Холмы Фэйри: Дэстини

Я с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Во-первых, я рада была пришедшему Брэну. Во-вторых, пикси совершенно не умела обманывать. Ее голосок звучал настолько выспренно, что она вполне могла бы выиграть пару проб на озвучку современных сериалов. Именно так говорили герои, обнаружившие, что их дедушка-трансвестит оставил им по завещанию пару островов на Гавайях.

Очень-очень серьезным тоном, при этом не веря ни единому собственному слову.

Кортик улетел, а я стояла, так и не дотронувшись до Шара, слушая легкие шаги. Когда он зашел, у меня замерло сердце. Всегда замирало. С первой нашей встречи, когда я подумала «такого принца у меня никогда не будет».

— Я спешил изо всех сил, — просто сказал Брэн. На нем не было иллюзии, скорее всего человеческую личину он скинул при входе.

— Я ждала, — ответила я.

Он сделал шаг, остановился, с силой потер лоб двумя руками, закрывая глаза, совсем по-человечески. Коричневая с золотой каймой туника, явно схваченная впопыхах, сидела аккуратно, но совершенно не поддерживалась поясом. Его принц надеть забыл.

— Я не помню никакого Ульгара, — я смотрела как он моргает, опуская руки, словно выныривает из глубины, — все время думаю об этом.

— Ты сказала, что любишь меня, — Брэн стоял в двух шагах, не дойдя до меня совсем немного. Впервые видела у сида уставшее лицо. Измученное. — Ульгар — мой дядя, брат моего отца. Он первый омочил руки в Купели, и там же погиб, не дотянув совсем немного до победы. Он — моя кровь в слуа.

— Я поняла.

— Что мне сделать?

— Что бы что?

— Чтобы ты действительно меня полюбила.

— А ты? Любишь меня?

Он помолчал. Неуверенно качнул головой.

— Любят люди. Малые фэйри иногда. Отдают эмоции непрерывным потоком, горькие и сладкие попеременно, делают нас более живыми. Сиды принимают любовь и берут ответственность.

— А сид может полюбить сида?

— При взаимном притяжении мы становимся официальными спутниками, Дэс. Это очень большая ответственность, шаг всей жизни. Возлюбленная Ульгара Зойи так и не стала его официальной спутницей, они оба пали в одной битве. Я узнал, Зойи спит в Зимнем Холме, она Первая… Из тех, что пали, пока фоморы еще управляли Купелью. Но долина не вернула их и в землю — они так и лежат, нетронутые временем, в усыпальницах Холмов. Зойи там, а ты здесь. Я не согласен с Ульгаром, ты моя Дэс, а не его Зойи.

Голос звучал все напряженнее и отчаянней, он спорил, сам с собой, с дядей, даже с молчаливой мной.

Я подошла к нему сама. Обхватила ладонями идеальное, слишком правильное лицо. И мягко провела губами по искореженному уху — отметине смерти и жизни одновременно, такой же противоречивой как сами фэйри.

Он совсем не умел любить или думал, что не умеет, но тянулся к моим чувствам, взахлеб, на разрыв, движимый непонятной для себя тягой.

— Брэн, а как среагировала бы королева Мэб, если бы некий даритель преподнес ей секрет возрождения Первых?

Брэн повернул голову и поцеловал сердцевину моей ладони, легко прижимаясь мягкими шелковыми губами.

— Она бы убила дарителя, чтобы секрет навсегда остался секретом, — тихо ответил сид, — в Холме лежит тот, кто по праву должен носить корону всех Холмов. Если бы его возродили, наш мир бы стал другим.

Вот и разница между человеком и сидом. Человек дарил свой талант, себя, мечтал произвести впечатление и бесконечно верил той, которая видела в нем только эмоциональную подпитку. Она ценила не Вагнера, а пользу, которую он приносил. Как только польза сменилась на опасность, она уничтожила источник проблем.

Среди нас, людей, тоже есть те, которые смотрят на окружающих как на функции: дарит ли другой им подарки, знаком ли с нужными людьми, хорошо ли смотрится рядом. Но мы, по-крайней мере, не считаем партнеров никчемными игрушками. И не ломаем их.

— Я буду жить здесь, среди людей, — сказала я Брэну.

— Я принимаю твое решение, Дэстини Сэвидж, — спокойно ответил он. — Могу я посещать твое жилье?

— Когда захочешь, Брэндилах, Наследник Осенного Трона, — мягко ответила я. И добавила. — Я буду рада тебя видеть в любое время дня и ночи. Просто приходи.

Встав на цыпочки, чтобы хоть немного подняться к нему, я расстегнула пуговицу на простой домашней блузке, желтой в мелкий черный горошек. Она была отчаянно никакая, но я выбрала ее, когда одевала, руководствуясь цветом, зная как Брэн любит все золотистое. Пуговица за пуговицей, с тихим, почти неслышным шорохом раскрывалась я перед молчаливо стоящим принцем.

Его взгляд скользил по косточкам ключиц, замер на тяжело качнувшихся полушариях груди. Белье я с основными вещами упаковала при переезде в Посольство и, при купании, не нашла что надеть. Лицо Брэна выглядело опрокинутым, потерянным, словно его мир переворачивался. Он протянул руку и коснулся пальцами верхнего свода, провел до вершинки.

Так, с протянутой рукой, он поднял на меня глаза и сказал:

— Я предлагаю тебе стать моей официальной спутницей, когда ты будешь к этому готова. Без подданства Осени.

— Спасибо за предложение, я согласна, — просто сказала я. И он покачнулся.

Сиды не говорят: «Спасибо». Сиды встречаются столетиями, прежде чем решиться на статус официального спутника. Сиды много чего делают и не делают, руководствуясь законами мира Холмов. Но в моем доме — мои правила.

— Спасибо, что пригласила меня к себе, — медленно выпевая каждое слово, проговорил Брэн.

В его глазах закрутились, засияли два круга. Золотой и серебряный. Брови перестали хмуриться. Он, подняв руку, гладил меня по щеке, пока я снимала блузку полностью и скидывала на спинку стула.

— Ну, давай же, — нетерпеливо сказала я, — я не знаю, что делать дальше. Видишь, почти разделась, а ты ничем не помогаешь.

— Это было так красиво, что я не хотел мешать. Но если ты настаиваешь…

Одним движением он снял тунику, отбросил ее и подхватил меня на руки, удерживая под бедра.

За последние дни я сильно похудела, но все равно мое тело — несравнимо пухлее, что ли, чем у девушек весеннего двора, которых я видела на балу. Шире бедра, крепче груди. Изящность пока только примерялась к моему телу.

Но из-за блеска расплавленного металла в глазах Брэна я чувствовала себя самой красивой девушкой во всех мирах.

Он подхватил меня на руки и понес в маленькую кладовую, к кушетке, на которой когда-то впервые поцеловал.

Я сжимала пряди каштановых, отрастающих прямо в моих руках волос, откидывая с силой его голову назад, прямо под мои неистово целующие губы. Он счастливо улыбался напору и прихватывал в ответ, пытаясь меня поймать, остановить, задержать. В моем теле порхали не бабочки, а светило целое солнце, делая меня горячей и разморенной.