Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— Спасибо, Володечка, — встрепенулась Аня, когда он снова появился в ее палате. — Только у меня все есть. — Она кивнула на разноцветные коробки и пакеты на столике. — Ребята из нашего НИИ каждый день приносят...

Но цветами осталась довольна. На бледных щеках заиграли разводы румянца, глаза под темным пологом ресниц враз оживились, заблестели. Да и вся она как-то повеселела, распрямилась. Даже сама, без помощи санитарки, с кровати встала, чего раньше — в течение последних дней — не случалось.

«Кажется, приезд этого парня действует на больную благотворно», — отметил дежурный врач.

Аня не отрывала взгляда от стоящего на столе букета, светилась вся. Но не прошло и полчаса, как перед глазами снова запрыгали разноцветные мотыльки,

начало подташнивать. Ноги больше не держали: стали деревянными.

— Ты ляг, ляг... А я посижу, — мягко сказал Владимир, поддерживая ее под локти.

Она тяжело и нескладно опустилась на кровать. Отдышалась. Ей было худо, но показать этого не хотела. Силилась улыбаться... Вот и свиделись они с Володей снова. Как ждала она этого момента! Нудными и долгими осенними ночами, в поле, когда головные боли были особенно сильными, нестерпимыми и подтачивали ее до изнеможения, когда все время выворачивало внутренности от подступающей тошноты, звенело в ушах и тело исходило липким холодным потом, — она рисовала в воображении встречу с Володей. Так ей было легче... Но разве думала она, что свидятся они в больнице? Она знала свою болезнь, знала, что ей угрожает (хотя врачи и пытались это от нее скрыть), но разве человек не имеет права думать о благополучном исходе? Бывают же исключения... В журнале даже читала. О Хиросиме. А ведь там доза облучения была больше... И все-таки чувствует она себя скверно. Володя может остаться. От одного его присутствия ей сразу делается лучше. Хочется жить! Очень хочется любить, как все люди. Хочется просто смотреть на деревья, снег. На красные розы...

— Ты должен уехать завтра. Володечка... Тебя отпустили только на три дня. Зачем тебе лишние неприятности?.. Ты обязательно должен уехать!

— Я буду с тобой.

— Нет... Если ты хочешь, чтобы я не волновалась, завтра же поезжай в Кедровск. Ты должен быть на разрезе!

Он нерешительно потер висок.

— А ты... как же?

— А что я? Со мной все будет в порядке, увидишь... — Она улыбнулась. — Тебе обязательно нужно выиграть! Вода — это кровь деревьев и трав, источник всего живого. Кто, как не мы, Володечка, должны ее защитить, уберечь! Красный цвет и вода — неотделимы. И то, и другое — жизнь, движение!

...В тот день он пробыл с ней до самого вечера, Назаров разрешил. А утром первым же рейсом улетел на восток.

На сердце было неспокойно. И, сидя в кресле самолета, он думал только об Ане. Неужто нельзя приостановить эту губительную страшную болезнь?! Хотя бы на время, на несколько лет?!

16

Неделя пролетела как в тумане. Владимир ел, пил, двигался, но делал все это машинально, по привычке. А мысли были там, в Красноярске. Каждый день он бегал в поселковое отделение связи — звонил по междугородному телефону Чижовой, с тревогой справлялся о здоровье Ани. Увы, ничего утешительного Надя сообщить не могла.

Это угнетало его, давило каменной глыбой. Он не находил себе места. А тут еще эта история с Сидоровым... Владимир чувствовал себя причастным к тому, что произошло с Михаилом Потаповичем. Он, по существу, он один втянул Сидорова в эту заваруху со скважинами. Из-за него пострадал честный, хороший человек. Но Волович, Волович-то каков?! Не захотел выслушивать ничьих доводов и пояснений. Расправился с Сидоровым, как в бытность помещик с крепостными. «Я забочусь о престиже комбината «Сибирьуголь», о безопасности советских шахтеров!» Красивые слова! И как часто их повторяют в последнее время...

Владимир вздыхал, тер напряженно лоб. Что делать дальше, как жить? Надо же что-то делать!

Вечером, когда Владимир был в комнате один, пришел Петрунин.

Поздоровался, присел на край табуретки.

Вот так и сидели молча: Петрунин смотрел с участием на Кравчука, а тот — с тоскливым, отрешенным видом — в окно.

