим мужем и отцом, но... я не хочу делать тебя несчастной.

И он встал.

– Ты хотел сделать мне предложение?
– дрогнувшим голосом спросила я.

– Да.

И вновь спокойное, чуть ироничное выражение лица, лишь подрагивают пальцы, поправляющие платок. Изящный прощальный поклон. Люшер умеет держать удар. Любой. И сейчас показывает это.

Он уходил без оправданий, без обвинений. Сохраняя уважение к себе и ко мне.

– Подожди.

Шаг. Маленький шаг навстречу сильному мужчине.

– Ты единственный мог причинить мне сильную душевную боль, Корнуэлл. И единственный, который делал меня по-настоящему счастливой. Если ты... готов попробовать, то готова и я. Не уходи.

У всех нас есть единственные. Рядом с ними наши эмоции бушуют и душа рвется на части. И очень много зависит только от нас - тонкости, взаимопонимания, маленькие шаги навстречу. Я поняла, что в любви нет правильных решений и готовых ответов. Кто-то другой выберет побег от чрезмерных эмоций и обретет тихое семейное счастье с другом детства, а я... я хотела, жаждала, скучала по огню и готова была рискнуть.

– Филиппа. Равенна. Риверстар, - примарх медленно второй раз за вечер опускался на колено, слова ему давались с трудом, кажется, он не верил в происходящее.
– Я приложу все силы, чтобы сделать наш союз счастливым, если вы дадите согласие выйти за меня замуж.

– Официально?
– на всякий случай осведомилась я.

Можно несколько раз, - твердо ответил Корнуэлл, - для гарантии.

– И будем все обсуждать и договариваться?

– Всеми возможными способами.

– И если объявим обручение, до свадьбы ты за мной ухаживаешь как подобает жениху.

– Без стихов, - на всякий случай осторожно откомментировал Люшер.

Эх, жалко-то как. Ну ничего. Я чуть попозже расскажу ему про серенады. А вдруг согласиться...

– Эфа, ты на меня как-то оценивающе смотришь. Обычно считается, что девушки принимают решения в эмоциях.

– Я - Риверстар, - мягко отметила я, - мы прагматичны. Поэтому - да.

Наклонилась и сама его поцеловала. Для закрепления соглашения. Ну и потому что уже сил не было терпеть.

Эпилог Первый. Некоторых родителей трудно восхитить. Но все равно возможно.

– Я посвящаю это стихотворение самой прекрасной, скромной и воспитанной девушке, которую знаю. Гордость родителей и друзей, наша великолепная Липочка... простите, Филиппа Равенна...

Голос Лео Вайна, бархатный и проникновенный, завораживал гостей. Юные оборотницы и магессы наперебой пытались пригласить на танец красавца-мага, но он предпочитал сидеть на свидетельском месте со стороны невесты и романтично вздыхать, глядя на молодых.

Мистер Риверстар знал, что преданный друг Липочки считал себя причиной ее нынешнего счастья. Когда небольшое недопонимание временно разделило любящие сердца, именно Вайн приложил силы для их нового соединения. То ли написал оду, то ли отправил письмо.