Холодный рай

неподвижности женщину.

– Мы всегда были наравне с мужчинами,- уверенно говорит Алёнка, трогательно сдувая

непослушную чёлку со лба.

– Это так,- соглашается Нина,- но если мы все, ночью, угодим в засаду, нас перестреляют

как глупых кур. Действовать необходимо с холодной головой,- она ободряюще глянула на

своего мужчину.

– Ночью идти нельзя,- стоит на своём Виктор.- Мы задавим тварей, это я гарантирую, но

сейчас они имеют преимущество.

– Я согласна,- прерывисто произносит Аня,- если зеки объединились с Идаром, тогда

точно попадём в засаду.

– Кто такой Идар?- настораживается декан.

– Он страшный человек … он людоедам меня с Лёней отдал. В прошлом он служил, может

даже, в ГРУ.

– Необходимо укрепление строить, дом свой защищать,- неожиданно изрекает Игнат.

– Чей дом?- напрягается Антон.

– Наш. Это теперь наш дом,- обводит вокруг взглядом Игнат.

– Со стороны скал мы защищены, со стороны моря – более-менее, а вот с тех направлений

можно ждать незваных гостей,- рассудительно произносит его напарник Саша.- Нас на

берег с брёвнами выбросило, их там великое множество, можно укрепления построить.

– Какие укрепления, мы что, прятаться будем как последние трусы?! Нападать надо, только нападать!- с горячность восклицает Толя

– Лишь при крепком тыле возможен успех в военном деле, сын мой,- мягко говорит

Викентий Петрович.

– Но там Олег Васильевич!- слабо протестует Толя.

– Его там нет,- печально изрекает батюшка,- он уже на небесах.

Воцаряется тягостная тишина, затем словно очнувшись, на него вопрошающе

смотрит декан.

– Крови много, его в живот пырнули, а затем заставили бежать. При таких ранениях не

выживают, я видел это на войне.

– Вы на войне были, батюшка?- раскрывает вовсю ширь светлые глаза Алёнка.

– В прошлом я офицер, многие горячие точки пришлось пройти … а теперь служу богу,-

смиренно опускает он голову.

– Так вы офицер спецназа?- обалдел Алик.

– Нет, сын мой, я священник. Дело говорит Виктор, утро вечера мудренее. Успокоимся, бог даст, изведём нечисть. А сейчас о ближних своих следует беспокоиться. Отдавать

жизни напрасно, не следует, бог это не приветствует, но героям благоволит. Тяжёлый

крест несёт Виктор, он обременён спасением наших душ и как это он будет делать, не нам

судить,- батюшка обводит всех взглядом и неожиданно изрекает, ввергая людей в

смятение:- На нём печать свыше, я присягаю ему на верность.

– А это не слишком?- хмурится Антон.

– Я от своего имени говорю,- мягко произносит Викентий Петрович,- а каждый из вас сам

будет решать, как жить.

Люди молчат, но агрессии в глазах уже нет. Виктор перекидывает автомат через

плечо:- Лодку перенесите к палаткам и всем мужчинам на охрану границ,- тоном, не

терпящим возражений.

– Всё равно с утра надо зеков навестить, вдруг Олег Васильевич жив,- несколько

примиряющее говорит Антон.

– Навестим,- кивает Виктор.

– Ты это, на меня не обижайся … он был для нас нормальным товарищем, немного

нудным, но дело своё знал блестяще, теоретик высшей пробы,- Антон вздыхает и

добавляет,- мы не против тебя, совсем нет, но мы действительно плохо тебя знаем. Завтра, когда пойдём, думаю, притрёмся друг к другу.

– Ты не пойдёшь,- отрезал Виктор.

– В смысле?- не понял Антон, в недоумении хлопнув глазами.

– Здесь останешься, будешь охранять лагерь, я с Аликом пойду.

– Ты не прав,- Антон угрожающе суживает глаза.

– В армии служил?

– Причём тут это,- обескуражено произносит он,- ну да, служил, до университета.

– Тогда это приказ.

– Приказ?!

– Да,- Виктор отворачивается, вся эта байда с выяснениями ему порядком надоела.

Лодку затягивают к палаткам, люди вооружаются ножами и топорами. Виктор, как

ни в чём не бывало, спокойно раздаёт указания, теперь ему никто не перечит, все

ощущают его силу и власть, да и призадумались над словами Викентия Петровича о его

решении присягнуть. Люди интуитивно понимают, панибратски отношения друг с другом

могут лишь помешать в условиях, когда за тобой кто-то охотится, как жизнь нужен вожак, вождь, царь, генеральный секретарь, президент … да какая разница как его можно

назвать, главное, чтобы он был за всё в ответе и принимал правильные решения.

Виктор устало присаживается к костру, автомат укладывает под правую руку, а под

левую к нему прильнула Нина. Он с нежностью прижимает женщину к себе. Она едва не

замурлыкала от этой ласки, обвивает его руками, жарко дышит и слегка улыбается.

– Устала?- целует её в губы.

– Она мгновенно отвечает, слегка отстраняется, серьёзно смотрит в глаза:- Испугалась.

Как начало у всех «крыши» сносить, так жутко стало … батюшка молодец.

– Профи,- кивает Виктор.

– Как дальше будет?- Нина вновь забирается ему под плечо.

– Слабину дам, людей разочарую. Им сейчас крепкая рука нужна. Они правы, прощать

нельзя, если дали по правой щеке, заряди между глаз так, чтоб искры посыпались, иначе

рабами сделают.

– С этим вряд ли батюшка согласится,- опускает взгляд Нина.

Виктор некоторое время молчит, затем уверенно говорит:- Викентий? Да он первый

в морду даст!

– Не по-божески как-то.

– Кто сказал?- в удивлении поднимает бровь Виктор.

– В Библии иначе написано.

– Вспомнила,- улыбнулся мужчина.

– Я о ней сейчас часто вспоминаю,- вздыхает женщина.

– Насколько мне известно, самоубийство – смертный грех. А сидеть, сложа руки и не

брыкаться, когда тебя поволокут на бойню – это самое настоящее самоубийство,

преступление перед богом. Нет греха в том, что спасая себя и близких, приходится давить

тварей.

– Так всё таки пойдёшь завтра … то есть уже сегодня?- в словах женщины мелькает страх.