Hold Me

Этого О’Брайен и боялся. В темноте существовать гораздо проще. А теперь, когда на улице светло, он боится, что Эмили начнет избегать его из-за смущения. Дилан и без того с трудом добился её расположения и не хочет терять того, что имеет на данный момент времени. Парень знал, что не стоит оставаться с ней в одной темной комнате. Он понял это ещё тогда, в доме Софи, когда они остались наедине ночью. Но оплошал. Дилану стоило проявить характер и заткнуть свои чувства. Уйти. Но теперь поздно. В этой ситуации нет ничего среднего, промежуточного результата. Эмили либо начнет его избегать, либо примет всё. И О’Брайен не хочет сомневаться в ней, ведь за последние несколько недель она сделала настоящий прогресс.

Осторожно приподнимает ладонью голову Хоуп, сунув под неё подушку, и садится со вздохом на кровати, потирая веки руками, прислушивается к ровному и тихому дыханию со стороны девушки. Запускает пальцы в темные волосы, взъерошив их, и переводит взгляд на стол, на котором сидит Засранец. Рыжий комок шерсти внимательно, как-то чертовски «по-умному» смотрит на парня, с интересом в своих темных глазах. И Дилан вдруг чувствует слабое смущение, понимая, что котенок всё это время находился в комнате. Это должно быть странно, но парень, хоть и не признается в такой глупости, но начал считать Засранца членом своей семьи из двух человек. И всё бы ничего, если бы этот гаденыш не смотрел на него с осуждением. О’Брайену стоит провериться у психиатра.

«Мне совсем не стыдно», — Дилан сдерживается, чтобы не шикнуть на котенка, который чихает, отвернув мордочку, и ложится на поверхность стола. Парень закатывает глаза, смотрит на мирно спящую Эмили. Девушка выглядит… Нормальной. То есть, с виду, не скажешь, что с её головой что-то не так. Дилан стукнул бы себя по голове за такие мысли, но решает оставить эту честь за Томасом, которому вряд ли понравится то, что О’Брайен переспал с его лучшим другом. Да, Дилан заметил это. Сангстер, хоть и не озвучивает, но проявляет к Хоуп особые чувства. Это нельзя назвать любовью, как к девушке, и О’Брайен пока не может выяснить, как именно можно охарактеризовать его чувства. Но Дилан уверен — Томас любит Эмили. Просто, немного иначе.

Дилан смотрит на настенные часы. На первый урок они не успевают, а захочет ли Эмили вообще идти сегодня? О’Брайен даже не знает, как девушка себя чувствует. Он ни с кем ещё не состоял в подобных отношениях, но точно уверен, что первый раз — не самый приятный для противоположного пола. А в случае с Хоуп, всё намного сложнее. Главное, не заставлять её чувствовать себя некомфортно.

Осторожно покидает кровать, натягивая на ноги спальные штаны, и постоянно оглядывается на Эмили, чтобы убедиться, что девушка проспит ещё какое-то время, и он успеет принять холодный душ. Почему-то уверен, что успеет…

Хватает со стула темную футболку, изогнув брови, когда Засранец вновь поднимает мордочку, окатив его заинтересованным взглядом. Дилан замирает на пару секунд, после чего ворчит:

— Отвянь, — шепчет животному, думая, что тот всё прекрасно понимает, и разворачивается, босыми ногами шагая к двери. Покидает комнату, тихо прикрыв за собой. И вместе с звучанием щелчка Эмили распахивает веки, с каким-то страхом смотрит перед собой, моргая. Резко садится на кровати, сжимая пальцами ткань одеяла, и прижимает его к груди, прикрывая голое тело. Морщится, сгибаясь, и касается лбом согнутых в коленках ног. Делает глубокий вдох, подняв голову, и замирает, не обращая внимания на спутанные волосы, что ложатся ей на плечи. Засранец смотрит на неё, чихнув, и Эмили вздыхает, отвечая с грустью:

— Я сама не знаю, — будто котенок спрашивает её: «Как поступишь теперь?»

Потирает горячими от волнения ладонями лицо, массируя румяные щеки, и сжимает веки, качая головой. Господи. Она вовсе не жалеет о случившимся, просто… Просто, это странно для Эмили Хоуп. Девушка не привыкла просыпаться с теплом в груди. А сейчас внутри пожар, по вине которого во рту сухо.

Эмили поднимает глаза на часы, ужасаясь, ведь, несмотря на растерянность, помнит о встрече с Томасом. И в спешке Хоуп принимает не самые верные решения. Она слезает с кровати, игнорируя боль внизу живота. Она вовсе не находит её неприятной, с ней бывало и хуже. Эмили прижимает в себе одеяло, боясь, что Дилан может вернуться в любую секунду, и собирает вещи, прося Засранца не смотреть на неё, ведь тот опять же приседает, с любопытством в глазах наблюдая за несобранной морально девушкой. Хоуп быстро одевается в то, что успела вчера прихватить с собой из дома, и не торчит у зеркала, не думая даже поправить прическу. Она оправдывает себя тем, что должна встретиться с Томасом. И всё бы ничего, вот только она сбегает. Эмили боится признавать это, но ей нужно какое-то время побыть одной, чтобы самой разобраться в себе. Она не будет стремиться избегать Дилана. Ей необходимо немного времени без него. Надевает рюкзак, подскочив к двери, но не берется за ручку, вдруг кое-что осознав. Кое-что приняв для самой себя. Слишком внезапно, что вызывает крайнее удивление, но на этот раз Эмили не хочет умолчать об этом. Она быстро возвращается к столу с Засранцем, находит блокнот с логотипом какой-то фирмы и карандашом быстро выводит те слова, которые должны быть когда-нибудь озвучены вслух. А пока это невозможно, Хоуп постарается хотя бы так донести их до Дилана.

