Холодные ключи (Новичок)

— Вы хотите ещё побыть в Кемерово?

— Да. То есть, если никак нельзя…

— Оставайтесь до конца недели.

— Мне нужно… такое дело, обратный рейс, он будет только в следующую среду.

Блейель сам так изумился своему неожиданному вранью, что трижды осекался, прежде чем продолжил:

— Я, конечно, свяжусь с герром Хюнингом, чтобы он меня подменил.

— Давайте, герр Блейель, так и сделайте. Всё уладится. Вы уже много нафотографировали?

— Я обязательно ещё…

— И когда вернетесь, то всё расскажете.

— Да. С удовольствием. Очень вам благодарен…

Но Фенглер уже повесил трубку. Всё уладится, подумал Блейель и улыбнулся телефону. Как хорошо, что он дозвонился до старикана.

Вскоре из уборной вернулся Артём. Они сидели на бордовом пухлом диване из искусственной кожи, в залитом холодным светом кафе, куда они зашли после музея.

— Мы выиграли время, — сияя, сообщил Блейель Артёму.

— Это здорово. Только вынужден признать, что не вполне понимаю, о чём…

— Ах, извини. Я немного возбуждён. Знаешь, я ещё никогда… во всяком случае, я имел в виду себя. Я выиграл время. Это значит, что я здесь ещё подзадержусь.

— Ого.

— Но тебя это пусть не беспокоит. Ты свой объём работ уже практически выполнил.

Артём пожал плечами.

— Пока мне ещё платят.

— Только сегодня и завтра.

— Посмотрим.

— Нет, нет, нет, об этом не может быть и речи. Я и так безгранично злоупотребил любезностью фрау Карповой. А твоей и подавно.

— Ты так считаешь?

— Я твой должник навеки.

— Матвей, сколько можно преувеличивать.

— Независимо от этого, ты свою работу выполнил, и баста.

Артём начал щелчками сбивать крошки со стола.

— И что же с тобой будет без меня?

— Как–нибудь справлюсь.

— Да уж, парень ты справный.

Телефон ещё лежал около тарелки Блейеля. Он отключил его и спрятал в сумку. Когда он нагнулся, кожаный диван издал громкий непристойный звук.

— Артём. Если у тебя будет время и желание ещё побыть моим ангелом–хранителем, я буду очень рад. Очень. И тогда я, разумеется, буду платить тебе сам. Просто скажи, сколько это стоит.

— Ты становишься легкомысленным.

— Нет, я серьёзно.

— Хлопнем водки?

— Лучше не надо. Я не привык, лучше мне сделать перерыв с алкоголем.

— Я заказал всего–навсего двести грамм. Уже за это любая официантка обзовёт нас рохлями. Юная официантка в белой мини–юбочке.

— Ещё слишком рано.

Но юная официантка уже стояла перед столиком, держа на подносике графинчик и две стопки.

— Тогда выпьем за герра Фенглера.

— За герра Фенглера, — кивнул Артём.

— И за фрау Карпову.

— О да, за нашу славную Галю.

Они выпили.

— Кстати, как её больной малыш?

— Правильно, забыл тебе передать — столик в «Дружбе народов» заказан на завтра.

Блейель улыбнулся.

— Прощальный ужин.

Артём сидел, откинувшись назад, и теребил волосы. Потом спросил:

— Ты правда хочешь ещё остаться?

— Я должен.

— Почему?

— Я же вот только теперь приехал.

— Думаешь?

Блейель ничего не ответил, улыбнулся ещё шире, подняв брови.

— А если она не ответит?

Улыбки улыбками, но в мозгу гостя зародилась мысль, что Артём может утаить от него ответ Ак Торгу. Это было в его силах. И он никак не сможет ему помешать.

— Ты потом не посмотришь, ответила она или нет?

— Если хочешь, можем пойти вместе в интернет–салон, прямо сейчас.

— Да, хочу.

— Матвей, прости, но ты бредишь.

— Да.

— Извини, я хотел сказать: ты бредишь, как ещё никто на моих глазах не бредил. Даже мой достопочтенный батюшка.

Блейель едва не хихикнул, но сдержался. Не хватало ещё подтверждать диагноз. Артём допил рюмку и оглядывал его, придирчиво и вопросительно.

— Пожалуй, я останусь твоим переводчиком. Надо же знать, что с тобой будет дальше.

— Очень рад. И, как я сказал…

— Ладно, ладно. Всё в свое время. Пойдём–ка в интернет.

— Я заплачу!

Интернет–салон оказался мрачным помещением с мраморным полом; после залитой солнцем улицы Весенней казалось, что они попали в склеп. При входе томился охранник в чёрной форме, внутри рассеялась горстка бледных студентов. Блейель поёжился.

Но она ответила! Очень благодарна за интерес, гостю из Германии — огромный привет, она будет рада увидеться. Следующее выступление у неё в понедельник, в Таштаголе.

— Везунчик!

Артём ткнул Блейеля локтём. Тот молча кивнул. Вспомнилась фрау Виндиш в приёмной Фенглера.

— Таштагол. Это далеко отсюда?

Артём просмотрел другие письма.

— Ну, это ещё в Кемеровской области. Стало быть, не дальше трёхсот километров. Это на самом юге, в Горной Шории.

— Горной Шории?

— Не спрашивай, почему, но мы говорим не «Шория», а «Горная Шория». Довольно холмистая местность, насколько мне известно.

Приглушённый стук мыши о пластиковую столешницу. Дальше, в глубине склепа, белобрысая студентка зашлась кашлем, суматошно махая руками. И, хотя Блейель, задумавшись, молчал, Артём буркнул:

— Ты прав. Срочно нужно пополнить знания о шорском народе. Но давай по порядку. Что ей ответить?

Два последующих дня Блейеля терзал понос, настолько сильный, что он вообще не выходил из гостиницы. Выбрался только раз — дрожа, добрёл до аптеки в соседнем доме и купил имодиум. К счастью, с аптекаршей удалось объясниться. Потом, дрожа, сразу юркнул в кровать, под одеяло — и тут же снова выскочил в туалет. Для начала он выпил сразу две таблетки.

Артём намеревался зайти после обеда, обещав сюрприз, и Блейелю не хватило силы возразить, что в таком состоянии он предпочитает остаться один. Снова и снова он проигрывал диск Ак Торгу на плейере, так удачно купленном накануне вечером. Он даже преодолел отвращение перед маленькими наушниками, которые, как беруши, вставлялись прямо в ушной проход.

Не всё на диске звучало так же, как на сцене. В некоторых песнях пения почти не было, долбили басы, булькала электроника — обычно Блейель такого не любил, но в соединении с горловым рокотом или призрачными, непривычными мелодиями он находил свою прелесть и в этом. Хотя Ак Торгу не могла что–то сделать не так по определению. С огромной радостью он нашёл песню, начинавшуюся с далёкого воя, номер одиннадцать, и прокрутил её много–много раз.