Холодок

– Только с моим наречённым, - отрезал Кай-сур, и Бис-милу показалось, что пол уходит у него из-под ног.

========== Глава 49. Неожиданности ==========

И был пир.

Крылатые угощали нас от всей души и веселились так же. Вкуснятины всякой на столах было наготовлено великое множество – женщины явно постарались не ударить лицом в грязь. Жареное мясо, запечённые в тесте небольшие – с палец размером – рыбки, которые буквально таяли во рту, зелень, варёные в меду фрукты, пироги с разнообразными начинками, сыр, лепёшки… Вот последнее удивило меня больше всего, и я спросил у симпатичного паренька из Крылатых, сидевшего через стол, откуда в Цитаделях берётся зерно – неужели с Наароджи тайно торгует кто-то из людских купцов? Мальчишка рассмеялся и покачал головой, а затем пояснил, что лепёшки испечены совсем не из пшеницы и не из ржи, а из спор лишайника*, во множестве покрывающего склоны Высоких гор. Их собирают, перемалывают, а из получившейся муки пекут лепёшки. Я только плечами пожал и надкусил очередную румяную вкуснятину – не знаю, лишайник или не лишайник, а на вкус было потрясающе – словно самая дорогая качественная пшеничная мука. Тем более, что парнишка любезно объяснил мне, что эти лепёшки подолгу не черствеют, не плесневеют и вообще сохраняют свои вкусовые качества.

Однако, как выяснилось, Крылатые жили не только собирательством – они выращивали овощи, разводили коз, овец и пчёл – и всё это в немногочисленных недоступных Махароджи долинах высоких гор. Как рассказал мне парнишка, долины не могли дать пищевых ресурсов больше, чем могли, поэтому первоначально контроль рождаемости в Цитаделях был жесточайший.

– А сейчас? – спросил я.

Парнишка, звали его, кстати, Первый Снег, как я понял, Крылатые с именами не заморачивались и называли дитё по ассоциации с днём или часом его рождения… так вот, Первый Снег погрустнел и сказал, что сейчас детей рождается меньше, чем раньше, и больше опасности потерять в родах и мать, и ребёнка, несмотря на все старания целителей. И даже те, кто родился, не всегда доживают до своей пятой весны.

– Старейшины говорят, что мир сдвинулся и время идёт неправильно – вот почему мы слабеем, - грустно заключил парнишка.

А я подумал, что дело не в сдвинувшемся мире, а в том, что за годы добровольного заключения в Цитаделях не слишком многочисленные Крылатые все стали нести схожие гены. Отсюда и признаки начинающего вырождения.

– Скажи, - спросил я, - а возможны браки между Крылатыми из одной Цитадели?

– Конечно, - ответил Первый Снег, - так чаще всего и бывает…

«Ну, вот, оказывается, всё ещё хуже», – подумал я, а Первый Снег добавил:

– Некоторые целители говорят, что такие браки следует запретить, потому что Наароджи, живущие в одной Цитадели, слишком родственны друг другу. Но ведь сердцу не прикажешь…

Я покивал и подумал, что есть среди Наароджи умные лю… то есть существа и что любовь – дело хорошее, но если речь и идёт о выживании целого народа… увы. Правы целители.

Между тем мои спутники тоже пили, ели и общались с Наароджи. Даже Кара-сур немного оттаял и, хотя старался держаться поближе к Мит-калю, всё же отвечал на вопросы и даже участвовал в застольной беседе. Странно, но я с некоторым удивлением отметил, что Мит-каль за последнее время стал выглядеть как-то… моложе, что ли. Хотя внешне вроде бы почти не изменился. И если в первую нашу встречу после своего возвращения в человеческий облик он мне казался стариком, то сейчас это был вполне крепкий мужчина средних лет – назвать его старым язык бы не повернулся. И ещё я заметил, как смотрит на Мит-каля Кара-сур… похоже, что он испытывает к магу не только благодарность. Ой-ой-ой… Интересно.

Только Дин-эр сидел за столом, словно сжатая пружина. Он не прикоснулся к еде, хотя женщины наложили ему полную миску всякой вкуснятины, пил из высокого глиняного бокала только воду и с нетерпением поглядывал на дверь пиршественного зала.

