Hold Me

Чувствую касание. Мне не нравится, когда меня трогают, но успеваю унять отвращение, ведь рядом встает Дилан, пальцами давя мне на спину, после чего прячет руки в карманы спортивных штанов:

— Чего стоишь? Играть собираешься? — Кивает головой в сторону поля, где уже все делятся на команды.

— Нет, — сжимаю губы, тогда парень хмуро продолжает:

— В таком случае, иди и сядь, — направляется к лавкам, и следую за ним, молча разглядывая его со спины: высокий. Мне не удавалось этого понять раньше, ведь я постоянно хожу с опущенной головой, но сейчас, наконец, в полной мере убеждаюсь, что Дилан даже выше Шона, хотя в классе он становится первым в шеренги.

И вновь взгляды. На Дилана смотрят. Так же. Как. На. Меня. Мне не хочется стать источником его проблем.

О’Брайен садится на лавку, прижимаясь спиной к стене, а я опускаюсь на расстоянии вытянутой руки, чтобы быть немного дальше от него. Вдруг, его захотят пригласить в игру. Парень вздыхает и двигается ближе ко мне, внезапно спросив:

— Почему не играешь?

Смотрю на поле, где уже начинается игра, и мычу, раздумывая над ответом:

— Раньше играла, но в вышибалах меня не сажали после того, как вышибли. Из-за полученных синяков моя мать ходила жаловаться, — сгибаю одну ногу в колене, обхватывая ее руками, и прижимаю к груди, — так что официально я больше не играю.

— А где сейчас твоя мать? — Дилан прижимается затылком к стене, так же поступаю я, отвечая без запинки и с легкой гордостью:

— Моих родителей по работе вызвали в Нью-Йорк, — слабо улыбаюсь. — Сестра тоже с ними поехала.

— Сестра? — слышу удивление в тоне парня, поэтому поворачиваю, немного поднимая, голову, чтобы взглянуть ему в глаза, а Дилан наоборот опускает голову, чтобы так же установить зрительный контакт.

— Элис — моя старшая сестра. Мы близнецы, но совсем разные. Мне кажется, она больше похожа на родителей, даже если судить по цвету волос. Элис светленькая, — тараторю, и О’Брайен хмурится, кинув мне следующий вопрос:

— А почему на фотографиях ее нет?

Смотрю на парня. Не моргаю. Не шевелю немного приоткрытыми губами. Уставилась на Дилана, как на пришельца, ненормального, сбежавшего из психушки. И нервно, неожиданно для самой себя, усмехаюсь:

— Она есть на фотографиях, просто, в коридоре они не стоят, — нахожу, что ответить, и смотрю перед собой, хмуро и потерянно изучая мое внутреннее состояние.

Оно пошатнулось. Всего мгновение колебания, но оно было.

И, странно, но Дилан выглядит таким же сбитым с толку, правда, быстро возвращает себе былую невозмутимость:

— А почему они не взяли тебя с собой?

Мой взгляд замирает. Нет, все тело замерзает, а неприятное отвращение давит на грудь. Рвотные позывы. Они внезапно одолевают меня, стоит мне попытаться откопать в сознании ответ на поставленный вопрос. Я знаю, что он есть. Ужас в том, что не могу найти его в хламе из мыслей. Сижу, не двигаясь, сверлю взглядом противоположную стену, не моргая, когда в поле зрения попадает летающий из стороны в сторону мяч.

— Эмили? — Дилан наклоняет голову на бок, что-то хмуро разглядывая на моей шее. — Что это? — Касается указательным пальцем моей кожи, отчего вздрагиваю, грубо ударив парня по руке:

— Какого черта ты меня трогаешь?! — Слова, пропитанные необъяснимой злостью, сами слетают с губ. Хорошо, что из-за шума, на нас мало кто обращает внимание, так как мой гнев тут же сменяется растерянностью. О’Брайен щурит веки, но его взгляд вовсе не раздраженный, хотя мои необдуманные действия вполне способны вызвать отрицательную реакцию. Не нахожу в себе силы продолжать смотреть на Дилана, поэтому отворачиваю голову, одну руку прижимаю к больному месту на шее, а другой начинаю поправлять волосы, чтобы локоны скрыли мое лицо. Опускаю голову, лбом касаясь колени — ноги, что по-прежнему прижата к груди.

