Хозяин Фалконхерста

— Все в порядке: это просто беременность. Так говорит Лукреция Борджиа. Я счастлив!

— Счастлив? — Она удивленно взглянула на него, не понимая, как он может радоваться жизни, когда она еле жива.

— Еще бы! Мы можем порадовать массу Хаммонда хорошей новостью, прежде чем он уедет. Скажем, что у нас готов для него новый сосунок.

Драмжер пыжился от гордости, пока помогал ей надеть платье. Он сам надел на нее туфли, одернул платье на коленях, потом поднял и почти на руках спустил вниз по лестнице. Она с трудом добралась до кухонного стола и без сил рухнула на табурет.

Лукреция Борджиа полностью оправилась от охвативших ее было чувств. Она отвесила Кэнди подзатыльник.

— Вставай, тебе пора к миссис Августе. Ишь, расселась и воет! Масса Хаммонд уезжает, а она здесь киснет, как мокрая тряпка.

Подзатыльник вывел Кэнди из оцепенения. Она вскочила и приняла воинственную позу.

— Масса Хаммонд! — крикнула она, стуча кулаками по столу. — Масса Хаммонд? Какое мне дело до массы Хаммонда? Будь он проклят! Хорошо бы его убили на войне и он больше не вернулся!

Лукреция Борджиа ринулась на нее с искаженным от ужаса и страха черным лицом. Она уже подняла руку для сокрушительной оплеухи, но удара не последовало.

— Вон! — взвизгнула она. — Вон, не то прибью! Сейчас я не могу тебя убить, потому что тебя ждет миссис Августа, но лучше ступай прочь с глаз. Этих твоих слов я не забуду. Ты еще за них поплатишься. Я не буду расстраивать массу Хаммонда перед отъездом, лучше сама тебе всыплю.

Драмжер был заодно с Лукрецией Борджиа. Выходка Кэнди и его привела в ужас, он тоже был готов ее наказать. Остальные слуги замерли с разинутыми ртами. Никто из них не слыхал прежде подобного богохульства. Кэнди повернулась ко всем спиной и медленно побрела через кухню к кабинету Хаммонда, чтобы подняться оттуда на второй этаж. Ее уже охватил страх: до нее дошел весь смысл только что сказанного. У двери она обернулась.

— Я брякнула, не подумав, — выдавила она. — Не придавайте значения моим словам. Мне так дурно, что я сама не понимаю, что болтаю. На самом деле я люблю массу Хаммонда. Он добрый. Я напишу матери в Новый Орлеан, чтобы она поставила за него свечку в церкви. Если за массу Хаммонда будет гореть перед Иисусом свечка, с ним ничего не случится.

Лукреция Борджиа бывала в Новом Орлеане и заходила там в церковь с мозаичными окнами, гипсовыми статуями святых и несчетными мерцающими свечами. Конечно, такое могущественное колдовство гарантирует Хаммонду неприкосновенность! Кэнди вымолила для себя прощение. Лукреция Борджиа снова зарыдала.

— Брут! — Она вытерла глаза подолом. — Беги в поселок, подними всех — и мужчин, и женщин. Пускай выстроятся перед домом по обеим сторонам дороги. Масса Хаммонд увидит, как его обожают фалконхерстские негры. И передай неграм: чтобы ни у одного глаза не были сухими, пока масса Хаммонд едет мимо!

Брут понимающе кивнул и был таков. Лукреция Борджиа огрела бедняжку Маргариту, у которой подгорела ветчина, да так сильно, что служанка очутилась на полу, и сама занялась стряпней. Она отложила подгоревшие куски для слуг, потом отрезала несколько розовых ломтей потолще и бросила их в булькающий жир.

Драмжер отправился в столовую, намереваясь выставить на стол лучший фарфор с золотой инкрустацией — случай казался подходящим. Потом, выскочив через парадную дверь в тонущий в предрассветных сумерках сад, он нарвал букет хризантем и водрузил вазу с цветами на середину стола. Заслышав на лестнице шаги, возвещающие о приближении хозяев, он метнулся в кладовку за большим кофейником. Ориентируясь по скрипу стульев, он толкнул ногой створки двери и вошел с подносом в руках.

— Доброе утро, миссис Августа, миссис Софи. — Поставив кофейник перед Августой, он заторопился вокруг стола к Хаммонду. Тот уже успел облачиться в серый офицерский мундир с золотыми галунами и желтым кушаком. — Доброе утро, масса Хаммонд, сэр. — Чувства так распирали Драмжера, что он опустился перед хозяином на колени. — О, масса Хаммонд, масса Хаммонд!