Долго раздумывать на эту тему мне не дал Антошка, который сердито поглядывал на юношей и девушек Крылатых, которые улыбались нам, а уж на Первого Снега мой ревнивый возлюбленный глянул так, что парнишка стушевался и прервал разговор. Ой-ой… Надо это срочно пресекать, иначе мне покоя не будет от Антошкиной ревности. И я притянул моего рассерженного возлюбленного к себе, поцеловал в щёку, так что сидевшие напротив Крылатые девушки одобрительно захихикали, и прошептал ему на ухо:

– Кому из нас ты не веришь – мне или себе?

– Что? – поражённо отозвался Антошка. – Что значит – «не веришь»?

– Я люблю тебя, - безмятежно сказал я, - и пусть здешние юноши и девушки красивы, не стоит на них сердиться. Это всё игра. А мне нужен только ты, так что успокойся, хороший мой.

Мурик, который к радости Крылатых детишек перевоплотился в кота и позволил себя гладить и тискать сколько угодно, каким-то образом расслышал мои слова и вскочил ко мне на колени, а потом замурлыкал и начал тереться головой и об меня, и об Антошку, в жёлтых кошачьих глазах застыл немой вопрос. Вот же…

Но сердиться на пушистого не хотелось, и я погладил его по мягкой шёрстке, вызвав громкое мурчание. Антошка неожиданно рассмеялся и тоже принялся гладить Мурика. Кот просто балдел от нашей ласки, и я вдруг подумал, что Мурик и в человеческом облике весьма привлекателен. Мы встретились глазами с Антошкой, и его щёки в мгновение ока стали просто пурпурными от смущения. И я понял, что Антошке тоже пришли в голову подобные мысли. И, что самое странное, у нас обоих они не вызывали неприятия.

Мурик же, словно почувствовал наше настроение, потёрся ещё раз головой о руки каждого из нас, спрыгнул с моих колен и быстренько исчез из пиршественного зала. Ага, наверняка перевоплощаться – не хочет шокировать всех видом своего обнажённого тела.

Минуты две спустя после исчезновения Мурика двери отворились, и один из Крылатых воинов вошёл в зал, неся на руках ребёнка лет двух – удивительно хорошенького, в красивой вышитой курточке и таких же штанишках. Следом шла стройная женщина с лицом, закрытым тонкой вышитой вуалью. Дин-эр вскочил на ноги, и мы поняли, что это прибыли Предрассветная Тишь и её сын.

Рождённый-на-Рассвете, до этой поры что-то увлечённо обсуждавший с Сыном Беркута и усиленно налегавший на запечённое мясо с травами, вытер руки о полотенце, поданное ему одним из подростков, и поднялся.

– Махароджи по имени Дин-эр, - провозгласил он, - ты просил о встрече с женщиной по имени Предрассветная Тишь и её ребёнком.

– Да! – торопливо ответил Дин-эр.

– И ты при всех готов просить о том, чтобы заключить с нею брачный союз… - продолжил Рождённый-на-Рассвете.

– Да, Старейшина, - твёрдо ответил Дин-эр. – Предрассветная Тишь – мать моего сына и я люблю её. К тому же сын должен знать своего отца…

Наароджи зашептались, но шёпот этот был, скорее, одобрительным.

– Хорошо, - кивнул Рождённый-на-Рассвете, но женщина вдруг воскликнула:

– Нет!

– Что? – поразились все.

– Нет, - повторила женщина. – Посмотри, что со мною стало! Я не хочу, чтобы ты был несчастен со мною!

И сорвала вуаль.

Зрелище нашим глазам предстало… неприятное.

Предрассветная Тишь и в самом деле была красива… когда-то, об этом говорили прекрасные зелёные глаза, осенённые длинными чёрными ресницами, но вот остальное… Округлые белёсые шрамы покрывали щёки, лоб и подбородок женщины, непоправимо уродуя это прекрасное в прошлом лицо, и это вызывало чувство глубокой жалости к несчастной.

Однако, к чести Дин-эра, он и бровью не повёл:

– Это говорит только о твоей доброте и самоотверженности, с которой ты лечила других, не щадя себя. Эти шрамы не сделают меня несчастным, любимая, - сказал он и пошёл прямо к женщине, намереваясь обнять её.

А я… я вдруг подумал, что Дин-эр и его возлюбленная заслуживают счастья.

«Холодок… - прорвалась ко мне мысль Антошки, - мы же можем им помочь… я вспомнил… смотри…»

И он послал мне один из мыслеобразов, которые нам когда-то вложил в сознание Шар. Я чуть не вскрикнул от радости.