Холодное сердце пустыни

Мун дослушала этот рассказ, не моргнув глазом ни разу. Бледная такая, ни единой кровинки в лице не было. Замерзла?

Пауль поднялся, шагнул в комнатушку, отведенную ему для сна господином Аманом, взял с кушетки тонкое одеяло, вернулся обратно на балкончик и опустил его на плечи Мун.

Никогда на него женщины не смотрели так пораженно. Такое ощущение, что удавке в его руках она бы удивилась меньше.

— Вот такая вот истинная связь, лилия моя, — Пауль вздохнул, снова опускаясь на пол и скрещивая ноги, — может, Рик и был не прав в том, как себя повел на судилище. Может быть, я не прав, что предъявляю этот счет именно Сальвадор. Я даже не знаю, могла ли она это предвидеть. У меня, знаешь ли, нет возможности с ней побеседовать. Но суть в том, что она отказала нам, сказала, что моей сестре с её истинным будет лучше. А моя сестра не прожила и недели. Не пары лет даже, недели, Мун. Это счастье с истинным, как думаешь. Стоило оно того? Это лучше того исхода, в котором мы бы вернули Мег домой?

Девушка молчала, лицо её как-то странно замерло. И сама она зябко куталась в покрывало и избегала взгляда Пауля. Ужасно растерянная, погруженная в свои мысли.

Самое обидное было в том, что уже через несколько часов ей возвращаться домой к хозяину. А Паулю — искать продавца воды, возможную подработку и идти на поиски самого удаленного от Хариба оазиса.

И что дальше? Все свидания с этой нежной лилией только во снах?

— Знаешь, Пауль, — Мун провела ладонями по щекам, будто пытаясь стереть с лица какой-то налет, — я, пожалуй, не буду дожидаться рассвета. Я пойду домой сейчас. Мне что-то нехорошо.

Кажется, настал черед Пауля озадачиваться вопросом — что и где он сказал не так.

12. Глава, в которой намечаются неприятности

Ей не удалось отделаться от Пауля, который всерьез вознамерился пойти её провожать.

— Час почти рассветный, — Пауль пожимал плечами, затягивая под плечом ремешки кожаного наплечника, — духи уже засыпают, а вот шваль всякая как раз просыпается. Так что лучше я с тобой пройдусь, лилия моя, продышусь заодно. Утренний воздух — свежий. За завтрак сойдет.

Он никак не хотел прекращать называть её вот так. И когда она третий раз сделала ему замечание, что “моя” в адрес чужой рабыни звучит неправильно, Пауль лишь вздохнул и сказал, что это звучит не неправильно, а мечтательно. Ему бы, мол, хотелось, чтобы он мог называть её так по полному праву, увы, судьба ему это не позволит.

А ей хотелось только вцепиться ногтями в кожу своих щек и содрать её, обнажить сущность, чтобы засияли знаки духа и на лбу, и по всему её телу.

Но зачем ей этого хотелось?

Пауль ведь не понимал, кому это говорит.

Он не понимал, что смотрит не на кого-нибудь, а на ненавистную ему Сальвадор.

Перед тем как пойти и разбудить Падме, Мун улучила минутку и заскочила в умывальную комнату. Просто потому что, кажется, только так она могла побыть наедине с собой. Так вот, без причины и какого-нибудь обычая Пауль от неё отставать не хотел.

Именно поэтому, после того как за её спиной задернулась циновка, пряча её от Пауля, девушка не сразу даже прикоснулась к воде, хотя умыться ей сейчас точно не помешало бы. Кожа лица грозила закипеть от бессильной яростной боли, что кипела сейчас в крови Мун.

Ей хотелось только ослепнуть. И оглохнуть. Как и всегда, когда гибли её девочки, её сестры, всякая из тех, кого касалась её рука. Даже по рассказу Пауля — Мег просила у Сальвадор благословения. Если просила — значит, получила.

То что описывал Пауль… Оно действительно могло произойти. Что можно было действительно легко найти в Махаккаре, так это смерть.

Нет, претензии у Пауля были, конечно, смешные.

Мун промолчала о том, что не в праве Сальвадор было спорить с волей Нии-Фэй, предназначившей Мег кому-то из детей пустыни. У богини любви был свой промысел. И она тоже была на него благословлена солнцеликой Шии-Ра.

Мун промолчала о том, что это право женщины — выбирать её судьбу. На этом Сальвадор стояла крепче всего. И не намерена была изменять своим правилам из-за тысячи возмущенных братьев, отцов и мужчин, не желающих слышать слово “нет”.

Мун промолчала наконец о том, что очень странно адресовать претензию Сальвадор к смерти, что произошла без её участия. Кровная магическая связь — она ведь не сказала, почему умерла Мег. Не от руки же Сальвадор, так? А сама пустыня убивала прекрасно, здесь одних голодных духов, магических тварей и просто всякого голодного до чужого добра сброда было предостаточно. Далеко не все маги могли с этим справиться.

Умерла — да. По иному поводу кровная связь не срабатывала. Она и вправду просила помощи. Но, видимо, и Пауль, и Рик — тоже магически одарены были. Незначительно, не как сестра, и явно не очень занимались этими талантами, да и что сказать — обучение чародейству стоило дорого. Многие маги были самоучками, складывали чары по интуиции, за всю свою жизнь покупая от силы пару учебников по магии.

Но братья Ландерсы точно были способны, кровную связь тоже могли прочувствовать только люди с магической искрой в сердце. Вот только чем могли помочь балбесы старшие братья? Ничем не смогли.

Но все-таки… Да, все ясней становилось, откуда в памяти столько дыр и путаницы. И тогда ей тоже было больно. И тогда тоже хотелось только забвения, которое не мешало бы ей исполнять долг.

Мег не стало. Её сестры не стало. Через несколько дней после того, как она даровала Мег свое благословение. Оно ведь имело силу. Оно должно было принести ей счастье. Но что-то случилось. Не обошлось без какой-нибудь демонической твари, только они могли обходить благословения пустынных духов.

И как же это было паршиво. Был ли вообще смысл хоть за что-то воевать в этой пустыне?

Если все равно день за днем здесь гибли её сестры.

Если все равно оставались демоны, духи, боги — которым было плевать на несправедливость, которые жили как им хотелось.

Нет, это все пустые мысли, Сальвадор останется верна посмертной клятве, до тех самых пор, пока никто не оспорит её право держать кинжалы справедливости. До тех пор — она будет воевать. И если хоть одной спасенной судьбой станет больше — значит, благословение Шии-Ра она получила не зря.

Но как же горько, горько ощущать собственное бессилие. Когда кажется, делай, не делай — все равно ничего не меняется…

Она не могла плакать долго. Она вообще не должна была плакать — там за циновкой стоял и ждал её Пауль. Вот только не оплакать Мег, еще одну без времени ушедшую в чертоги предков сестру, она не могла… Если бы она разучилась чувствовать боль за других — тогда цена бы её Суду была небольшая.

— Ну, что ты, Салли, — шепнул эфир, и стало еще хуже.

Только не он, только не сейчас…

Но нет. Все назло её желаниям. Именно он, именно сейчас.

Эльяс проявился за её спиной, отражаясь в мутноватом зеркале. Во всем своем полуголом татуированном величии. Подлинный нарцисс, во всем его самовлюбленном великолепии.