Хождение под мухой

– С кем? – вновь не поняла я. – Это ты о преступниках?

– Нет, – пояснила Капа, – о народных заседателях. Судьи-то раньше, в мое время, имели высшее юридическое образование. Должность считалась выборной, только глупости все это, граждане для проформы к урнам ходили, побросают бюллетени, все «за» и бегом водку пить. А народные заседатели… О, те прямо от сохи были. Ну на каком-нибудь заводе секретарь парткома вызывает самого лентяя Иванова Ивана Ивановича и велит тому: «Высокое доверие оказываем, будешь ты, Ваня, заседать в суде, вершить социалистическую законность».

– Почему же самого ленивого? – удивилась я. – Я думала, лучших избирали.

– Кто же позволит хорошему работнику предприятие покинуть? – справедливо заметила Капа. – Нет, старались от балбесов и бездельников избавиться. Не умеют ничего делать? Пусть заседают. Вот я несчастная и мучилась: справа слесарь, слева ткачиха. Темные совсем! Ужас! Хорошо еще, если понимали, что лучше помолчать. А встречались такие, которые во все вмешивались, в особенности учительницы. Я, если видела, что заседатель педагог, прямо синела. Все, судебный процесс превратится в родительское собрание вкупе с педсоветом. Слышь, Лампа, я возьму твой красный свитер, мне такой цвет очень к лицу.

Выпалив последнюю фразу, она полетела в мою комнату. Я вздохнула. Теперь понятно, отчего при каждой возможности Капа поминает Конституцию.

Утром я принялась названивать Маркиной. Трубку сняли после третьего гудка. Сонный женский голос произнес:

– Алло.

– Центр трансплантологии вас беспокоит, – бесстрастным голосом рявкнула я, – у нас тут Маркина Лариса Михайловна указана…

– Простите, – ответила женщина, – Лариса умерла.

– Интересное дело, – я продолжала разыгрывать из себя бездушную медсестру, – почему нас в известность не поставили, а? Мы тут донора ей подыскиваем.

– Ошибка вышла, – совершенно спокойно ответила тетка, – мы все сообщили, небось у вас в документах бардак.

– Нам требуется копия свидетельства о смерти, – наседала я.

– Вот придумали, – вспылила баба, – вам надо, вы за ним и приезжайте, что это мне через весь город переть?

– А с кем я разговариваю?

– Маркина Антонина Михайловна, старшая сестра Ларисы, – буркнула тетка, – сводная, по отцу.

Похоже, родственница не слишком убивается по сестре. Отметив сей факт, я изменила тон:

– Вы правы, Антонина Михайловна, тут такой бардак в регистратуре, конь ногу сломит, никакого порядка. Половина бумаг потеряна. А меня назначили месяц тому назад начальницей канцелярии, уж извините за бестактный звонок.

– Ничего, – вздохнула Антонина, – работа есть работа, я сама с документами в бухгалтерии дело имею. Знаю, какой геморрой начинается, коли листок потеряется!

– У вас копия свидетельства о смерти есть?

– Конечно.

– Можно мне за ней подъехать?

– Пожалуйста, – пошла мне навстречу Антонина, – в любое время, я руку сломала, вот и кукую дома.

Примерно через час я карабкалась вверх по грязным ступенькам пятиэтажки. Ну кто придумал дома без лифта? Ладно я, иду налегке, а если в каждой руке и в зубах по сумке, да на горбу одетый по-зимнему ребенок с санками. И вообще, как жильцы втаскивают наверх коляски, велосипеды и мебель? Отдуваясь, я полезла на самый верхний этаж и позвонила в нужную квартиру.

Раздался многоголосый лай, и на лестницу вылетели две небольшие, палево-серые собачки с умненькими складчатыми мордами. Мопсы!

– Эй, Кара, Надина, домой! – раздался оклик.

Но собачки не собирались слушаться хозяйку. Они весело крутились около моих ног. Я наклонилась и погладила их нежные, шелковые спинки.

– Любите животных? – улыбнулась Антонина.

Я посмотрела на нее. Излишне полная женщина, явно отметившая тридцатилетие.

– У меня дома тоже две мопсихи, Муля и Ада.

– Одной бы вполне хватило, – вздохнула хозяйка, загоняя в квартиру вертящихся собак, – только когда я Кару покупала, заводчица сообщила, будто мопс – стайная порода, один не живет, вот я и приобрела еще в придачу к ней Надину.

Я рассмеялась:

– Вас обманули, впрочем, как и нас. Нам рассказали ту же сказочку о «стайности» мопсов, не верьте. Великолепно живут одни в семьях, просто заводчикам охота продать помет побыстрей.

Из глаз Антонины ушла серьезность.

– Да вы проходите, раздевайтесь. Совсем не жалею, что купила двух собак, от них одна радость.

– Вот тут я согласна с вами целиком и полностью.

– Кормите «Педигри палом»?

– Упаси бог, выглядит как отрава. Мне самой совсем неохота есть эти противные комья, отчего же моей собаке должно быть приятно.

– А консервы «Чаппи» жутко воняют, – подхватила Антонина.

– Мы кашу варим, на мясе. Овсянку, гречку, рис…

– Я на индюшатине делаю, попробуйте, – посоветовала Тоня, – очень вкусно.

Мы обсудили собачью диету, витамины для псов, поговорили о расческах, когтерезках и поделились опытом чистки ушей. Потом Антонина, вздохнув, положила передо мной листочек. Я взяла бумажку. «Свидетельство о смерти»: Маркина Лариса Михайловна, 1984 года рождения.

– Вот уж горе так горе, – вздохнула я, – и не пожила как следует, ребенок совсем.

– Знаете, что я вам скажу, – нервно воскликнула Антонина, – горе было с ней жить, прямо беда, катастрофа… Нет такого слова, чтобы описать. Всех измучила, умерла и освободила нас.

– Зачем вы так? – тихо сказала я. – Она вам сестра!

– Сводная, – ответила Антонина, – отец второй раз женился, и на свет появилась эта чертовка, прямо наказание божье.

– О мертвых принято говорить только хорошее.

– Ага, – подскочила Антонина, – а когда ничего светлого припомнить нельзя!

– Такого не бывает! Зачем вы о ребенке так плохо…

– Ребенок! – окончательно вышла из себя собеседница. – Это мы с вами рядом с ней дети. Вот послушайте, какие, с позволения сказать, детки встречаются.

Ларисочка родилась в нормальной, хорошей семье, у любящих отца и матери. Особого богатства в доме не наблюдалось, но голодными не ходили и имели весь нехитрый набор людей со средним достатком: трехкомнатную квартиру, старенькие «Жигули», щитовой домик на шести сотках. Ларочка ходила в школу, дружила с одноклассницами, а сводную сестру Тоню считала кем-то вроде второй матери. Оно и понятно, между родственницами было двадцать лет разницы.