Хождение по трупам

Я другая, конечно, — я давно уже не наивна, знаю себе и людям цену и вижу, кто есть кто. Но тем не менее отчетливо увидела, что его беспокойство оправданно — что мне он и вправду уже не нужен. И тем не менее сказала себе, что телохранитель в Европе может пригодиться — не дай бог, тюменцы все же в курсе того, что происходит здесь, и узнают потом, что я уехала, и продолжат меня искать, все же сумму-то хотят вернуть немалую — и этой вот напускной практичностью прикрыла не слишком свойственные мне чувство благодарности, признательности, восхищения другим человеком.

— Так что мы летим вместе, мистер Мэттьюз — если я, конечно, уже не успела надоесть вам так, что не то что год, а даже месяц в моем обществе представляется вам адом, — добавила я с напускным и видимым кокетством. И чуть напряглась, когда он среагировал неадекватно — притормозил, выехав за ворота, посмотрел на меня пристально и серьезно, протянул руку, и погладил нежно по волосам, и помотал головой, по-прежнему глядя мне в глаза, явно желая, чтобы я прочитала в его взгляде как он относится ко мне.

— Поехали, Рэй, — сказала я, показывая ему на появившееся сзади на пустынной улице такси — оно еще далеко было от нас, но черт его знает, кто в нем сидел и куда ехал, и мы стартовали быстро, и я еще поблагодарила это такси за то, что позволило мне прервать затянувшуюся паузу, за которой последовали бы наверняка слишком откровенные, совсем не нужные мне сейчас его слова. И заявила вдогонку, что мы слишком рано начали говорить о завтрашнем дне, потому что нам предстоит сегодня одно очень и очень важное дело — на что он заметил несколько легкомысленно, что то дело, которое нам осталось сделать, бесспорно важное, но настолько легко осуществимое, что беспокоиться об этом даже не стоит. И у меня совсем хорошо стало на душе, и я сама начала говорить о том, что уехать, в принципе, можно было бы уже послезавтра — финансовые вопросы я давно утрясла, дом продам через банк, мне не к спеху, из вещей возьму с собой минимум.

И мы стали обсуждать, как лучше поступить: сначала уехать в Канаду и оттуда уже улететь в Европу, потому что виза у меня уже была, я об этом позаботилась заранее, равно как и Рэй, вообще никогда не выезжавший из Штатов, — или направиться в Мексику и улететь оттуда. И о прочих мелочах разговаривали — куда лучше вылететь сначала, во Францию или в Германию, и имеет ли смысл обосноваться в Лондоне, если можно поселиться там, где потише. Говорила в основном я — это был уже мой план, и он не встревал и только слушал, чувствуя, кажется, что здесь мы меняемся ролями, что после того, как закончится конфликт с Ленчиком, лидерство всегда будет принадлежать мне, потому что как бы он, Рэй, ни был крут, мы с ним не воевать собираемся, и потому его крутость меня не беспокоит.

— Как скажете, босс, — повторил он несколько раз с неопределенной улыбкой, такой неуверенной, словно сейчас уже думал о том, как будут складываться наши отношения потом, в Европе. И я никак не реагировала на эти реплики — потому что сама не знала, как все будет. Знала только, что я счастлива сейчас благодаря ему и буду еще больше счастлива, когда закончится сегодняшний день, и буду еще больше счастлива, когда наконец окажусь за пределами Штатов — потому что, несмотря на услугу, оказанную мне Бейли, валить отсюда надо как можно быстрее.

