Хлеб для черных голубей

***

Девушка решилась покинуть меня окончательно. Приехала забирать вещи. Взяла с собой парня – друга детства. Он брезгливо стоял в коридоре: видимо, не предполагал, что его лучшая подруга могла любить такое чмо, у которого даже мебели нормальной нет и паркет советский сыпется. Дальше заходить он просто боялся (и правильно), хотя я вежливо предложил ему чая.

В целом, я перенес это безболезненно; немного, конечно, погрустил, поплакал, но это было привычно и знакомо. А значит – приятно. Да и сам же я за полгода до этого начал ее выживать: ровно с того момента, когда приперся домой пьяный в салат на Восьмое марта, и начертал на обоях маркером огромную бабу с дойками. По дороге домой мне почему-то стало усиленно казаться, что я не достоин такой девушки, и вот такими «пентаграммами» я принялся изгонять «добрый дух».

А потом как-то поехал «ностальгировать» в Крылатское, зная, что вечером нужно встречать ее с поезда, и так доностальгировался, что к перрону приполз на карачках. А в поезде она познакомилась с приятным молодым человеком, вышла на перрон, а тут такой конфуз. Не удобно-с. Я вообще не понимаю, как можно было тут еще раздумывать.

Тюлененок покинул стены моей бурлацкой берлоги. И снова один в безвозвратном милом одиночестве – скрываюсь от врагов империи и злых темных сил… Пока вещи ее хранились при мне, теплилась еще надежда какая-то. Все отнято до последнего бантика.

Сколько неподдельного, нагольного юродства в этих словах, с каким хрустом надрывал я последнюю рубаху на базаре под гогот толпы и улюлюканье, обнажая сеченые плечи. И эта, кажущаяся всегда пошлой, уменьшительно-ласкательная аналогия с животным, на самом деле очень мила. Ведь только снисхождение до твари, разоблачает нас от гордых одежд человеческих.

***

Я проходил мимо нового магазина одежды, на крыльце которого стояла девушка. Она поздоровалась со мной, и в ней я узнал бывшую продавщицу продуктового отдела в еврейском магазинчике, который закрыт теперь на ремонт. Она вся была в новой спортивной одежде: штаны, кроссовки, олимпийка. «Ну вот, уже успела понавешать на себя всего», – подумал я, и мне немного стало жаль ее.

Магазинчик этот находился на первом этаже в соседнем доме, держали его две пожилые еврейки, я всегда ходил туда, пока не устроил им дебош по пьяни (до погрома дело не дошло). Потом стыдно было ходить. Но через какое-то время все забылось, и я снова захаживал в этот ближайший магазин, к тому же альтернативой ему был кавказский супермаркет, в котором торговали отвратительной готовой едой (только разогрей), в него я вообще ходил только по ночам – за водкой, пока не поругался с хозяйкой, и меня не забрала оттуда бригада ментов в бронежилетах, обеспокоенных наличием в моем кармане складного ножа. В общем, кавказские магазины – хуевая альтернатива еврейским, в еврейских все как-то поприятней, почище, и без этих волчьих оскалов.

Право не пить в проалкогольной, оккупационной России зарабатывается кровью и равноценно по значимости джеймсбондовскому праву на убийство.

Сгустки теплых снов

Сложности общения

На крутую гору откушенных голов младенческих, пригнувшись, встав на четыре конечности, как зверь, вершит восхождение некто обваренный, красный, с выпученными глазами и облетевшими волосьями. Он хватается за головяшки, как за выступы, они скатываются, сыпятся вниз веселым горохом. Почти добравшись до вершины, он срывается и катится вниз – в самое пекло, в кишащее головастиками чрево ада.

Этакий грешный Сизиф в преломлении христианского мировоззрения.

