Хороните своих мертвецов
Шрифт:
Гамаш помнил: Лорел и Харди в исполнении Рене Далера.
– Член вашего Общества Шамплейна.
– Правильно. Но он также изучает квебекскую историю. Большинство членов общества заняты этим. Он знал Шиники, но немногим больше, чем я. Шиники был своего рода фанатиком в том, что касается трезвости, он ушел из католицизма и стал протестантом. Он считался немного чокнутым. Сделал хорошее дело, а потом все испортил, ударившись в экстремизм. Я шел домой и проходил мимо Лит-Иста, когда мне вдруг пришло в голову, что они здесь могут знать Шиники. Ведь это же Литературно-историческое общество, и предположительно оно
Элизабет подхватила нить монолога:
– Он спросил про Шиники. Мне эта фамилия незнакома, но я нашла кое-какие книги в нашем собрании. Его перу принадлежат несколько. Потом подошел мистер Блейк, и я направила месье Комо к нему.
Мистер Блейк подался вперед:
– Шарль Шиники был великим человеком, старший инспектор. Сильно оклеветанный и непонятый. Его нужно числить среди великих героев Квебека, а он по существу забыт, и о нем помнят только за его чудачества.
– Чудачества?
– Нужно признать, что он в некотором роде занимался саморекламой. Вел экстравагантный образ жизни и речи произносил довольно экстравагантные. Харизматик. Но он спас немало людей, построил лечебницу. Когда он был на вершине популярности, десятки тысяч людей, прослушав его лекцию, давали зарок не пить. Он был неутомим. Мм… – Мистер Блейк слегка запнулся. – Потом он зашел слишком далеко, и католической церкви это не понравилось. Ради справедливости нужно сказать, что они несколько раз остерегали его, но он в конечном счете отошел от церкви. Он в гневе покинул ее и стал пресвитерианцем.
– Он не заявлял, что Рим плетет заговоры, чтобы занять владычествующее положение в Северной Америке, и посылает иезуитов, чтобы убить Линкольна? – спросил Эмиль.
– Возможно, он и говорил об этом, – сказал мистер Блейк. – Но он совершал и много добрых деяний.
– И что с ним случилось? – спросил Гамаш.
– Он переехал в Иллинойс и там восстановил против себя столько людей, что ему пришлось уехать и поселиться в Монреале, где он и умер. Да, он женился, у него было двое детей, кажется, девочек. Он умер в возрасте девяноста лет.
– В тысяча восемьсот девяносто девятом году, – уточнил Гамаш и, увидев удивленный взгляд Элизабет, пояснил: – Я нашел это вчера вечером, но там были только даты рождения и смерти и никакой информации о самом человеке.
– «Нью-Йорк таймс» разместила огромный некролог, – сказал мистер Блейк. – Многие считали его героем.
– А многие – сумасшедшим, – добавила Элизабет.
– А с какой стати Огюстен Рено стал бы вдруг интересоваться Шиники?
Все трое недоуменно покачали головой. Гамаш стал размышлять вслух:
– Тут рядом большая пресвитерианская церковь, а в Лит-Исте есть несколько его книг, так можно ли предположить, что одно как-то связано с другим? Что тут существовали какие-то взаимоотношения?
– Между Шарлем Шиники и Лит-Истом? – спросила Элизабет.
– Ну, там был еще Джеймс Дуглас, он, возможно, и был такой связью, – сказал мистер Блейк.
– А кто это? – спросил Гамаш.
Элизабет и мистер Блейк повернулись на своих стульях и уставились в окно. Гамаш и Эмиль тоже посмотрели туда, но увидели только свое отражение.
– Это Джеймс Дуглас, – пояснил мистер Блейк.
Но они продолжали смотреть в окно, и все, что они видели, – это только свое отражение.
– Окно? –
спросил наконец Гамаш, прождав достаточно долго и опасаясь, что Эмиль перейдет к другой теме.– Не окно, а бюст, – сказала, улыбнувшись, Элизабет. – Это Джеймс Дуглас.
И в самом деле, на подоконнике стоял белый гипсовый бюст викторианского джентльмена. Такие бюсты всегда действовали на нервы Гамашу – его пугали эти белые пустые глаза, словно скульптор изображал призрака.
– Он был одним из основателей Литературно-исторического общества, – сказал мистер Блейк.
Элизабет наклонилась к Эмилю:
– Знаете ли, он к тому же был расхитителем могил. Коллекционировал мумии.
Ни Гамаш, ни Эмиль не знали. Но хотели узнать.
Глава семнадцатая
– Боюсь, вам придется пояснить, мадам, – с улыбкой сказал Эмиль. – Мумии?
– Вот кто был настоящим оригиналом. – Мистер Блейк, которого эта тема задела за живое, вскочил с места. – Джеймс Дуглас был доктором, очень талантливым врачом. Он мог ампутировать конечность меньше чем за десять секунд. – Увидев их лица, он продолжил не без некоторой укоризны в голосе: – В те времена это было важно. Анестезии тогда не знали. Каждый миг был мучителен. Доктор Дуглас избавил многих людей от лишних мучений. А еще он был блестящим учителем.
– Отсюда и тела с кладбища, – произнесла Элизабет с б'oльшим удовольствием, чем можно было ожидать в таком контексте. – Он начал еще где-то в Штатах…
– В Питтсбурге, – вставил мистер Блейк.
– Но его выгнали из города, когда застали на кладбище.
– Тогда было не то что сейчас, – сказал мистер Блейк. – Он был врачом, и ему требовались тела для проведения вскрытий. Тогда было обычным делом выкапывать трупы из безымянных могил.
– Необычно только, что этим занимался сам врач, – произнес Гамаш под приглушенный смешок Элизабет.
– Наверно, вы правы, – после некоторой паузы согласился мистер Блейк. – Так что вопрос о каких-то личных интересах тут не стоял. Он никогда их не продавал, всего лишь использовал тела для обучения студентов, большинство из которых сделали выдающуюся карьеру.
– Но его поймали? – спросил Эмиль у Элизабет.
– Он совершил ошибку. Выкопал известного гражданина, и его узнал один из студентов.
Теперь на всех лицах появилась гримаса отвращения.
– И он приехал в Квебек? – спросил Гамаш.
– Начал обучать студентов здесь, – ответил мистер Блейк. – И еще открыл больницу для душевнобольных рядом с городом. Он, видите ли, был фантазером. Это было время, когда отверженные помещались в места похуже тюрем, запирались там на всю жизнь.
– Бедлам [56] , – сказала Элизабет.
Мистер Блейк кивнул:
– Джеймс Дуглас считался немного странным человеком, потому что считал, что к душевнобольным нужно относиться с уважением. Его больница помогла сотням, может быть, тысячам людей. Людей, которые были никому не нужны.
56
Бедлам – название известной лондонской больницы для душевнобольных.