Хаммонд был тронут. Он ласково поднял Драмжера, приговаривая:

— Я о тебе не забуду. Ты славный паренек! Главное, служи на совесть миссис Августе и Софи, не хуже, чем служил мне. Слушайся их, Лукрецию Борджиа и Брута.

— А у меня для вас хорошая новость, масса Хаммонд, сэр. Кэнди скоро подарит вам славного сосунка.

Хаммонд покосился на Августу. Та улыбнулась.

— Значит, ты скоро примешься за Ребу?

— Обязательно, масса Хаммонд, сэр. Обязательно!

— Ты уж извини, Августа. — Как только Драмжер вышел, Хаммонд смущенно улыбнулся. — Бедняге хочется сделать мне приятное, и он знает, что именно этим сможет меня по-настоящему порадовать. Видела, как он горд? К тому же он действительно славный. Драмжеру можно доверять, совсем как прежде — Драмсону.

Как ни странно, завтрак прошел как обычно. Августа сочла за благо не высовываться из-за серебряного кофейника. Софи ела много, как всегда за завтраком; Хаммонд болтал о делах плантации как ни в чем не бывало, словно после завтрака он отправится в невольничий поселок, а не в Бенсон. Единственное отличие состояло в том, что была подана более плотная еда, чем обычно: омлет вместо привычной глазуньи, пышные бисквиты вместо кукурузных лепешек, арбузное варенье, которое прежде подавали только на ужин, да и то если приезжали гости. Насытившись, все поднялись из-за стола. Женщины не пролили ни слезинки. Они ушли к себе, Хаммонд зашел в кабинет, куда позвал для продолжительной беседы Лукрецию Борджиа. Следующим был вызван Брут. Драмжер полагал, что после Брута наступит его черед, однако через него было передано указание Большому Ренди запрягать коляску, а Аяксу — седлать лошадей.

— Вы с Джубалом поедете на запятках, — распорядился Брут.

Драмжер был рад поездке в Бенсон: ведь это давало возможность еще немного побыть с Хаммондом. Он побежал наверх, чтобы надеть белую накрахмаленную рубаху и новый костюм, и столкнулся с уже одетым Джубалом. Лукреция Борджиа выпихнула его, одетого с иголочки, из задней двери, и он едва поспел к конюшне, чтобы вскочить на запятки. Большой Ренди не влез в ливрею Аякса, зато напялил его цилиндр; его белая рубаха и грубые штаны выглядели неважно, зато сам он был так монументален, что вызывал трепет.

Аякс скакал за коляской; рядом с ним бежали чалый конь для Хаммонда и лошадь, нагруженная свернутыми одеялами и седельными мешками. Хаммонд, Августа и Софи с двумя детьми, а также все слуги уже вышли на крыльцо. Лукреция Борджиа комкала свой белый передник. Драмжер заметил, что глаза у всех, включая Кэнди, на мокром месте. Держались только Августа с Софи, но и те кусали губы. Хаммонд обнял и поцеловал жену и дочь, потом по очереди взял на руки и поцеловал внука и внучку. Драмжер видел, как двигаются его губы, но не различал слов. Хаммонд стиснул и поцеловал Лукрецию Борджиа, крепко пожал руку Бруту, помахал всем остальным, медленно сошел с крыльца и запрыгнул в седло. Конь поскакал вперед, за ним покатила коляска; замыкали кавалькаду Аякс и вьючная лошадь.

Драмжер, сидевший на запятках, чуть выше дам, заметил, что они надели свои лучшие наряды: на Августе было фиолетовое поплиновое платье, расшитое бисером, и шляпка с длинным пером, на Софи — голубое платье с множеством розовых оборок и шляпка с розочками. Драмжер был за них горд. Он знал, что жены других плантаторов не могут позволить себе такой элегантности. Сверкающая коляска превосходила все соседские экипажи; лакеями при дамах были два молодца — Драмжер и Джубал, которые сидели с безупречно прямыми спинами, сложив руки под правильным углом, с начищенными медными пуговицами на бутылочно-зеленых кафтанах. Принадлежавший знатному человеку негр не мог не гордиться своим положением. Да и как не гордиться ролью слуги у майора — да, майора! — Хаммонда Максвелла, прихваченного хозяином в Бенсон в отличие от остальных слуг, скучающих дома!