— Это засос? — Вопрос. Я медленно щупаю пальцами больной участок кожи, качая головой:

— Синяк, — шепчу, чувствуя себя виноватой, и ниже опускаю голову.

— Это засос, — утверждение. Мои губы плотно сжаты, а дыхание значительно тяжелеет.

— Поверь, я знаю, как выглядят засосы, — парень давит своим жестким тоном. — Это Шон?

— Что «Шон»? — Шепчу, не поднимая головы.

— Он приходил к тебе вчера.

— Кто?

— Ты помнишь, — голос парня становится тише, будто произнесенное им — какая-то тайна. Хмурю брови, но не двигаюсь. Не хочу смотреть на Дилана, который явно продолжает сверлить меня взглядом:

— Кажешься такой невинной, но что-то ты помнишь…

— А с чего мне вдруг забывать то, что было вчера? — Рычу, словно кошка, немного повернув голову на бок, чтобы взглянуть на парня, который внезапно отдергивает себя, сменив «пластинку».

***

Ему показалось, что она помнит все, что все это время притворяется, что каждое ее слово, каждая слабая, полная боли улыбка — это ложь. Но Дилану лишь показалось. Действительно, с чего он взял, что Эмили забудет то, что было вчера? Парень посчитал, что девушка, после проявления своей дикости, теряет воспоминания о том, что вывело ее из себя? Глупо. Дилан явно недооценивает Хоуп.

Эмили смотрит на него так, как должна, так, как он заслуживает. Правда, если Шон и домогался ее вчера, то с чего вдруг она должна была говорить об этом? Девушка не обязана докладывать обо всем Дилану. И парень осознает, в какой ситуации оказывается. Он сам завел себя в угол. Считает Хоуп — слабой девчонкой, забитой и запуганной, той, которая не смотрит людям в глаза, демонстрируя слабость. Та, что позволяет над собой издеваться.

Но это все не признаки ее жалкой слабости.

Она чертовски терпелива.

И умна.

А Дилан уже успел составить в голове псевдообраз обычной девчонки, с поехавшей крышей.

О’Брайен чувствует себя полнейшим кретином, ведь, неосознанно, начал оценивать Эмили под шаблон, который ему нарисовали другие. Начал думать, как все.

Хоуп продолжает косо с недоверием смотреть на Дилана, сведя брови к переносице. Кажется, вот она — настоящая Эмили, которую в данный момент любая мелочь способна довести до ручки. Бомба, готовая к действию, и О’Брайен понимает — нужно быть осторожнее. Он, как ни как, но хотел помочь девушке не сорваться, а оказался тем, кто может нажать кнопку самоуничтожения.

Порой, люди даже не подозревают, как сильно могут влиять на других, поэтому Дилан только сейчас ощущает тяжесть этой убогой ответственности, понимая, почему все вокруг отказываются помогать Эмили.

Уничтожить человека куда проще, чем починить. Помочь собраться.

Тяжесть на плечах. О’Брайен, наконец, чувствует ее.

— Знаешь, — Эмили вдруг отвлекает парня от его раздумий. Ее лицо заметно смягчается, а взгляд уже не испепеляет:

— Шон — неплохой человек, — опускает глаза на руки Дилана, пальцы которых он переплетает, поставив локти на колени. — Мне кажется… — Девушка с трудом пытается обосновать свое сомнение, — у него есть право злиться на меня, — поднимает глаза, вновь установив зрительный контакт с парнем, который так же сутулится, хмуро разглядывая лицо девушки: