Холодное сердце пустыни

— Ну так, что невозможного в моих словах? — Пауль поднял брови.

— Истинная связь двух магов… — Мун запнулась, будто нашаривая каждое слово, — это ведь дар от богов, понимаешь?

— Не очень, лилия моя, — Пауль криво усмехнулся. Новое прозвище для девушки просилось на язык чуть ли не с того момента, как она выбралась с ним на этот балкончик. Тогда-то, только скользнув взглядом по нежной коже, Пауль и вспомнил золотистые прохладные лилии из сада матери.

Пять лет не вспоминал. Пять лет ничего кроме смерти во сне не приходило. А тут вынырнуло из памяти, как никуда и не терялось. И стало как-то спокойней.

— Не твоя я, герой, забыл, что ли? — устало проворчала Мун.

Как же хотелось потянуться, провести пальцами по худенькому предплечью. И посмотреть, вздрогнет ли эта красотка, тронет ли румянец кожу на этих нежных щечках.

Нет, все-таки ночь настраивала Пауля совершенно не на тот лад. Ему сейчас хотелось так-то куда большего, но более дерзкие мыслишки он старательно отстранял на второй план.

— Не присыпай мне раны солью, дай помечтать, — Пауль вздохнул. — Лучше расскажи про истинную связь, что знаешь, потому что я о ней не знаю совершенно ничего.

— Мечтай, пожалуйста, я, может быть с тобой вместе помечтаю, может быть, даже о тебе, — Мун, маленькая насмешница, разумеется, не смогла не ответить. Как маленькая пустынная юркая саламандра, та, которая кусается, не горячо и даже не очень больно, но все-таки ощутимо.

Прикоснуться к маленькой колючке захотелось еще сильнее.

— Рассказывай, Мун, — Пауль чуть сглотнул, избавляясь от сухости во рту и от части озабоченных образов в голове.

— Я знаю, но немного, — предупредила девушка, — знаю, что истинные — если они бывают, чаще всего друг другу подходят идеально. Они чувствуют друг друга, любят примерно одно и то же, живут будто в одном темпе. Один чего-то хочет — другой это чувствует и дает. Истинные — это как две части одного камушка. Сложишь вместе — срастутся намертво. Говорят, что нитей истинных Нии-Фэй протягивает много, но мало иметь эту связь, её нужно почувствовать, за ней надо проследовать. И если Мег услышала зов своего истинного из Эффин — связь между ними была действительно сильнейшей. Пауль, неважно, что Мег была истинной для пустынника, ведь она для него была второй половиной жизни. Их дети могли родиться действительно сильными чародеями. И не мог он так быстро в ней разочароваться. Да еще и убить. Если истинная связь была, если Сальвадор её видела…

Зря он затеял этот разговор. Сразу ощутил, сколько слабых мест выставил. Нельзя это делать. Ни с кем.

Но почему с ней вышло?

Он лишь пару раз рассказывал это соседям по камере на Арене — ну, тем соседям, которые через пару недель все равно умирали. Глупый был, молодой. Надеялся, что с Арены удастся выбраться, и может быть, прихватить друга или двух.

Не было на Арене друзей. Даже Думиса, тихий наивный большеглазый Думиса, так долго притворявшийся наивным дурачком, попавшим на Арену случайно, Паулю другом быть перестал довольно быстро.

А как втирался в доверие? Как плакался по ночам по несчастной матери, оставшейся без кормильца? Даже Пауль ему поверил. Хотя уж он-то привык к тому, что в рабах на Аренах часто ходит конченый сброд. Это их с Риком взял распорядитель Арены, впечатлившись мускулатурой братьев Ландерсов. Вложился, так сказать, в будущее. Но их хотя бы обучали, как “ценный вклад” хозяина Арены. И вообще содержали в приличных условиях. Чаще всего на Арену отправляли убийц, воров, и прочих, тех, чью смерть никто бы не оплакивал. Кого можно было и голодным мантикорам скормить, и на пушечное мясо умелым гладиаторам отдать.

Но Думисе Пауль поверил. Почему-то.

Это уже потом он узнал, что Думиса пришел на Арену сам. Мастер ядов, погрязший в долгах и решивший развлекать толпу — ведь за это свободным хорошо платили, да и женщины вольных гладиаторов любили. Владел мечом Думиса неважно, но зато прекрасно стрелял отравленными дротиками из специальной трубки…

А еще — он прекрасно втирался в доверие, договаривался с надзирателями гладиаторов-рабов, подселялся к ним “соседом” и давил на жалость и стыд.

Ведь не столь уж многие рабы-гладиаторы готовы убивать раз за разом. Иной может и поддаться, потеряв желание жить ради того, чтобы дарить смерть. Тем более если против тебя выйдет тот, кто еще вчера тебя штопал и назывался твоим другом, кто знает о твоих потерях и рассказывал тебе о своих.

Впрочем, хитрость Думисе с Паулем не помогла. А вот Паулю хитрость Думисы очень помогла. Точнее его подлость и любовь к ядам.

Кто знал, что халиф очень любит смотреть на бои Ариш Тель Лана? Пауль даже не подозревал. Хоть и заметил в какой-то момент, что кормить его стали гораздо лучше, чем других. Но не думал, что все так, мало ли среди посетителей Арены богатеньких меценатов? Он слегка надеялся, что его с Арены выкупят, ну или халиф свободу подарит, но все вывернулось совсем в другую сторону.

— Пауль, — Мун коснулась сжавшегося по инерции кулака Пауля, заставив его вздрогнуть и снова уставиться на девушку. Лишний раз удивляясь, как сразу не был ослеплен этой странной пустынной лилией. И как у того сброда вообще поднялась рука прикоснуться к ней, да еще и с грязными намереньями.

Эту девушку хотелось любить. Неторопливо, со вкусом, постепенно складывая целый мир к её ногам.

И дело сейчас даже было совершенно не в её красоте. Хотя красивая она была до одури, был бы чуть повпечатлительней — потерял бы сознание. Но предпочитал любоваться. Украдкой и прямо, без разницы, лишь бы не отрывать от неё глаз.

Дело сейчас в основном было в искренности, таящейся на дне этих колдовских глаз.

— Я что-то не то сказала? — тихо спросила девушка, явно восприняв его напряжение на свой счет.

— Ну что ты, лилия моя, — горько откликнулся Пауль. — Вот только я не знаю, что видела Сальвадор. Но знаю, что Мег умерла, еще когда мы с Риком пытались выйти из пустыни.

— Как вы узнали? — Мун недоверчиво прищурилась.

Пауль тихо вздохнул, прикрыв глаза. Вспоминая. Вспоминая, как на пятый день, когда они с Риком спали, чуть не съежившись вокруг крохотного костра — пустыня послала им тогда “подарочек” в виде одного настигнутого хорлами пустынного странника, и двух тюков с его вещами — с тряпками, если быть точнее. Еды при путнике было — ровно две краюшки хлеба, во фляжке болталось три глотка какого-то травяного чая, Рик и Пауль честно разделили их напополам, чтобы продлить свою агонию. Из тряпок соорудили костер, не особо заботясь о стоимости тех тряпок. Жертва хорл с них уже бы не спросила. Тем более, что это явно был то ли вор, то ли контрабандист. Иные по пустыне вне каравана не шлялись.

Спали беспокойно, просыпались от далекого холодного воя вайг и от вторящих им пустых желудков братьев Ландерсов. Зажевывали голод какой-то горькой травой, сытости и сил она не добавляла, но хотя бы нестерпимое желание сожрать собственную руку притупляла. И спали. Пытались.

Скрутило на рассвете. Скрутило так, что двое взрослых, не раз встревавших в драку и знающих, почем фунт боли, мужчин, валялись на белом песке и выли от боли, не в силах шевельнуться.

Скрутило кровной связью. Той, которая и была причиной того, почему за косяк Рика прилетело и Паулю. Потому что они были братья и явились вместе.

Боль не отпускала с четверть часа. Она выжала их до бессилия, до того, что не держали ноги и не шевелился язык. Впрочем это было и не нужно.

Обоим братьям Ландерсам было тогда понятно — что-то случилось с Мег. Это её магия взвыла в предсмертном вое, это её магия дернула за нити кровной связи, будто надеясь, что они смогут прийти к ней на выручку.

Увы. Они не могли. И Рик, и Пауль магами были никакими, навыков Пауля хватало, только чтобы костер разжечь или яблоко поймать у земли, чтобы тонкая сторожевая сеть заклинания у соседа не сработала. Не умели они создавать телепортов, да и Мег не умела, хотя она-то и была в этом очень одарена.