Оставляет послание рядом с котенком, разворачивается и покидает комнату, слыша со стороны ванной комнаты шум воды. Надеется, что парень не разозлится, а главное сможет разобрать её кривой почерк.

А Томас вовсе не ждет.

Он, конечно, торчит на заднем дворе школы, но сегодня не собирается идти на занятия. Сидит на скамейке напротив бассейна, но вряд ли потому, что Эмили попросила его об этом. Очередная ложь самому себе. Оглядывается по сторонам, не чувствует холодный ветер, что теребит ткань его футболки. Кофта расстегнута. Как он себя чувствует? Хорошо. Что он чувствует? Облегчение. Почему он это чувствует? Ибо именно сегодня — тот день, к которому он морально себя готовил с начала седьмого класса. Томас Сангстер думает о суициде на протяжении всех этих лет, и теперь он готов. Без сомнений? Без. Очередная ложь. А именно поэтому парень отпивает из бутылки алкоголь на протяжении всей ночи. Именно поэтому он глотает оставшиеся в запасе таблетки — наркотики, за которые он должен вернуть деньги парням, что бродят за ним по городу, вымогая долг грубой силой. Томас сам виноват в своих бедах. Он — тот, кто не умеет жить иначе. Он не считает, что имеет право быть счастливым. Это болезнь. Парень просто не знает, какого это — ощущать тепло в груди.

Последняя таблетка уже на языке. Томас не рассасывает, а запивает алкоголем, медленно поднявшись со скамейки, когда слышит звонок со стороны высокого здания школы, и поднимет затуманенный взгляд выше, на крышу, еле удерживаясь на вялых ногах.

У него не так много сил.

И он должен потратить их на подъем.

Томас Сангстер не тот, кто ищет пути решения проблем. Он сидит на месте, в своем «болоте» из мыслей, что тянут его глубже в себя. Его никто не учил бороться, защищаться, жить в окружении враждебных людей.

Томас Сангстер не тот, кто задумывается о будущем. Он не волнуется об экзаменах, о колледже, ведь парень никем не видит себя в будущем. Совсем не видит будущего. Есть люди, которые, даже несмотря на отсутствие какой-либо цели, продолжают двигаться дальше, просто надеясь, что рано или поздно они поймут, чем хотят заниматься. Томас не один из таких.

Томас Сангстер тот, кто ставит точку в начале предложения. Тот, кто стоит спиной к открытой двери. Тот, кто держит в руках спичку, но даже не думает над тем, чтобы зажечь её. Тот, кто не ступает на дорогу, когда светофор горит ему зеленым. Он тот, кто спокойно принимает факт своей моральной деградации.

Человек, двигающийся в обратном направлении. Делающий шаг в сторону от людей, что протягивают ему руку помощи. Не замечающий света днем, но тоскующий по нему темной ночью. Имеющий глаза, но не умеющий видеть.

Дилан чувствует… Разочарование? Нет, он до предела напряжен.

Смотрит на пустую кровать, невольно взглядом ища рюкзак или какие-либо другие вещи, что принадлежат Эмили, и кусает нижнюю губу, поставив руки на талию.

И, спрашивается, какого черта?

Парень моргает, сутуля плечи, прижимается к стене спиной, начиная думать. Переводит взгляд на Засранца, который спокойно спит на столе, а возле его мордашки лежит блокнот, который Дилан уже давно сунул подальше, ведь это вещь его отца, которую тот вручил сыну, якобы надеясь, что это ему «позарез» необходимо. Быстро подходит к столу, грубо взяв блокнот, не листая, ведь он уже открыт на нужной странице. Хмурит брови, чувствуя, как нижняя челюсть отпадает. Медленно приоткрываются губы, а сердце в груди начинает биться с новой силой. Читает написанное. Вновь. И вновь. Перечитывает, поднимая блокнот ближе к лицу. И эти написанные слова не должны вызывать такое смятение, но… Дело в том, что сам О’Брайен до этого всячески избегал даже простой мысли, ведь та, хоть и мала, но содержала в себе слова, которые с легкостью могут перевернуть весь внутренний мир парня. А теперь он читает это. И с одной стороны чувствует облегчение, ведь теперь знает, что Эмили точно не будет избегать его, но с другой — ощущение ответственности.

Быть с кем-то — это нести ответственность за этого человека.

От лица Хоуп.

Это утро… Оно, должно ли оно быть таким?

Не помню, когда в последний раз с такой скоростью неслась по улице к зданию школы, надеясь, что моих сил хватит, чтобы стерпеть боль в животе. Чтобы успеть. Холодный ветер мешает, пытаясь сбить меня с ног, выветрить из головы боевой настрой, ведь я надеюсь окончательно разобраться с Томасом. Угрюмое небо, покрытое темными облаками, и накрапывающий дождь не приносят былого удовольствия. По мне, так сегодня должен быть один из таких солнечных дней, что радовал глаз, пока я сидела в комнате дома Софии. И с каких пор мне приятней теплый свет, нежели печальная бледность осени? Даже количество возросших проблем не способно подкосить меня в данный момент, и я почти уверена, что этот день должен быть другим.