Hold Me

Но взгляд замер так же, как у бездушного ледяного трупа, что покачивается на веревке, привязанной к одной из труб на потолке кухни. Губы приоткрываются, но всё, на что он способен сейчас, это произнести:

— Ма…

— Мам! — Эмили вопит. Я отдергиваю себя, разворачиваюсь, и выбегаю в коридор, видя, что дверь в комнату её отца распахнута. Там я тоже успел побывать. Скорее всего, отец Эмили принимал какие-то сильные лекарства, ведь все помещение пропитано этим медицинским запахом.

— Мам! — Хоуп, как безумная, выскакивает из комнаты, кинувшись обратно к лестнице.

— Эмили! — срываюсь за ней, понимая, что лучший способ не давать воспоминаниям проникнуть в мою голову — это заняться Хоуп. — Эмили, стой!

Девушка спотыкается на последней ступеньке, но не падает. Она сворачивает на второй этаж, поэтому спешу за ней, поражаясь её скорости. Эмили вбегает в свою комнату, после чего до ушей доносится грохот. Останавливаюсь, тяжело дыша от пробежки, и наблюдаю за тем, как Эмили носится по комнате, заглядывая то в шкаф, то под кровать. Словно, правда, надеется найти свою мать.

— Мама! — её голос изменился. Я вижу, как морщится лицо девушки, как глаза становятся стеклянными от слез, что ещё не катятся по щекам. При виде подобного безумия, ощущаю уже давно знакомую боль. Боль утраты, такую резкую, словно кто-то бьет мне в живот, заставляя её медленно усиливаться, пробуждая в груди жжение.

— Эмми… — хочу позвать, но Хоуп кричит громче, переворачивая все своем пути:

— Мама! — она зовет. Так громко, что мои ноги непроизвольно сгибаются в коленях. Опираюсь рукой на дверь, хмурю брови, пытаясь сосредоточиться, но… Но черт!

— Мам! — Эмили переворачивает все на кровати, после чего несется к столу, заглядывая под него. Такое чувство, что мать часто играла с ней в прятки в детстве, вот она и ведет себя, как ребенок, который просто ищет мать. Блять, да кого я обманываю! Хоуп просто чокнутая!

— Эмили! — кричу на неё, но не решаюсь сделать шаг. Девушка не реагирует, продолжая потемневшими глазами изучать помещение:

— Мама! — зовет.

Мама. Она так нужна ей?

Девушка разворачивается, кинувшись в мою сторону, поэтому невольно отступаю, дав ей покинуть комнату. Эмили несется в ванную. Её действия доходят до абсурда, так что не сомневаюсь, что Хоуп вновь «не Хоуп». Звучит глупо, но я пока не смог придумать ничего лучше. Думаю. Наблюдаю за бессмысленными попытками всё перевернуть вверх дном и стараюсь найти решение. Может, стоит привести её в чувства разговором? Нет, она не слышит меня.

— Эмили? — всё равно зову, ведь ни на что иное не способен. Иду к ванной, хмуро наблюдая за тем, как девушка сдергивает занавески, бросая их на пол, и разворачивается, заставляя меня ускориться. Успеваю перегородить ей путь до того, как она переступает порог ванной комнаты, но девушка не видит меня. Меня для неё не существует. Она продолжает ломиться, но не даю ей сбежать, схватив под руки и несильно толкнув обратно. В помещение не работает электричество, так что закрывать дверь нельзя. Ни черта не увижу. Выпускать её тоже не стоит. Кто знает, как она поступит, не обнаружив матери в доме? Эмили помчится на улицу.

— Мама! — Хоуп кричит, прося помощи у пустоты, и вновь пытается толкнуть меня, но перехватываю одно её запястье, крепко сжав пальцами, и тащу к раковине. Может, холодная вода приведет её в чувство? Кручу ручки крана, пока девушка изо всех сил пытается выдернуть руку. Она даже пару раз кусает меня, и это привело бы меня в шок, если бы я уже не проходил через подобное.

Стоп.

Смотрю на кран, не веря.

Неужели, водоснабжение вовсе прекратили? Как тогда быть?

— Мам! — Эмили падает на колени, пытаясь бить меня ногами, но даже не смотрю на неё, лишь крепче сжимая запястье. Поднимаю глаза на свое отражение в зеркале и глотаю язык, замечая в глазах панику. Как поступить? Что делать?