Ведь когда найдут Виктора — вряд ли Рэй собирается сжигать трупы или топить их в океане, — то выяснят, что он был помощником Яши, и все начнется заново, и меня опять начнут дергать как свидетеля, пусть даже для полуофициальных бесед с другом Джеком. Им, естественно, покажется странным, что столько русских погибло за последние два месяца в Лос-Анджелесе — словно они специально прилетали из Нью-Йорка на рандеву со смертью, — да еще и смерть Виктора тут, а так как я тоже русская, меня в покое точно не оставят. Так что лучше мне уехать — взяв с собой Рэя, чтобы никто при этом не узнал, что мы вместе улетели одним самолетом или уехали на одной машине. И потому послезавтрашний день, восемнадцатое марта, представлялся мне идеальным сроком…

…И тут я вернулась в реальность, потому что тот, кто был спереди и всовывал член в мой ротик, кончил вдруг, прямо в горло, и я закашлялась, на мгновение выпадая из воспоминаний, но не слышала ни одобрительных реплик, ни идиотского смеха, не чувствуя того, кто сзади, не видя пристраивающегося передо мной Ленчика, произносящего на потеху публике:

— Если что, все зубы выбью, по одному.

И я прокашлялась, понимая, что воды все равно не дадут, и когда он меня рванул за волосы, поднимая голову вверх, посмотрела отстраненно ему в глаза — и тогда он нагнул меня вниз, не увидев, видимо, того, чего ждал: страха, боли, испуга. Я только отметила, что сзади уже видимо другой, потому что не в попку входит, а пониже — и опять ушла. Подумав перед уходом, что сегодня как раз восемнадцатое марта — но вместо того чтобы сидеть в первом классе самолета, благосклонно принимая ухаживания стюардесс, выполняю роль куклы для пятерых пидоров, которые так боялись одной-единственной женщины, что теперь готовы ее убить, чтобы отплатить за свой страх…

А тогда за разговорами время полетело быстро, и я даже не смотрела по сторонам и наслаждалась ветром — Рэй откинул крышу, как только выехали из Бель Эйр, — и почти пустой воскресной дорогой. Я даже не задумывалась, куда мы, собственно, едем — и только, когда минут через сорок свернули с хайвэя и въехали в какое-то смутно знакомое место, я поинтересовалась, куда мы направляемся, собственно.

— Да пиццы захотелось, — ответил Рэй, притормаживая у заведения с вывеской “Уайлдфлор пицца”. — Любишь пиццу? Здесь ее готовят как нигде!

— И стоило ради пиццы ехать в Санта-Монику?.. — удивилась я, ничего не понимая — увидя, где находимся, потому что были мы здесь с Юджином. Это пригород Лос-Анджелеса, и, естественно, автономный, как и многие районы Эл-Эй. Бель Эйр, кстати, тоже автономный район, хотя мне сложно это понять, это все равно что Солнцево или Чертаново объявило бы о своей автономии от Москвы. Короче, я здесь была — и ничего такого не увидела. Ладно там престижный Малибу или городок культуристов Венис, а в Санта-Монике никаких достопримечательностей, зато куча бродяг и нищих, которых, впрочем, никто не трогает, такие уж здесь нравы демократичные.

— …И зачем так гнать, словно куда-то опаздываем.

— Конечно опаздываем — сейчас уже девять, а ресторан до десяти!

Я пожала плечами, и мы вошли в зал, прошли сквозь него во внутренний дворик, патио, благо погода хорошая, и сели там, и пицца действительно оказалась супер.

— Представляешь, они тесто дважды в день замешивают, потому она здесь такая нежная всегда! — только и произнес он за то время, пока мы ели. И я пожала плечами, пытаясь внешне хотя бы разделить этот энтузиазм, и заказала капуччино после еды, и вот кофе меня по-настоящему порадовал, по-настоящему крепкий сделали, европейский.

— Так зачем ты меня сюда привез? — поинтересовалась я в который уже раз, когда мы расплатились и выходили из закрывающегося ресторана.

А еще через час мы вернулись после проведенной Рэем экскурсии, и сидели в уютном кафе все на той же Мэйн-стрит, неподалеку от пиццерии, в удобных кожаных креслах, под тихий джаз, наслаждаясь первоклассным кофе и пирожными, которых я точно не ела года два. А еще через час, ровно в двенадцать ночи, когда Рэй набрал номер и попросил соединить с комнатой восемь, взяла трубку и, услышав голос Ленчика, произнесла отчетливо и весомо: