Хижина дяди Тома (другой перевод)

— Назад! Назад! — кричал он повелительно. — Не стыдно вам нарушать домашний покой хозяина в первые же минуты его прибытия?

Пораженные, очевидно, изысканностью этой фразы, негры отступили на почтительное расстояние, так что к тому моменту, когда Сен-Клер, расплатившись с кучером, обернулся, он увидел лишь одного Адольфа — так звали эту важную персону в шелковом жилете с золотой цепочкой и в белых штанах, которая кланялась с неимоверным изяществом и подобострастием. Рядом с ним стояли два широкоплечих негра, готовые внести в дом вещи приехавших.

— Ах, это ты, Адольф! — сказал Сен-Клер, протягивая ему руку. — Ну, как дела, дружище?

Адольф немедленно разразился весьма красочной речью, импровизированной… в течение последних двух недель.

— Отлично, отлично! — своим обычным небрежно-ироническим тоном проговорил Сен-Клер, проходя мимо него. — Великолепно сказано, Адольф. Но не присмотришь ли ты теперь за багажом? Я сейчас выйду поздороваться с людьми.

Он проводил мисс Офелию в большую гостиную, выходившую на веранду.

Ева между тем, миновав вестибюль и гостиную, ворвалась в нарядный маленький будуар. Высокая бледная женщина с большими черными глазами приподнялась на кушетке при виде ее.

— Мама! — в буйном восторге закричала Ева, бросившись на шею матери и осыпая ее поцелуями.

— Довольно, довольно, детка! Осторожнее, а то у меня разболится голова. — И мать с томным видом поцеловала ребенка.

Вошел Сен-Клер и поцеловал жену. Затем он представил ей свою кузину.

Мари взглянула на приезжую с некоторым любопытством, затем поздоровалась с обычной своей томной учтивостью.

Слуги между тем толпились за дверью. Впереди них можно было заметить мулатку лет сорока, трепетавшую от радостного ожидания.

— Ах, вот Мэмми! — воскликнула Ева. Перебежав через всю комнату, она бросилась в объятия мулатки и горячо ее расцеловала.

Мэмми не высказала опасения, что у нее разболится голова. Она прижала девочку к груди, плача и смеясь от радости. Высвободившись из ее объятий, девочка стала перебегать от одного к другому из собравшихся слуг, жала руку одним, крепко целовалась с другими.

Позднее мисс Офелия признавалась, что вся эта сцена вызвала у нее чуть ли не тошноту.

— Эти южные дети, — говорила она, — способны проделывать вещи, которых я никогда бы не могла допустить!

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Сен-Клер.

— Господи! Я добра ко всем и никому не желаю зла, но… целоваться с ними!

— С неграми? Ах, это для вас непривычно?

— Ну конечно! Как она может?

Сен-Клер, рассмеявшись, вышел на веранду.

— Ну-ка, скорей все сюда! Мэмми! Джимми! Полли! Суккей! Рады видеть хозяина? Да? — И, переходя от одного к другому, он пожимал им руки. — Осторожней с ребятами! — воскликнул он вдруг, чуть не наступив на крохотного негритенка, на четвереньках ползавшего по полу. — Когда я кого-нибудь задавлю, пусть он скажет не стесняясь!

Со всех сторон раздавался смех и сыпались добрые пожелания. Сен-Клер ро́здал им все имевшиеся при нем мелкие деньги.

— А теперь все вы, большие и малые, уходите!

Вся масса черных блестящих лиц исчезла за дверью, ведущей на веранду. За ними выбежала и Ева, неся большую сумку, которую она в пути постепенно набивала орехами, яблоками, сластями, лентами, кружевами и игрушками.

Повернувшись, Сен-Клер вдруг заметил Тома. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, явно испытывая неловкость. Напротив него, небрежно прислонившись к колонне, стоял Адольф и рассматривал его в лорнет с развязностью, которой мог бы позавидовать любой светский франт.

— Ты что это, плут? — сказал Сен-Клер. — Так-то ты относишься к своему товарищу? Мне кажется, милый мой, — добавил он, коснувшись пальцем вышитого жилета Адольфа, — мне кажется, что это мой жилет…

— О, мастер! Он весь был залит вином, и джентльмен с таким положением, как мастер, не стал бы носить его… Он годится только для такого бедного негра, как я.

И Адольф, покачав головой, провел рукой по своим надушенным волосам.

— Ну, ладно, прощаю тебе на этот раз, — улыбнувшись, произнес Сен-Клер. — Сейчас я покажу Тома его госпоже, затем ты отведешь его на кухню, и постарайся не задирать перед ним носа. Имей в виду, что он сто́ит двух таких франтов, как ты.

— Мастер всегда шутит, — сказал с самодовольным смехом Адольф. — Мне очень приятно, что мастер приехал такой веселый.

— Пойдем, Том, — сказал Сен-Клер.

Том вошел в гостиную. Молча любовался он бархатными коврами и всей этой роскошью. Даже во сне он не видел ничего похожего: зеркала, картины, разрисованные потолки, статуи, портреты, — и, подобно царице Савской перед лицом царя Соломона, он замер, не смея даже шагнуть вперед.

— Вот видите, Мари, я купил наконец для вас кучера, — сказал Сен-Клер. — Он столь же воздержан, сколь и черен, и будет возить вас, если прикажете, как на похоронах. Откройте глаза и взгляните… И не говорите больше, что я не думаю о вас, когда путешествую.

Мари, приоткрыв глаза, поглядела на Тома.

— Я уверена, что он пьяница, — протянула она.

— Нет, нет! Мне ручались, что товар благочестивый и трезвый.

— Я очень желала бы, чтобы он вел себя прилично, но мало в это верю.

— Адольф, отведи Тома на кухню, — приказал Сен-Клер. — И не важничай, помни, что я говорил тебе.

Адольф удалился. Том последовал за ним, тяжело ступая.

— Настоящий бегемот! — проговорила Мари.

— Ну, будет, Мари, улыбнитесь! — произнес Сен-Клер, усаживаясь на пуфе около кушетки. — Скажите что-нибудь приятное вашему бедному мужу, вернувшемуся из дальних странствий.

— Вы пробыли в поездке на две недели больше, чем было условлено, — сказала Мари.

— Но ведь я объяснил вам причину.

— Да, в таком коротком и холодном письме.

— Но, дорогая моя, как раз уходила почта, я мог написать только несколько строк или ничего.

— Всегда так, — ответила супруга. — Всегда найдется повод продлить поездку и укоротить письмо.

— Поглядите, — снова начал Сен-Клер, доставая изящный бархатный футляр и раскрывая его. — Это подарок, который я привез вам из Нью-Йорка.

Это был дагерротип [16] , четкий и ясный, как гравюра. На нем была изображена Ева с отцом.

16

Дагерротип — первоначальный вид фотографии; изображение получалось путем воздействия световых лучей на металлическую пластинку, покрытую светочувствительным слоем.