Она была не из тех, что раздвигают ноги после долгих ухаживаний, букетов роз и прочего, с ней все было понятно: разведенка, брошенка с ребенком на шее, даром что квартира своя в Орехово-Зуево. Она хваталась за любого, лишь бы не насильник и не извращенец. Но такого «любого» пока не находилось: лично меня смущали не ухоженные, с намозоленными темными бугорками пальцы ног ее, но большинство, видимо, отпугивала ситуация с квартирой. Дурочка вышла замуж за дага (от него же ребенок), а теперь не знает, как выписать его: у паршивца достаточно средств, чтоб выигрывать суды. Вдобавок он и физически неплохо развит, и силу свою готов применять (то дверь сломает, то ноги грозится переломать), так что нужно быть настоящим мужчиной, чтобы дать такому отпор, а где же такой явится во имя недалекой сироты с ребенком, играющей вечерами в Сони Плэйстейшн, а днем ищущей работу девочки на ресепшне.

Мы сидели с ней на кухне и пили чай, пока она это все рассказывала мне. Я смотрел на ее босые ноги под табуреткой; видимо, обратив внимание на мой взгляд, она сказала, что «какой-то извращуга» с сайта знакомств, готов был к ней приехать в любое время, чтоб лизать ноги. Я подумал: а видел ли он их, может, он передумает, когда увидит, лично я бы передумал, хотя и понимаю его страсть к девичьим розовым ножкам.

В остальном она была сносна: добренькая, худенькая, ранимая, чуть что пускала сопли пузырями и, хлюпая носом, льнула к сильному плечу, как котенок. Говорила, что во всем виноват февраль, отсюда и депрессии, и любовь к роликовым конькам. И гладила ссаженные коленки.

Я тоже родился в этот лютый месяц и заебался объяснять всем, что это День всех влюбленных назначили в мой день рожденья, а не я родился в одно с ним число, и что не называли меня в честь святого Валентина, потому что мои советские родители и знать еще тогда не знали никакого Валентина, к тому же святого. Но – несмотря на это небольшое «сходство» зимних характеров, я допил чай и поспешил ретироваться. Я не готов был погибнуть в неравной схватке с разъяренным выходцем с Кавказа и не хотел обманывать ее, пользоваться ее слабостью (надо отдать мне должное). Поэтому можно сказать, что я унес свою трусость с собой, но вместе с подлостью, до которой не опустился.

Она писала мне еще несколько раз, вернее, это были не письма, а такие намеки: сайт позволял ставить сердечки тем, кто тебе нравится, и она ставила, ждала, что откликнусь, но я нет – не обратил большего никакого внимания.

Только через несколько лет вспомнил про нее и нашел в соцсетях, она встречалась с каким-то футбольным фанатом, стала админом в паблике для геймеров, и продолжала кататься на роликах вдоль набережной. На снимках по-прежнему была мила и фотогенична и не выставляла напоказ мелкую неухоженность.

Во имя священного стыда строилась цивилизация. Коварная и прекрасная история про Адама и Еву. Они познали плод дерева знаний, познали то, что позже будет называться сатанизмом. Сатанизм это голые, бесстыдно ебущиеся люди, это рты, полные горячей мочи и спермы, это потные похотливые лица и довольные разверзнутые влагалища – все это есть тот пресловутый сатанизм.

И все это должно быть уделом лишь избранных, чтобы не разрушить построенную такой кровавой ценой цивилизацию и не превратить людей в дикое племя, потерявшее чувство эстетики и сладость греха.

Вышедший на улицу голым должен подвергаться осмеянию, дабы был поступок его позорным, но не запретным, ибо запретный плод сладок. И зная это, мы держим дьявола в уме, про запас, – на случай, если ад все-таки существует. Хотя и там мы не ожидаем ничего для себя хорошего, но верим, что Господь защитит нас за наши комариные проявления стыда и не осудит нашу изворотливость, когда мы ночью залезаем в постель и ебемся под одеялом, трогаем свои склизкие греховные места.

Конец ознакомительного фрагмента.