Холодное блюдо
Шрифт:
Когда дверь за последним из следователей закрылась, Кондратьев откинулся в кресле, сцепил руки на животе и предложил:
– Игорь Юрьевич, давайте начистоту.
– Кто ж против, пожалуйста…
– Я по поводу расследования…мне кажется, что Вы не вполне адекватно к нему подходите.
Едва не сорвавшееся с языка пожелание перекреститься, которое обычно высказывается в случае, если кому-то что-то кажется, Данилец с трудом прожевал, но недоумение все же высказал.
– Аркадий Иванович, нельзя ли попроще изъясняться, а то я с трудом улавливаю, о чем речь.
– Я вижу, что Вы… не в том направлении…усилия прикладываете. Ну что Вы к Туманову прицепились, он тут при чем? Есть улики, есть орудие преступления, даже подозреваемый…установлен, вот
– Позвольте, неприкосновенность здесь не причем, я не собираюсь Туманова к уголовной ответственности привлекать…- возмутился Данилец, а про себя добавил: "К сожалению, и надеюсь – пока".
– Еще чего не хватало!
– И не цепляюсь я к нему.
– Именно что цепляетесь. Непроверенные сведения распространяете, допрашивать намериваетесь. А Туманов не мелкая сошка, которую за здорово живешь можно на допрос притащить. Скандала хотите?
– Нет.
– Прекрасно! – прокурор расцепил руки и энергично хлопнул пятерней по столешнице.- Тогда не надо Туманова трогать. Появился у Вас подозреваемый, ну и занимайтесь им!
– Как же заниматься подозреваемым и не трогать Туманова, если этот подозреваемый – член его группировки?! В любом случае кого-то из окружения допросить придется. А то и самого "хозяина". Иначе вообще дело расследовать невозможно.
Кондратьев устало вздохнул, отвернулся от собеседника и потер сияющую глянцем лысину.- Я вижу, Вы упорствуете. Не хотите меня понять и пойти навстречу.
– Хочу… – начал было Данилец, но прокурор прервал его взмахом пухлой ладошки.
– Перестаньте! Не хотите, не надо. Ваше право. Я даже передавать дело другому следователю не буду…пока. Однако прошу заметить, упрямство до добра еще никого не доводило. Никого и никогда. И мой Вам совет, – прокурор снова развернулся лицом к Игорю Юрьевичу и нацелил взор… не в "преданные" глаза следователя, а в район его переносицы, – оставьте Вы Туманова и его доверенных лиц в покое, не упорствуйте. Это бесперспективно. – Кондратьев поджал губы и еще раз повторил, почти по слогам.
– Бес-перс-пек-тивно.
– Да я и…
– Надеюсь, Вы все-таки воспримете наш разговор…адекватно и поймете меня. – Затыкать рот подчиненным прокурор навострился добре.- В противном случае, боюсь, я буду вынужден забрать у Вас дело, Невзирая ни на что.
– И передать его Евгению Альбертовичу?
– Хотя бы и ему.
– Даже так?
– Кондратьев развел ладони над столом и приподнял брови, словно говоря: "А ты, братец, как хотел?", а вслух озвучил наполовину утвердительное, наполовину вопросительное:
– Итак, я надеюсь на понимание?…
– Я подумаю.
– Подумайте…- увидев, что Игорь Юрьевич зашевелился, собираясь подниматься со стула, добавил:
– Вы свободны.
Данилец покидал кабинет прокурора в легком озлоблении. Вот, стервец! То у него, видите ли, "не понимаете", то "надеюсь на понимание". Жучила. Иносказатель доморощенный. Прокурор практически открытым текстом предупредил, чтобы Туманова и его присных следователь не трогал, иначе…вот тут в дальнейшем возможны варианты. Скандалы, разборки в областной прокуратуре, попытки убрать неугодного следователя, обвинения в превышении должностных полномочий и прочее. Выбирай на вкус. Не обсуждается только то, что дело у него сразу же отберут.
Красота!
Шаг вправо, шаг влево, прыжок на месте приравниваются к побегу. И как в подобных условиях работать и дело раскрывать?!
