Хождение Восвояси

– Что это значит? – прошептала княжна, невольно делая шаг поближе к Чаёку.

– Ты услышала, – почти не удивилась девушка. – Это значит, Ори-сан, что кто-то при помощи магии пытается разрушить защитные заклинания дома. И ещё это значит… что мой отец… больше нас не защищает.

– Защищает?!.. – позабытый в вихре событий Нерояма вернулся в мысли Лёки в фейерверке противоречивых образов. Добрый дед с лукавой усмешкой в прищуренных глазах, приветствовавший их в первый день похищения – и расчетливый холодный старик в подвале-лаборатории Вечных: "если надо будет убедить Адарету в серьезности наших намерений, одним из детей можно пожертвовать"…

Дайёнкю, словно прочитавшая у нее на лице всё, что мелькнуло в уме, потупилась. Пальцы ее вытянули веер из-за пояса кимоно, и девушка принялась открывать и закрывать хрупкую вещичку, словно более важного занятия найтись сейчас не могло.

– Вы что-то путаете, Чаёку-сан, – Ярик печально покачал головой. – Извечный защищал нас только в первые дни.

– Боюсь разочаровать вас, Яри-сан… но… я не путаю. Отец… хотел бы… чтобы я перед вами извинилась, – медленно, будто каждое слово причиняло ей боль, зашептала она, не поднимая глаз. – Хотя не думал, что содеянное им может быть прощено. Он очень сожалел, что забрал вас от родителей. Верность клану и чувство долга велели ему найти путь к успеху любой ценой. Но сердце его обливалось кровью при мысли о содеянном. И когда говорил, что одним из вас можно пожертвовать… Он не думал так ни секунды. Но его избрали Извечным. До одобрения тайсёгуном, конечно, но всё же… И он должен был так говорить. Он поначалу не хотел этой должности. Но после того, как вы оказались у нас… после того, как он узнал вас получше… Если бы он не занял такую позицию, то выбрали бы его брата. Который бы не только сказал это – но и сделал. Перевес был всего в один голос.

Два и два сложились в памяти Лёльки и она, холодея, выдохнула:

– Голос Таракану! Он отдал его за твоего отца! Потому что тот пообещал ему… пообещал…

– Меня. Ода давно положил на меня глаз. Но отец ничего и слышать не желал из его предложений. Первый ученик такого Вечного, как Неугроби Шизуки, не пара моей дочери, говорил он. Если бы даже этим учеником не был Ода Таракану.

– Если бы не мы…

– Он бы не захотел стать Извечным, – не поднимая взгляда, кивнула дайёнкю. Лицо ее было бесстрастно, как и подобало истинной дочери Вамаяси при любых катастрофах, но пальцы, словно живя отдельной жизнью, уже не крутили, а ломали злосчастный веер.

– Чаёку-тян… Прости меня… и Нерояма-сан… Вина моя безмерна! Я не понимал… я думал… – Забияки робко дотронулся до руки любимой, но девушка не видела и не чувствовала его.

– Он сказал, что пожертвовать свой дочерью, чтобы защитить украденных им чужих дочь и сына – вот настоящая справедливость. Отец сопротивлялся до последнего. Пока его сопротивление имело смысл. И пользу. И сейчас… тоже… до последнего…

Голос ее сорвался, и руки, выронив остатки веера, взметнулись к щекам, торопливо стирая слёзы.

– Он жив, Чаёку-сан! Он самый сильный маг Вамаяси! – Хибару обнял ее и прижал к груди. – Таракану силён, но Кошамару Нерояма – самый изворотливый чародей современности! Ода сам так говорил! Я слышал!

– Всё будет хорошо, Чаёку-сан! Не плачь! Он что-нибудь придумает и всех нас выручит! – лукоморцы и Мажору подступили к девушке с другой стороны. – Нерояма-сан такой умный!

