Хорошая примета

Я сняла пальто и забралась к окну. Тихомир скинул куртку и сумку на сидения через проход, сел рядом и сразу уставился:

— Я не думал, что ты приедешь, — рычал он. — Надо было сказать, я бы встретил!

Я вдохнула поглубже. Промывку мозгов придется отложить до обратной дороги, и так издергался весь, не хватало еще цапаться пед игрой и чертей вокруг собирать. Я же не за этим здесь!

— Как я должна была об этом сказать, если ты опять не абонент? — спокойно выдала я.

— Вчера можно было сказать, когда я звонил!

— Вчера я еще не собиралась ехать, Тихомир, а сегодня решила, что моя поддержка будет не лишней. Ты себя видел? На тебе лица нет. Успокойся. Что случилось?

Тихомир нахмурился и опустил глаза:

— Ничего. Все нормально.

— Ты с отцом разговаривал?

— Нет.

— Вот и хорошо. Расслабься, качнулась я, утыкаясь в него плечом. Сегодня отличный день, чтобы победить. С той ноги встал? — усмехнулась я.

— С той. И это не смешно, — огрызнулся он, откидываясь на спинку.

— Ладно. Извини.

Автобус тронулся. Я отвернулась к окну и прикусила язык. И почему он вечно такой колючий? Суеверия нам через одно говорят, что радость притягивает радость, должен быть самым благостным и счастливым из всех двадцать четыре часа в сутки.

И ведь так улыбался, я уж решила, что рад меня видеть, а сам тот еще актер. Ну приехала и приехала! Отцу он ничего не сказал, игра на носу, я заткнулась и не выпендриваюсь, что не так опять? Поддержка ж никогда не лишняя!

Я прокашлялась. Спокойно. Сейчас еще мое бешенство почует и получится у нас скандальный снежный ком. Уж стратегию я разработала, и топить его в мои планы не входило, а помощь парню не помешает. Главное, держать себя в руках, сейчас он все равно что наркоман в завязке.

— Милослава, прости.

Я склонилась к окну и уперлась лбом в холодное стекло:

— За что еще?

— Я на нервах. Не хотел грубить. Спасибо, что приехала.

— Не за что, Тихомир. Не думай об этом.

— Есть за что.

— Ладно. Пожалуйста.

Всю ночь ворочалась, тщетно пытаясь понять, зачем мне сегодня здесь быть, а теперь впервые за долгое время ощущаю себя в своем уме. Тихомир единственный человек, перед которым мне нечего стыдиться, видимо, поэтому мне рядом с ним так спокойно. Всегда бы так!

— Прости, — опять рыкнул он. — И красивое платье.

Жар из груди скользнул к голове и растекся по лицу. Это что за побочные эффекты?

— Спасибо. Я рада, что ты оценил, — зачем-то озвучила я мысли, которые он и без того бы прочитал.

Так-то вроде месяц прошел, и для обычной любви срок немалый, а для нашей и подавно. Я поджала губы, чтобы сдержать улыбку, но Тихомир фыркнул, и она все равно прорезалась.

— Ты его, значит, не выбросила.

Заметил таки. Я опустила взгляд на руку:

— Красивый же, — крутанула я пальцем браслет. — Спасибо за подарок.

Маленькие яхонтовые камешки съехали по тонкому серебряному жгуту. Подвеска в виде круглого яблока с одиноким листиком сверкнула. И где нашел только. Тут даже разбей он мне сердце, рука бы не поднялась, браслет же не виноват. Да и яблоки я по-прежнему люблю, хоть и обросли они парой новых смыслов.

— Знаешь, — спокойно сказал Тихомир. — Теперь он тебе даже больше подходит. Чем тогда.

— Это почему? — говорила я, провожая взглядом однообразный белый пейзаж за окном.

— Не знаю, но мне почему-то казалось, что такой подарок для тебя слишком простой, — усмехнулся он. — Хоть и по смыслу отлично вписывался.

Я обернулась:

— Ах вот что. Значит для той шикарной девушки он не подходил, а для этой самое то?

— Типа того.

— И что же ты тогда хотел мне подарить?

Тихомир расслабился, сложил руки на животе и вытянул ноги в проход:

— Сложный вопрос. Луну?

— Да ну нет, — мямлила я.

— Ну да, вряд ли. Слишком мелко. Себя, наверное.

— Вот как. Значит, ты у нас круче Луны будешь. Как не скромно, — оценивала я его самодовольную рожу.

— Скромность, это не про меня, — оскалился Тихомир.

— Придурошный.

Я улыбнулась и вернула внимание к окну.

И почему до сих пор никому не рассказала, что между нами все кончено? Подумаешь, ну не получилось с первого раза, ведь даже в сказках оно не всегда так гладко складывается. Остались бы друзьями, я бы так же поехала за него болеть, ведь что тут такого? Хотя нет, тогда сейчас бы я собиралась на арену, чтобы болеть за Лучей, а не сидела в автобусе Молотов.

Ответ уже месяц напрашивался в мою голову сам собой, но верилось в него с трудом. Тихомир же совсем не в моем вкусе, да и разлюбила я его, тут даже тесты не нужны, аж забыла на целую неделю. Тогда почему я опять сижу рядом?.. Из жалости к этому парню? Чтобы поддержать? Совесть требует хоть как-то ложь свою перекрыть добрыми делами? Может он и вспомнил о моем существовании только когда отец про пропуск сказал.

Обидно так-то… А ведь сама могла ему сто раз позвонить, и хорошо не звонила! Еще не хватало услышать на другом конце провода это “недоступен”, точно бы спать спокойно не смогла. После дня рождения ведь и на день его выкинуть из головы не получилось, хоть все вокруг даже напомнить о нем боялись.

Я уставилась на облако в форме черепашки, которое быстро трансформировалось в крокодила. Почему мне так сложно говорить о нашем расставании, если по факту оно уже произошло? Каждый день просыпаюсь с мыслью, что сегодня мы вот уж точно расстанемся для всех, и продолжаю врать. Родным, друзьям. Может себе я тоже вру?..

Мне постоянно казалось, что я скучаю по парню, которого себе придумала, но теперь вот он, тот же самый, сидит, фыркает, шутит, что вообще для наших бесед нонсенс. Даже огрызается, как обычно, только в отличие от влюбленного еще извиняется за это.

Тиша постоянно ерзал, несколько раз звучно открывал рот, но сказать за почти три часа так ничего и не смог. Боится, что я его сейчас пошлю?.. Чувствует ведь. Не зря уже сотый раз коленом прижимается. Я крутанула браслет. И ведь я тоже в его ответе не сомневаюсь, а все равно страшно.

Как дети.

— Тихомир, почему ты до сих пор никому не рассказал?

— Не знаю.

— А если честно?.. — шепнула я, изучая взглядом облака.

Тихомир засопел. В жизни не поверю, что он об этом не думал всю дорогу. Мы учимся, живем каждый своей жизнью, не видимся и даже не созваниваемся, хоть для этого теперь есть все возможности, а расправиться с этим наваждением никак не можем.