«Брось это», — вот, что сказал Томас.

«Ты не должен контактировать с ней», — твердил отец.

«Она чокнутая», — вывод на основе собственных размышлений.

С трудом дышу через нос, смахивая свободной ладонью пот с лица. Опираюсь на раковину, сутуля плечи. Думаю. Но мыслей нет. Идей никаких.

— Мама! — Эмили рыдает. Я слышу это. Я слышу в голосе такую боль, что сам захлебываюсь ею, вновь пропуская воспоминания через себя.

Мне тоже нужна мать.

Так сильно, что хочется кричать от безысходности. Бить кулаками по лицу, чтобы не слышать собственных мыслей.

Хоуп ерзает на полу, уже слабее дергая руку. У неё кончаются силы. У меня их нет вовсе. Эмили всё выжимает из меня, мы с ней толком не знаем друг друга, но её способность влиять на мое эмоциональное состояние пугает. Я всегда пытаюсь быть менее пробиваемым, но здесь, сейчас чувствую себя уязвимым. Так не должно быть.

Моя хватка слабнет. Пальцы уже не так крепко держат руку девушки, которая прижимается лицом стене, стонет и мычит, иногда вновь пробивает рыдание, но уже не такое громкое. Я поворачиваюсь к ней лицом, но не смотрю на неё. Отпускаю тонкое запястье девушки, и то бьется о плиточный пол. Эмили прячет лицо, продолжая тихо шептать: «Мама», — интонация вопросительная.

Делаю шаг назад. В сторону двери. Мне вовсе не стоило в это лезть. Я приехал с одной целью — отвязаться от отца, так что и должен придерживаться «плана», главная задача которого — игнорирование. Полная незаинтересованность другими.

— Мам… — Эмили плачет, прижимая к себе колени, и всем телом жмется к стене, давясь слезами.

Разворачиваюсь к ней спиной, с каким-то опустошением принимаю тот факт, что сбегаю. Но это единственный выход, который мне виден.

«Он обнимает», — эта ночь. Внезапно события проносятся в голове. Я пришел. Выпивший. К ней. В дом человека, из-за которого моя семья распалась. Без разрешения. Я грубил Эмили, и та имела право выгнать меня, вызвать полицию, но вместо этого…

«Он обнимает».

«И мне становится легче».

Переступаю порог, остановившись. Разве, она не хотела помочь мне тогда? Разве я…

От злости скрипят зубы. Поворачиваю голову, уставившись на девушку с каким-то осуждением.

Какого черта ты собиралась мне помогать?

Эмили начинает медленно биться головой о стену. Мои руки вовсе опускаются. Возвращаюсь обратно, к ней, осторожно опускаясь на колено, чтобы не вызвать у девушки испуг. Ладони моментально потеют, а пальцы хрустят, когда сжимаю их, неуверенно протянув руки к Хоуп, которая вздрагивает, желая отползти от меня с ужасом в глазах, но напрочь перебарываю свой дискомфорт, обхватив её плечи руками, и притягиваю к себе, заставив свое же сердце остановиться.

Прикасаться к кому-то таким образом странно.

Как и ожидалось, Эмили начала пихаться, что-то кричать, но сил у неё совершенно не осталось. Она дергается, хныча, и упирается ладонями мне в грудь, а голову запрокидывает, мычит, отталкивая, но не даю ей возможности заставить меня разжать руки. С каждой пройденной минутой Хоуп слабеет. Я нахожу в себе силы сесть у стены, аккуратно повернув девушку к себе. Эмили сидит на коленях, прижата телом ко мне, её руки давно опущены на пол. Она без движения. Лишь грудная клетка нечеловечески быстро двигается. Осторожно возвращаю голову Эмили в нормальное положение, и теперь она упирается носом мне в шею. Могу слышать, как она быстро дышит. Кожа горячая, словно у неё жар. Я впервые настолько близко к кому-то в физическом плане, поэтому сам ощущаю, как становится душно. Продолжаю хмуро всматриваться в темноту перед собой, но уже не так сильно сжимаю руками тело девушки, которая вовсе, кажется, засыпает, хотя и продолжает что-то шептать.