Хождение Восвояси
Шрифт:
– Именно, – самодовольная улыбка расползлась по Лёлькиной физиономии. Вамаясьцы переглянулись, словно не веря услышанному.
Ярик порозовел, расправил плечи и будто снова подрос.
– Как глава клана Рукомото в Вамаяси, я приглашаю вас, Кошамару-сан, Отоваро-сан и Хибару-сан, стать его частью, – не спеша, торжественно проговорил он, не сводя серьезного взгляда с лиц застывших друзей. – Обещаю разделять с вами нужду и радость, защищать вас как самого себя, уважать ваш выбор и воздавать по вашим заслугам сторицей. Клянусь быть сувереном, достойным ваших героических дел и чистых сердец.
Отоваро, Забияки и Чаёку медленно опустились на колени. Мужчины достали
– Мы принимаем ваше предложение, Рукомото-сан, гордимся оказанной нам честью, – старательно-нейтральным голосом заговорил Отоваро, – и клянемся защищать вас, не жалея жизней, быть верными и преданными.
– Клянемся ставить ваши интересы превыше своих, чтить вас и ваших близких на словах и в мыслях, – продолжил Хибару, не сводя пронзительного взгляда с мальчика.
– Клянемся быть рядом в беде и счастье, – прошептала Чаёку, не доверяя собственному голосу, – и никогда не обсуждать ваших приказаний.
– С этого момента наши мечи, тела и сердца принадлежат только клану Рукомото. Только ему даем мы право карать нас и миловать. И только смерть может положить конец нашей службе клану Рукомото, – договорил Отоваро, склоняя голову. Его примеру последовали Чаёку и молодой самурай.
Мальчик не сразу смог ответить. Несколько раз он пытался начать, но что-то мешало в горле, и он, откашлявшись, предпринимал новую попытку. Лёлька украдкой глянула на него, чтобы не смущать, и к своему удивлению увидела вместо трусоватого безвольного плаксы, каким ее брат был всего несколько недель назад, молодого – пусть и очень молодого – мужчину.
– Я… принимаю вашу клятву, – в конце концов смог выговорить Ярослав, – но с одной поправкой. Насчет не обсуждать мои приказания. Я понимаю, что на Белом Свете есть много людей умнее, рассудительнее и опытнее меня. И если эти люди окажутся рядом со мной… пожалуйста… пусть они не молчат. Я всегда готов прислушаться к мудрому совету. Обещаете?
Первая улыбка за вечер скользнула по лицу Отоваро.
– Обещаем, Рукомото-сан.
– Тогда я принимаю вас в свой клан, – важно проговорил Яр и тут же скосил глаза на сестру: не перебрал ли с помпезностью? Но вести себя в духе "ладно, договорились, всё будет в порядке, если получится, идём дальше" в такой момент, наверное, не смогла бы даже она. Или смогла? Но Лёка молчала, в кои-то веки не находя вообще никаких слов. И княжич, не получив ни одобрения, чего не очень-то и ждал, ни насмешки, чего ожидал наверняка, на свой страх и риск продолжил:
– Поднимитесь, Отоваро Иканай из клана Рукомото, Хибару Забияки из клана Рукомото и Чаёку Кошамару из…
– Прошу прощения, даймё, – прошептала девушка, и слёзы, покинувшие было ее глаза, снова заблестели в огоньке магошара, – но у меня больше нет семьи. И значит, фамилии тоже нет. Просто Чаёку.
– Нет фамилии? – переспросила Лёлька и перевела взгляд с девушки на молодого самурая, потом подняла глаза к потолку, наверное, изучая там что-то донельзя любопытное. – И что, с этим совсем-совсем-пресовсем ничего нельзя поделать?..
И не видела, как Забияки со странным блеском в шальных раскосых очах шагнул к дайёнкю и брякнул не по заведенному, не по писанному:
– Если тебе нравится моя фамилия, с радостью готов поделиться ей с тобой, Чаёку-сан! – и сам вдруг испугался того, что сказал. Руки их взлетели к губам одновременно, а страхи, разочарование, чаяния и растерянность заметались по лицам, как белки в клетке. В Вамаяси, чопорной, как тысяча старых дев, погрязшей в условностях, традициях и обычаях, произнести – и услышать – такое!..