– Спасибо… спасибо… – шептала дайёнкю, размазывая рукавом по лицу грязь и слёзы. Даже самый умный и изворотливый маг на грани истощения сил едва ли имел хотя бы один шанс из тысячи против толпы свежих, не самых слабых врагов. А если среди них находились еще и Таракану с Нивидзимой…

– Надо искать дальше, – сочувствующий, но непреклонный Иканай приобнял ребят за плечи. – Время идет. Удары слышатся громче.

Пыльные и растерянные, они остановились посреди узкой комнаты с низким сводчатым потолком, уставленной стеллажами с безымянной рухлядью – как казалось не посвященному в секреты магии человеку. Единственный посвященный – Чаёку – старалась держаться от хлама подальше, и спутников отогнала на середину, как наседка цыплят. Мажору нечаянно задел корзину, и из нее посыпались на пол свитки, поднимая тучи нетоптаной годами – а то и веками – пыли.

– Почему мы остановились? – прочихавшись, спросил он. – Что-то нашлось?

– Мы остановились, потому что обошли все помещения, Шино-сан, – нервно оглядываясь и прислушиваясь, проговорила Чаёку. – Два раза. А с этого мы начинали.

Лицо мальчика разочарованно вытянулось.

– А может, тут и нет никакой собаки, Чаёку-сан? – поддержал его Иканай. – Может, Извечный не так выразился? Или мы не так его поняли?

– Честно говоря, я тоже начинаю это подумывать, Отоваро-сенсей, – покачала головой дайёнкю.

Лёка тоже прислушалась, потому что разглядывать тут было особо нечего. Казалось, содержимое любой лукоморской свалки было в разы новее. Но первым и единственным, что уловил ее слух, был вокал брата, проникновенно мычавшего себе под нос: "И дождик закапал… и буквы и строчки… заплакали вдруг… Найдите собаку… найдите собаку… вернись поскорее… мой маленький друг". Девочка попыталась прислушаться к звукам атаки на магию дома, но тоскливое мычание Ярика перекрывало всякую возможность расслышать хоть что-нибудь. По лицу Чаёку было понятно, что ее попытки прислушаться заканчивались там же. Но, в отличие от дайёнкю, у Лёльки на не в меру распевшегося основателя клана управа была.

– Яр, помолчи минутку, а?

Княжич сконфуженно хмыкнул:

– Да вот, привязалась… Как муха!

Девушка, пользуясь затишьем, запрокинула голову, развела руки и замерла, чуть покачиваясь.

– Кто привязался? – не понял Мажору, на всякий случай готовый выступить на защиту чести Ори-кун и ее права привязываться когда и к кому угодно.

– Не кто, а что. Песня детская. Лукоморская, – с готовностью пояснил мальчик. – "Висит на заборе, колышется ветром, колышется ветром бумажный листок. Пропала собака, пропала собака, пропала собака по кличке Дружок".

– Очень своевременная песня, – невесело одобрил Шино.

– Она у меня и так полчаса на языке вертелась, а на свитке том рисунок увидел – и прорвало, – Яр виновато пожал плечами.

– Какой рисунок? Где? – насторожился Хибару, готовый сорваться с места в поисках очередной собаки.

– Да вон там, – мальчик кивнул на так и не подобранные свитки. – На дальнем. Где пагода, дождь льёт, и солнечное затмение.

– Что?! – вскричали на этот раз вамаясьцы хором, и как один ринулись к распластавшейся в пыли картине.

– Что, что, что, где?! – чувствуя себя обойденной, кинулась за ними Лёлька, а вслед за ней и брат, трепеща от мысли, что сказал что-то святотатственное или нелепое о каком-то важном событии империи.

– Собака!!! – было следующим коллективным вамаясьским словом.

– Кто?! Где?! – ничего не понимая, Ивановичи поднырнули под локти взрослых и вперились ищущими взглядами в полувыцветший от времени свиток.

– Вот! – радостно воскликнул Мажору, тыча пальцем в нечастое – особенно на картинах – астрономическое явление.