Хозяин Приливов

Лекарь коснулся плеча шамана:

– Сегодня ты выспишься, найденыш, обещаю. Я обменяю тебя и Вежека именами. Увидишь сам, Хатай-ле не заметит обмана.

Фелис хмыкнул:

– Что-то меня твои слова не радуют.

– Потерпи одну ночь, друг, - Керай сел между Тху-ва и Вежеком.
– Сатхи, иди к нам. Когда ты рядом, мне проще колдовать.

Сестра послушно опустилась на землю возле костра.

– Как это происходит?
– спросил шаман.

– Настоящее имя несет частичку души хозяина, отражает его характер, желания и стремления, память, - ответил Керай.
– Оно наполнено ароматами, звуками и цветами, ощущениями. Оно прекрасно. Оно необъятно. Оно причудливо. Его звучание подобно мелодии-раге.

Голос лекаря стал монотонным, взгляд замер на огне.

Шаман догадался, что обряд уже начался. Проведя языком по губам, Тху-ва слизнул с них сладость чужого колдовства. Он почувствовал, как чары наполняют шатер бодрящей прохладой, и она слегка покалывает кожу. Фелис притих, будто тоже что-то заметив. Сатхи закрыла глаза и застыла, точно озаренная алыми отблесками золотая статуя.

– Как тебя зовут, найденыш?
– прошептал Керай.
– Как звучит оно - твое настоящее имя? Как звучит то имя, которым тебя нарекла твоя мать?

Шаман вскинул голову. Морридаи представились гостю, но сами называли его «найденышем». Тху-ва не спорил: люди Векк открывали свои имена только близким и шаману, а данное матерью прозвище и вовсе редко произносили вслух. За всю жизнь мужчины или женщины оно звучало лишь четыре раза: при рождении, на обряде взросления, во время свадьбы и, наконец, над прахом, когда пепел развеивали над океаном, моля покровителей проводить усопшего в Дальний мир. В племени верили, что человека по первому имени можно и благословить, и проклясть.

– Тху-ва Ахес-хар.

Керай кивнул. Он продолжал смотреть на пламя, и карие глаза обратились зеркалами. В них отразился огонь, и они потемнели, как угли. Татуировки-змеи, словно боясь отвлечь хозяина, остановились неподвижными узорами.

Лекарь протянул руки и сжал ладонь шамана и лапу уэсти. Тху-ва отшатнулся, - пальцы Керая были ледяными - но морридаи не отпустил и не ослабил хватку.

Колдун прошептал:

– Тху-ва Ахес-хар.

Он втянул в себя названное имя и позволил звучанию разлиться внутри и заполнить все уголки изменчивого тела. Черные глаза вспыхнули, точно две скатившиеся в океан звезды.

– Веж Икархе, - вновь шевельнулись губы лекаря.

Вежек вздрогнул.

Тху-ва замер. Он, несомненно, еще был Тху-ва Ахес-харом - тем самым Тху-ва, которого родила тощая и крикливая женщина, позже сошедшая с ума и скормившая себя акулам. Несомненно, был. И, вместе с тем, больше нет. Мысли и воспоминания остались, но всё остальное исчезло, и шаман невольно сравнил себя с кувшином, из которого вылили воду. Образовавшуюся внутри пустоту начали заполнять тоска и отчаяние - Тху-ва посмотрел на уэсти: Вежек уныло опустил уши и ссутулился.

Керай сделал глубокий вдох и покатал воздух между щеками, словно перемешивая. Щелкнув языком, лекарь подался вперед. Одно за другим морридаи выдохнул имена, и охватившая Тху-ва тоска отступила под сонмом незнакомых ощущений: костер затрещал громче, еда запахла сильнее, тепло огня показалось самым прекрасным, что есть в мире, а тело налилось силой, будто покровитель только что наградил Тху-ва новыми дарами.

– Меня зовут Веж Икархе, - неуверенно произнес шаман.

– Меня зовут Тху-ва Ахес-хар, - откликнулся уэсти и встряхнулся: - Ох, ну и мерзкий же ты человек, Тху-ва!

Керай отпустил шамана и фелиса и выпрямил спину. Карие глаза посветлели, на лицо вернулась улыбка, и лекарь с удовольствием потянулся.

Вежик буркнул:

– Если я завтра засну в волнах и погибну, это будет твоя вина, Керай.

– Мы поклялись, Вежек, - вступилась за брата сестра.

Тху-ва захотелось откликнуться на имя уэсти. Шаман посмотрел на Сатхи и быстро отвел глаза. Она пугала его, хотя он никогда не признался бы в страхе перед женщиной вслух.

Уставившись в землю, Тху-ва угрюмо подумал, что завтра наступит новолуние, морридаи поймают Хозяина Приливов, договор с покровителем будет расторгнут, а он сам... Больше никогда не станет никому служить.

***

Когда Тху-ва заснул, а Вежек сел перебирать стрелы, Сатхи взяла копье, моток веревки и пошла с Кераем к жертвенному кругу. Деревня шамана находилась дальше, но морридаи не думали туда идти. Да и не собирались - не стоило мешать ветру играть с костями.

Керай обошел всех идолов и со стороны внутреннего круга нарисовал на каждом сдерживавшие символы, которым обучили наставники, - морридаи не хотели, чтобы Хатай-ле сбежал из подготовленной ловушки. Когда брат закончил, Сатхи остановилась у самого дальнего от воды камня и позвала:

– Помоги мне, Керай.

Женщина сняла с плеча веревку, скрутила петлю и положила узел на песок. Обернувшись птицей, Сатхи схватила его когтями и взлетела. Набросив петлю на идола, морридаи спрыгнула на плоскую вершину и затянула узел покрепче. Керай дернул снизу за конец:

– Крепко! Вежека удержит!

Сестра еще раз проверила узел и соскользнула на землю:

– Даже не промокнет, если зевать не будет, - и, отбросив с лица упавшие на лоб косички, взглянула на небо.

Керай тоже посмотрел на тусклый ободок убывавшей луны.

– Ты волнуешься, Сатхи, - заметил брат.

– Дикари - пустыня в бурю, но бестии... Будь я хрупка, как люди, ты бы давно похоронил меня.

Лекарь погладил сестру по курчавым волосам. Он любил ее. Они родились в один год, день и час и когда-то, не колеблясь, открыли друг другу свои истинные имена, и поклялись всегда охотиться вместе.

Будто услышав мысли брата, Сатхи взяла его за руку:

– Это будет не первая наша охота, Керай... Но каждый раз я боюсь не вернуться.

Перед близнецами волновался черный шелк океана, вышитый серебряной пеной.

***

Весь следующий день Сатхи готовилась к охоте. Морридаи не просила покровительства духов, не исполняла ритуальных танцев, не рисовала на теле колдовские узоры - лишь хорошо выспалась и тщательно наточила копье.

Вежек пытался дремать, но постоянно просыпался и начинал бродить по шатру. Сжалившись, Керай чем-то напоил уэсти, и тот свернулся в углу клубком и два часа не вставал.

Тху-ва тоже хорошо отдохнул, но ожидание для него тянулось медленно - так хотелось поскорее освободиться от договора. Несколько раз шаман выходил из шатра; вода меняла цвета, как змея - кожу: краски рассвета пробудились блеском полуденных алмазов, а мерцание драгоценностей вспыхнуло в пламени заката. Когда наступила ночь, океан заходил горбатыми валами, и Тху-ва, дрожа от предвкушения, жадно потянул носом соленый и душный воздух.