До сознания Хибару медленно стало доходить,
что он, собственно, только что ляпнул – и кому! Страх сменился ужасом чистой воды, и при виде этого надежда Чаёку, крошечная, но всё же заметная на ее обычном, человеческом личике, без ведра белил, кармина и черненых зубов, растаяла.– Я не приняла ваше предложение всерьёз, Хибару-сан, – почти не дрожащим голосом произнесла она. – Я понимаю и ценю, когда люди шутят.
Самурай отступил на шаг, глянул отчего-то на Ярика, на Лёльку… и усилием воли согнал все эмоции с лица.
– Наверное, Чаёку-сан, мои слова для вашего слуха прозвучали дерзко и непочтительно, в чем раскаиваюсь. Со всем уважением к вам прошу извинить меня… – он глубоко вздохнул, опустил глаза и продолжил: – …и принять моё предложение всерьёз. Согласны ли вы оказать мне честь стать моей женой?
После торжественной клятвы Отоваро, Мажору и лукоморцев, что обручение они видели и что признают право этого юноши и этой девушки на союз и не видят причин в его расторжении, поиски неуловимой собаки продолжились. На этот раз Хибару и Чаёку держались на расстоянии друг от друга, как свежеобрученным вамаясьцам и приличествовало, но даже при беглом взгляде на них была заметна разница. Вместо напряжения, натянутой до предела тетивой звеневшего между ними, от влюбленных веяло умиротворением и нежностью, и даже если они не смотрели друг на друга, каждое движение, каждый жест, наклон головы говорил: "Я знаю, где ты. Ты теперь часть меня, а я – часть тебя. Я с тобой, что бы ни случилось. Я люблю тебя."
Лёлька, мужественно удерживаясь от традиционного лукоморского "тили-тили-теста" или, скорее, отложив его на потом, наперегонки с друзьями лазила по полкам, заглядывала в корзины, разворачивала свитки и заглядывала в посуду: никогда не знаешь, где эта собака могла зарыться. Ивановичи только диву давались, сколько "собак", оказывается, прячется вокруг вамаясьца. Сухари просяные "собачья радость", капкан "большая собака" (к счастью, не взведенный), козьи колокольчики "собачий лай", трава "собачий хвост", фигурки, сделанные из собачьего бука, чучело луговой собачки, которая вообще-то хищная белка, дверная ручка в виде собачьей головы с кольцом в зубах, обгрызенная молью жилетка из меха какого-то животного, не исключено, что собаки… И над каждым подозреваемым дайёнкю останавливалась и водила с каждым разом всё более дрожащими руками.
– Отчего Чаёку так переживает? – Ярик, наконец, не сдержал нервного любопытства и шепнул на ухо Иканаю. – Нам надо торопиться?
Сенсей сдвинул брови и скупо проронил:
– Надо.
– Вы, наверное, не услышите, Яри-сан – тут нужны… определенные способности… – Чаёку вернулась после безуспешной попытки оживить очередное изображение собаки – на сей раз глиняное чудище величиной с овечку, больше смахивающее на льва, скрещенного с ежом. – Но опустите руки вниз… ладони разверните вперед… глаза закройте… лицо поднимите к потолку… вдохните глубоко несколько раз и попробуйте различить удары… как барабаны где-то далеко стучат… но не громче сердцебиения.
Лёлька оставила свои поиски еще хоть чего-нибудь собакообразного в этой комнате и приблизилась к брату. Затаив дыхание, она под инструкции девушки сымитировала его позу – и с первой же попытки услышала.
Барабаны колотились беспорядочно, словно десяток дружин вразнобой шел в атаку на десяток отрядов врага, и все – под персональных барабанщиков. Удары долетали до ее слуха глухо и тревожно, и в такт им всем – как бы это ни было невозможно – содрогался дом своими стенами и подвалами, словно раздираемый неровными ритмами.