Хозяин антимагии 2

Я повернулся и жестом подозвал ребят.

— Елизавета Андреевна Минская, — начал я, когда девушка подошла ближе, — мастер клинка.

Мама приподняла бровь, её взгляд оценивающе скользнул по стройной фигуре Лизы, её уверенной осанке.

— Редко встретишь девушку, добившуюся такого уровня в фехтовании в столь юном возрасте, — заметила женщина, и в её голосе звучало искреннее уважение.

— Елизавета маг воздуха, — добавил я.

Лиза сделала изящный книксен, её тёмные волосы слегка колыхнулись от движения.

— Очень приятно, Ирина Владимировна.

— Расскажи мне о своём отце, — попросила мама, и я заметил, как её глаза слегка сузились: она уже анализировала, оценивала.

— Я старшая дочь, — ответила Лиза, слегка покраснев. — Отец отправил меня в военное училище. Говорил, что у меня всегда были мальчишеские повадки.

Мама улыбнулась, и в её улыбке было что-то понимающее, материнское.

— Значит, он отправил тебя сюда, чтобы ты нашла достойного и сильного мужчину, будущего могущественного мага, — сказала женщина вежливо, но твёрдо. — Чтобы укрепить таким союзом свой род.

Лиза застенчиво пожала плечами, но в её глазах мелькнуло что-то неуловимое: то ли смущение, то ли согласие.

Я продолжил, представляя остальных:

— Сергей Качалов. Упрямый, как бык, но надёжный, как скала.

Сергей хмыкнул, скрестив руки, но кивнул маме в знак уважения.

— Митя Жданов. Хитер, как лис, и загадочен, как тёмная ночь.

Митя лишь усмехнулся, его тёмные глаза блеснули.

— А Амат Жимин сильный, как медведь.

Парень фыркнул.

Мама довольно кивнула.

— Хорошая компания, — сказала она. — Сильная.

— Вот только этот мне не нравится, — вдруг заявила Тася, указывая пальцем на Амата. — Он явно против тебя что-то замышляет, братишка.

На улице повисла неловкая тишина. Жимин застыл, его широкие плечи слегка напряглись, а глаза сузились, будто оценивая угрозу. Но затем он усмехнулся и развёл руками, стараясь казаться беззаботным.

— Ну вот, а я-то думал, что уже заслужил доверие, — проворчал он, но в голосе слышалась лёгкая дрожь.

Друзья улыбнулись, пытаясь разрядить обстановку. Сергей хлопнул Амата по плечу, а Лиза покачала головой, будто говорила: «Ну вот, опять ты всем не угодил».

Вечером в небольшой гостиной собрались все. Было довольно тесно и душновато, но магия творит чудеса. Два открытых настежь окна и воздушные потоки, ловко закрученные Лизой, обеспечили проветривание в комнате.

У стены стояло старое фортепьяно, его полированная поверхность отражала мягкий свет ламп. Первыми играли девочки семи и десяти лет — дочери Гурьевых. Их мелодии были простыми, но искренними, и все слушали, улыбаясь.

Потом за инструмент села Тася. Её пальцы легко скользили по клавишам, исполняя что-то лиричное, но техничное, явно не первый год обучения.

Но настоящим сюрпризом стала Елизавета. Когда она опустила руки на клавиши, я ожидал чего-то неуверенного, но вместо этого зазвучала красивая, хоть и несложная мелодия.

— Этому нужно учиться не один год, — пробормотал я, удивлённый.

— А ты думал, она только рапирой махать умеет? — усмехнулся стоящий рядом Сергей.

Наконец за фортепьяно села мама.

И я просто забыл, как дышать.

Она начала играть.

С первых же нот я погрузился в музыку так глубоко, что всё вокруг исчезло. Это была не просто мелодия, это была история.

Закрыл глаза и передо мной развернулся океан.

Парусник, маленький и хрупкий на фоне чёрных волн, вздымался на гребнях, чтобы в следующую секунду рухнуть вниз. Моряк-исследователь стоял у штурвала, его пальцы впились в дерево, а глаза искали в темноте хоть какой-то намёк на спасение.

Он думал о доме.

О жене, которая ждёт у окна, о детях, которые ещё не знают, что отец, возможно, не вернётся.

Музыка звучала тоской, отчаянием, но…

Потом что-то изменилось.

Ветер стих.

Ноты стали чище, выше. Будто сквозь тучи пробился первый луч солнца.

Моряк теперь понимал, что он выживет.

Он должен выжить.

И тогда мелодия зазвучала не с тоской, а с надеждой, такой яростной и непоколебимой.

Я открыл глаза.

В комнате стояла гробовая тишина.

Заметил, что у многих на глазах блестели слёзы. Даже у Ильича, который явно не раз смотрел смерти в лицо.

Потом раздался скрежет стульев.

Небольшое молчание.

И комната взорвалась овациями.

Аплодисменты гремели больше минуты.

Мама встала, слегка поклонилась, но глаза искали меня.

Подошёл и обнял её.

— Спасибо, — прошептал я.

Она лишь улыбнулась, но было понятно, что на сердце тяжело.

— Эта мелодия звучала у меня в душе весь вчерашний день, — мама тяжело вздохнула, отводя взгляд к окну, где уже сгущались вечерние тени. — Песня о надежде. Я так беспокоилась о тебе.

— Понимаю, мама, — тихо ответил я, сжимая тонкие пальцы женщины.

В голове всплывали образы: отец, собирающийся в ту последнюю экспедицию, его твёрдое рукопожатие, обещание вернуться и спасти меня и пустые месяцы ожидания после.

— Когда слушал музыку, думал об отце, — вырвалось у меня неожиданно для самого себя.

Мама резко всхлипнула, и я почувствовал, как её плечи задрожали. Не раздумывая, обнял женщину крепче, прижимая к себе, словно мог защитить от всех воспоминаний.

— Всё хорошо, мама, всё хорошо.

Когда гости разошлись, ко мне подкралась Тася.

— Ты дурак, — прошептала она, бросая сердитый взгляд. — Надо было бежать в Балтийск, а не строить из себя героя.

Я усмехнулся, глядя на её надутые щёки.

— А вот скажи, — начал я, присаживаясь на край дивана, — когда будешь выбирать себе мужа, каким он должен быть?

Тася задумалась, её пальцы начали теребить край платья.

— Сильным, — начала девушка нерешительно. — Чтобы мог защитить. И смелым, чтобы не боялся ничего. Умным, конечно. И чтобы добрым был, — добавила она уже шёпотом, покраснев.