Хороните своих мертвецов

Глава девятнадцатая

– Доктор Шевре?

Гамаш увидел, как напряглась спина человека. Это было красноречивое маленькое движение, непроизвольное и часто встречающееся. Перед ним был человек, погруженный в свои занятия и недовольный тем, что его прервали. Гамаш знал, что такая реакция вполне понятна. Кто сам не испытывал этого время от времени?

Но еще более красноречивой была последовавшая за этим долгая пауза. Гамаш практически видел, как Обри Шевре облачается в доспехи, как латы закрывают спину археолога, как кольчуга с колючками и шипами защищает его тело. А потом, защитившись и вооружившись, он впал в ярость.

– Что вам угодно? – строго спросила напрягшаяся спина.

– Я бы хотел поговорить с вами.

– Договоритесь о встрече.

– У меня нет времени.

– У меня тоже. Всего доброго.

Обри Шевре наклонился над столом, рассматривая что-то.

Гамаш знал: имеется причина тому, что главный археолог Квебека предпочитает работать с осколками гончарных изделий, наконечниками стрел и старыми каменными стенами. Он мог задавать им вопросы, и если они время от времени противоречили ему, то в этом не было ничего личного, ничего грязного, эмоционального.

– Меня зовут Арман Гамаш. Я помогаю расследованию убийства Огюстена Рено.

– Вы из Квебекской полиции, город не в вашей юрисдикции. Идите и занимайтесь своими делами.

Напряженная спина по-прежнему не двигалась.

Гамаш несколько мгновений смотрел на нее.

– Вы отказываетесь помочь следствию?

– Я уже помог. – Обри Шевре повернулся и сердито зыркнул на Гамаша. – Я весь день провел с инспектором Ланглуа, мы раскапывали подвал в Литературно-историческом обществе. Потратил на это целое воскресенье – и что мы нашли?

– Картошку?

– Картошку. Но Огюстен Рено даже этого не обнаружил в своих поисках Шамплейна. Не хочу показаться грубым, но оставьте меня. Мне нужно работать.

– Над чем? – Гамаш подошел к нему ближе.

Они находились в часовне монастыря урсулинок. Здесь горел прожектор, и в центре главного помещения были поставлены длинные столы. Доктор Обри Шевре стоял рядом с самым длинным из них.

– Здесь продолжаются раскопки.

Гамаш заглянул в отверстие в одной из грубых стен:

– Здесь были похоронены генерал Монкальм и его люди?

– Нет, их нашли там.

Шевре показал в другой угол подвала и вернулся к работе. Гамаш сделал несколько шагов и заглянул внутрь. Он прежде не спускался в этот подвал, но читал о нем еще школьником. Героический генерал, скачущий на великолепном коне, вдохновляющий войска. Потом залп – и генерал ранен, но все еще держится в седле. Когда стало ясно, что сражение проиграно, что Бугенвиль не придет на помощь, французские силы отступили в Старый город. Монкальм поехал туда, поддерживаемый с двух сторон пешими солдатами. Он добрался вот до этого самого места, где и умер. Мирно.

Примечательно, что он продержался до следующего дня и ушел уже тогда.

Монахини, опасаясь, что англичане осквернят тело, опасаясь репрессий, захоронили генерала на том месте, где он умер. Спустя какое-то время сестры выкопали его череп и кость ноги и захоронили их в склепе часовни, чтобы они были защищены и над ними можно было молиться.

Мощи.

Такие вещи имели силу в Квебеке.

Генерал Монкальм лишь недавно воссоединился с теми людьми, которыми командовал. Несколько лет назад его останки были захоронены в братской солдатской могиле. В этой могиле находились останки всех, кто погиб в тот страшный час на полях, принадлежавших некогда фермеру Аврааму.

Французские и английские солдаты, навечно упокоившиеся вместе. Достаточно, чтобы замириться.

Гамаш посмотрел на главного археолога, который склонился над кусочком металла, очищая его от земли. Можно ли считать это ограблением могил? Неужели люди никак не могут оставить мертвецов в покое? Зачем откапывать генерала и торжественно перезахоранивать его, воздвигать громадный монумент в сотне ярдов отсюда? Каким целям это служило?

Но Гамаш знал цель. Все знали.

Чтобы никто не забыл этих смертей и принесенных жертв. Кто погиб и кто убил. Пусть город был построен на вере и мехах, на шкурах и костях, но питался он символами. И памятью.

Гамаш повернулся и увидел, что доктор Шевре смотрит в ту же сторону – туда, где прежде был захоронен генерал и откуда его выкопали.

– «Dulce et Decorum est», – сказал археолог.

– «Pro patria mori», – закончил Гамаш.

– Вы знаете Горация? – спросил Шевре.

– Я знаю эту цитату.

– «Смерть за родину сладка и прекрасна». Великолепно, – сказал Шевре, глядя за спину Гамаша.

– Вы так думаете?

– А вы – нет, месье? – Шевре подозрительно покосился на Гамаша.

– Нет. Это старая и опасная ложь. Смерть бывает необходима, но никогда не сладка и редко справедлива. Это трагедия.

Они смотрели друг на друга, разделенные пространством земляного пола.

– Чего вы хотите? – спросил Шевре.

Он был высок, худощав, жёсток и резок. Боевой топорик. К тому же нацеленный в голову Гамаша.

– Почему Огюстен Рено мог интересоваться некоторыми книгами, принадлежавшими Шарлю Шиники?

Доктор Шевре взглянул на Гамаша так, будто тот был сумасшедший, но это не вызвало удивления у старшего инспектора.

– Что это должно значить? Я даже не понимаю вашего вопроса.

– Незадолго до смерти Рено нашел две книги, которые заинтересовали его. Это книги из Литературно-исторического общества. Но когда-то они принадлежали отцу Шиники. Вы знаете, кого я имею в виду?

– Конечно знаю. Кто его не знает?

Весь мир понятия о нем не имеет. Забавно, как одержимые люди считают и других такими же одержимыми или хотя бы заинтересованными. И археологам, и историкам, погруженным в прошлое, невозможно было понять, как это другие живут иначе.

Для них прошлое было не менее живым, чем настоящее. И если люди, забывающие прошлое, рискуют его повторить, то те, кто принимает прошлое слишком близко к сердцу, обречены вечно в нем вариться. Здесь перед Гамашем был человек, который принимал прошлое слишком близко к сердцу.

– Какая могла быть связь между Шиники и Шамплейном? – спросил Гамаш.

– Никакой.

– Подумайте, пожалуйста. – Гамаш говорил любезным тоном, но добавил в него чуточку стали. – У Шиники было что-то, заинтересовавшее Огюстена Рено. Мы знаем, что у Рено была только одна страсть – Шамплейн. Значит, Шарль Шиники в конце девятнадцатого века, вероятно, нашел что-то, какие-то книги о Шамплейне, и когда Рено обнаружил их, то понял, что они выводят его на место захоронения Шамплейна.