На выходе, уже отрыв дверь, Игорь Юрьевич оглянулся. Аркадий Иванович монументом страшной занятости застыл над какой-то "бумажкой". Хоть портрет маслом пиши: "Чиновник государев на службе". Низко наклоненная голова мешала разглядеть выражение глаз, но сомнения в том, что Кондратьев удовлетворенно улыбается, у следователя почему-то отсутствовали. Данильцу даже показалось, что блики, порхающие по сановной
лысине, мельтешат…не просто так, а удовлетворенно.Неподалеку от комнаты со специфическими функциями, дверь которой в присутственных местах обычно украшена табличкой "служебное помещение", а в прочих заведениях – буквенными обозначениями или графическими изображениями, следователя поджидал Михолап.
– Закуришь? – зам протянул Данильцу распечатанную пачку сигарет.
– Спасибо.
– Спасибо, да или спасибо, нет?
– Нет. Я в завязке, – соврал Игорь Юрьевич. На самом деле с сигаретами он не завязывал. Слишком сильная привычка, да и не тяготила она его особенно. Откровенно говоря, некурящих следователей в прокуратуре (и в органах внутренних дел тоже) практически не было. Некоторые представительницы прекрасного пола (как правило, имеющие маленьких детей) и молодежь, еще не успевшая пристраститься к пагубной привычке – вот и весь антиникотиновый корпус. Остальные дымили не хуже, чем речные суда на угольном топливе. Специфика профессии. И контакт с подследственным порой поддержать нужно, и стресс иногда снять, эмоции притупить. Данилец тоже дымил. Впрочем, в сравнении с коллегами гораздо реже и не столь "запойно". Курил в основном за компанию или когда, выражаясь языком протоколов, "совместно распивал". И еще когда нервничал – сигаретный дым его успокаивал. На зависть Ивановой или Тонких, которые дымили до обеда, во время обеда, после обеда и вместо обеда, Игорь Юрьевич вполне мог ограничиться двумя-тремя сигаретами в день, а то и вовсе обойтись без табачной подпитки. Поэтому Данилец себя к заядлым курильщикам не причислял, но – против фактов не попрешь – все же курил и не бросал, даже не собирался. Однако знать об этом Михолапу ни к чему, а то полезет в душу с немытыми ногами и бесценными советами. И вообще, откровенничать с замом желание отсутствовало.
– Давно? – Михолап извлек из засаленного кармана зажигалку и щелкнул кресалом.
– Вторую неделю, – Игорь Юрьевич попытался отделаться от общительного зама еще одной мелкой ложью и проследовать в собственный кабинет, милый, родной, уютный и, главное, запирающийся изнутри. Но не преуспел. Михолап в плане приставучести, конечно, уступал криминалисту Сапеге, особенно похмельному варианту экспертной прилипчивости, но отбить у него парой фраз охоту поговорить являлось задачей трудновыполнимой для любого. За исключением начальства. Зам отработанным за годы практики движением схватил Данильца за рукав, участливо заглянул в очи и поинтересовался:
– А что так, приперло?
– Нет, просто надоело.
– Молоток. Сила воли, уважаю. Я вот все собираюсь, собираюсь, но никак не могу. То одно, то другое…- Михолап расчувствовался и отпустил рукав Игоря Юрьевича.
Данилец пожал плечами, обозначая отношение к проблемам собеседника, и хотел удалиться восвояси, но снова не срослось.
– Погоди. Юрьич, скажи, ты зачем гусей дразнишь?
– Ты о чем?
– Не дури. На фига ты шефа задираешь, он скоро на тебя, как бык на красную тряпку, бросаться начнет. Чего вы с ним не поделили?
– Ареал обитания. Я с пернатыми и клювастыми плохо уживаюсь, потому и дразню.
– Я серьезно спрашиваю.
– Если серьезно, то не знаю. Не знаю… – Данилец поймал себя на мысли, что на этот раз не соврал.
ГЛАВА 7
Серега Величев грустил.
И не просто грустил, а печалился так, как это может делать только русский человек – заливая горечь горячительным. Начал он печалиться по российским меркам относительно недавно – вторая неделя пошла, но тосковал интенсивно. Литра по полтора в сутки. Разнообразных напитков крепостью около сорока градусов. В основном коньяка. Впрочем, Серега и водочкой не гнушался, и ромом, а в один из наиболее сумрачных дней умудрился высосать семисотграммовую бутылку сливочного ликера. После чего рыцарю печального образа стало настолько нехорошо, что казалось – вместе с ликером и закуской наружу вылезет и селезенка. И еще пара-другая менее значимых органов.