«Надо же, столько неприятностей — и все на него, — думал Петрунин. — А чем я могу помочь? Лучше бы на меня все это свалилось... А теперь что? Разве слова тут помогут?..

Но почему, почему так все устроено? Отчего на доброту, отзывчивость люди не отвечают тем же, отчего не уважают, не щадят друг друга? Одни хотят сделать жизнь лучше, а другие — ставят им палки в колеса. Неужели это и есть диалектика жизни?»

— Ничего, Володя. Рассвет все равно наступит. Рано или поздно, а на смену горестям придут радости. Так было, есть и будет.

— Утешать пришел?

— А почему бы и нет? Иногда надо поддержать друг друга. Твоя беда — это моя беда. Мы не чужие люди...

Владимир внимательно посмотрел на Петрунина. Тихо обронил:

— Спасибо, Митя. — И снова перевел грустный взгляд в окно.

— Надо бороться дальше, Володя...

— Что ты имеешь в виду?

— Нужно пробурить еще хотя бы три ствола, доказать всем, что вертикальные скважины на Южном участке работают эффективно...

Владимир пожал плечами.

— О чем ты говоришь? Кто сейчас разрешит бурить скважины, кто даст деньги? Утопия!

— Как сказать, как сказать...

— У тебя что, есть план? — удивленно поднял голову Владимир.

Петрунин встал, прошелся неторопливо по комнате из угла в угол. Остановился перед Владимиром:

— Вчера Седых, так сказать, в обход Красильникова разговаривал по телефону с начальником Управления охраны природы нашего министерства Говоровым. Они согласны помочь...

— Каким образом? Мы ведь подчиняемся техническому отделу Управления открытых горных работ... он нас и финансирует.

— Говоров обещал поговорить с начальником техотдела Длугашем и попросить его, чтобы он выделил нам деньги на бурение пяти скважин на Южном участке. Тебе надо съездить в Москву и встретиться с Длугашем. Объяснишь ему конструкцию этих пяти скважин, скажешь про электронасосы, фильтры...

Владимир молчал, размышляя над тем, что сообщил ему Петрунин. С одной стороны, он был признателен Мите: в той борьбе, которая велась на Кедровском разрезе, надо было использовать малейшую зацепку, чтобы вылезть из ямы; а вот с другой стороны... с другой стороны Кравчук кое в чем уже засомневался, разуверился. Слишком много было потерь. И вот теперь Петрунин предлагает сделать еще одну попытку. Чтобы лишний раз разочароваться? Об аварии на третьей рекогносцировочной скважине Волович растрезвонил, небось, на все министерство. Начальник Управления открытых горных работ Красильников отверг скважины еще раньше — в письме. Кто же даст теперь деньги, кто захочет рисковать? И все-таки какой-то шанс есть: сейчас ведь так много говорят об охране природы! Один шанс из ста, но он есть. И не воспользоваться этим, наверное, глупо.

— Предположим, я согласен съездить в Москву... Но командировку в министерстве оформляют, как тебе известно, через Воловича. Он и слушать не станет... То, о чем ты говоришь, — неосуществимо. — Владимир безнадежно махнул рукой. — Извини, я должен сходить на почту.

Петрунин понимающе кивнул:

— Ане не лучше?

Кравчук вздохнул и промолчал.

Вышли на улицу. Холодный ветер дул прямо в лицо...

— Есть, Володя, еще один вариант...

— Какой?

— Седых может командировать тебя в Люберцы, в Институт горного дела имени Скочинского. Договоришься там насчет электроуровнемеров, которых нам не хватает, а потом — в министерство. От Люберцов до Москвы — рукой подать, метро даже проложили...

Владимир остановился, погладил в раздумье подбородок. То, что предлагал Петрунин, было неожиданным, авантюрным даже, но наиболее реальным в создавшейся ситуации. Да-да, реальным... Люди, как и раньше, хотят помочь ему. Он не один, и уже сам факт вселяет уверенность, скрашивает хоть в какой-то степени неприятные последние события.

— Так ты, Володя, согласен или нет? Почему молчишь?

— Согласен, Митя.

Отметив командировку в Институте горного дела имени Скочинского и не задерживаясь долго в Люберцах (есть еще четыре рабочих дня!), Владимир взял папку с бумагами и двинул в Москву.

Поделиться с друзьями: