Холодный огонь
Шрифт:
— Вы позволите мне предупредить друзей? Обещаю, что никакой паники…
— Да.
Вдова улыбнулась, но улыбка тут же угасла.
— Вы уверены, что этот человек, которого ваши люди называют консультантом, сможет нам чем–нибудь помочь?
— По крайней мере, он скажет, как эту тварь прикончить.
Миссис ван Аллен, чуть нахмурившись, задержала взгляд на полицейском департаменте и поднялась.
— Я принесу вам напиток.
Бреннон проследил за ее взглядом. Консультант и его пес стояли у крыльца и пристально смотрели на пекарню.
— Садитесь,
Покатиться в одном экипаже с начальством было большой честью, но Натан понимал, что шеф просто не хочет обрести вместо комиссара ледовую скульптуру. Бреннон забрался внутрь, и кучер тронулся с места.
— Еще немного — и они откажутся выходить на улицы, — негромко сказал Натан. — Сегодня детективы спрашивали об амулетах против нечисти.
— И что сказал консультант?
— Сказал, что это не нечисть.
— А что ж тогда?
— Нежить.
Шеф полиции поразмыслил.
— А есть разница?
— Для нас принципиальной нет. Вопрос в том, насколько мы можем доверять его объяснениям.
Память Натана прояснилась еще до конца бутылки с медовым напитком. И Бреннон не стал таить от начальства ценные сведения насчет консультанта и его дворецкого. Пусть он ни черта не понял в том, что именно Рейден сделал, зато было ясно, как день: так можно защищать только какой–то крайне важный секрет.
— Мы вообще знаем, откуда он? У него имперская фамилия.
Бройд покряхтел, несколько виновато, как различил Натан.
— Тут немало людей с имперскими фамилиями. Лонгсдейла мне рекомендовали из столицы, письма, рекомендации, отзывы — я все проверил. Все настоящее.
— Это им так кажется, — сказал Натан. — Откуда нам знать, что этот дворецкий может внушить человеку.
Шеф хмуро молчал. Бреннон отвернулся к окну. По стеклу ползли морозные узоры, потихоньку съедая его от краев к центру. Натан вздохнул, и дыхание превратилось в пар.
— Как это начинается? — спросил Бройд.
— Становится холодно.
— Что, еще холоднее?
— Угу.
— Да тут и так не майский день, — пробурчал Бройд и откинул с сиденья узорчатую мазандранскую шаль. На комиссара блеснули длинными дулами два револьвера «Морриган». Бреннон не видел их с тех пор, как Бройд палил из них в красные имперские мундиры.
— Это единственные, в которые я смог засунуть серебряные пули, — пыхнул сигарой бывший полковник. — Бери.
— Думаете, поможет?
— Думаю, не у одного меня была кормилица из деревни.
Натан положил на колени револьвер. В темноте напротив тлел красный огонек сигары. Иногда внутрь проскальзывал холодный свет фонарей и бросал стеклянные блики на широкие руки Бройда, его тяжелую бульдожью челюсть, седые баки и светло–голубые глаза. Когда–то Роксвилл–стрит дымилась в огнях пожарищ, и от баррикады до баррикады ее усеивали тела горожан.
— Еще, говорят, рябина помогает, — порывшись в памяти, сказал Бреннон.
— Срубим ближайшую и наделаем рябиновых крестов для парней. Заодно совместим с колом.
Пар от дыхания осел холодными каплями и свернулся в льдинки. Полковник и ротный переглянулись. Испуганно всхрапнула лошадь снаружи. Бройд стукнул тростью в стенку, и экипаж встал.
— Залезай, — велел кучеру шеф полиции. Бедолага, мелко стуча зубами, даже
не стал благодарить и забился внутрь. Бреннон сунул ему медвежью полость и спрыгнул на скрипящий, искрящийся снег. Здесь Роксвилл–стрит пересекалась с Эханн–род. Район исключительно богатый и респектабельный. И чертовски далекий от озера. Экипаж остановился около высокой каменной ограды с кованными воротами.— Далеко оно зашло, — прошептал комиссар. Ажурную решетку створок покрывал иней. Его острые белые шипы стремительно росли, заполняя каждый промежуток в ковке, пока решетка не сверкнула лаковым ледяным витражом. Руку Бреннона обжег знакомый холод, и Натан сунул револьвер в карман. Еще не хватало и этот заморозить к чертям, так никакого жалования не хватит…
Лошадь громко заржала и забилась в упряжи. Бреннон схватил ее под уздцы и положил ладонь на холку — скотинка мелко тряслась и дико косила глазами, будто готова была бежать во все стороны одновременно, лишь бы подальше. Эханн–род поднималась на низкий, пологий холмик, и со своего места Натан первым разглядел появляющиеся на белоснежном полотне узкие следы.
— Сэр, — тихо позвал он.
— Все–таки пришла… — прошептал Бройд.
Отпечатки маленьких босых ног цепочкой потянулись к ним. Воздух стал неподвижен и холоден, и Бреннону показалось, что он дышит жидким льдом. Он обжигал легкие и горло, от него звенело в голове. Или от чего–то еще.
Бройд медленно поднял руку. Над улицей скользнул чуть слышный, холодный вздох, и шеф выстрелил на звук. Бреннон тут же выхватил «Морриган» и пальнул в сторону следов. Пара серебряных пуль пронеслась над следами и выбила ледовую крошку из высокой ограды напротив. Но тварь все же остановилась. Цепочка следов прервалась в дюжине ярдов от людей. Прикрывая начальству спину, Натан повернулся кругом — никого. Только тишина и невыносимый холод сквозь перчатку… и чувство, что оно рядом.
На толстом слое льда, что покрывал стены домов, напротив комиссара проступило два отпечатка ладоней. Бреннон выстрелил. Пуля ударила помеж отпечатков и рикошетом усвистела куда–то в сторону. На миг Натану помстилось, что он слышит голос — обрывок шепота, принесенный ветром.
— По крайней мере, нам удалось привлечь ее внимание, — пробормотал Бройд. Бреннон не ответил — его мало утешало то, что тварь сожрет их вместо какой–нибудь невинной жертвы. На витраже, в который превратилась решетка, появились отпечатки пальцев — длинные узкие полосы, словно кто–то вел по льду рукой, подбираясь ближе. Пальцы комиссара онемели, и он подумал, что уже не бросит пушку, даже если захочет, а выстрелить — не сможет.
— Если я врежу ей в зубы, — процедил Натан, — это зачтется как нападение на подозреваемого?
Бройд не ответил. Комиссар обернулся, ожидая увидеть оледенелый труп, но шеф был жив. Бывший полковник глядел на холмик, с которого спустилась тварь, и Натан просто всем телом ощутил, что гадина тоже замерла.
Там стоял пес. Опустив по–волчьи морду, он не сводил глаз с людей и с того, что было рядом. Когда зверь неспешно обнажил длинные клыки, тварь отшатнулась. В глазах пса горели золотистые огоньки, и шерсть колыхалась, словно от ветра, хотя на всей Роксвилл–стрит не было ни единого дуновения. В темноте рыжая шерсть казалась пламенеющей.