Хозяин Приливов

Пенная струя удавкой сдавила горло Сатхи, но морридаи все равно не разжала руки.

– Моя... мой...
– утробно зарычала бестия.

Керай расплел свои щупальца и позволил бестии себя сбросить. Кальмар погрузился в волны, став дельфином - тот прыгнул и рассек хвостом схватившую сестру веревку-пену. Керай почти услышал, почти уловил имя - не хватало последнего звука. Сатхи выдернула копье из шеи бестии, и кровь твари брызнула на серебристую кожу дельфина. Знакомое чувство пронзило лекаря насквозь, и он прошептал... Прошептал имя, не сомневаясь, что сестра различит звучание и за ревом чудовища, и за грохотом стихии.

И не ошибся.

Женщина снова изменила свое тело: она вскарабкалась ловкой обезьяной на панцирь Хатай-ле, уперлась задними лапами в окаменевшие наросты, оплела хвостом большую раковину и запустила пальцы в трещину от шипов кальмара.

Размахнувшись копьем в свободной руке, Сатхи швырнула его в голову твари и прокричала названное братом имя.

Рев Хозяина Приливов превратился в вой. Тело Сатхи вытянулось, преображаясь, и Хатай-ле схватила огромная змея; голубые кольца сдавили бестию и начали сжиматься. Женщина повторяла истинное имя чудовища, как заклинание, и тварь выла, стонала, скалила зубы, но ничего не могла сделать. Керай подплыл к ним, наслаждаясь тем, как звучание скользит между пальцами сестры, наполняет ее сорванный голос, блестит на окровавленном острие копья. Сатхи доказала покровителю Тху-ва свою власть, и бестия подчинилась воле морридаи.

Лекарь позволил стенам опуститься, и все трое вышли на берег. У Тху-ва, стоявшего возле Вежека, подогнулись колени; шаман опустился на песок, не в силах вымолвить ни единого слова, но Хозяин Приливов не удостоил человека даже взглядом. Хатай-ле лег на землю и опустил голову, хотя застрявшее под мощными челюстями копье и стрела в вытекшей глазнице причиняли ему невероятную боль.

Сатхи соскочила вниз и, покачиваясь, подошла к голове чудовища. Вырвав оружие из раны, женщина направила копье на треугольную голову и приказала:

– Обратись.

Тело бестии окаменело. Шаман пораженно смотрел, как огромная уродливая скала превращается в крохотный черный камень. Керай подошел и поднял голыш с песка. Отдав его сестре, лекарь, спотыкаясь, побрел к Тху-ва и Вежеку.

– Помоги мне отнести его, - устало попросил шамана Керай и закинул лапу уэсти к себе на плечи.

Все четверо вернулись в шатер. Лекарь положил Вежека возле костра и рухнул спать. Сатхи упала рядом с братом, не выпуская из рук ни копье, ни камень. Тху-ва присел на корточки рядом с женщиной, не отводя взгляда от черного голыша. Он ощущал окутывавшую камень силу - она покалывала кожу иголочками наслаждения, затуманивала мысли, затягивала пеленой глаза и опьяняла. Шаман осторожно разжал золотистые пальцы Сатхи и взял голыш. Камень оказался тяжелым и холодным, и из него сочилась вода.

Прижав сокровище к губам, шаман выпрямился и выбежал из шатра, забыв обо всем.

***

Набрав воды, Тху-ва пошел от берега. Беглец видел, как охотится Сатхи и колдует Керай, и хотел быть подальше, когда морридаи проснутся. Шаман двигался на юг, где обитало племя Бутея. Тху-ва собирался вызвать врага на поединок, победить и стать вождем. Зажатый в кулаке холодный камень добавлял беглецу уверенности в собственных силах, хотя в глубине души что-то все-таки не давало ему покоя. Одурманенный обретенным могуществом, вор гнал беспокойство прочь.

Тревога оказалась не напрасной. Когда взошло солнце, шаман поднялся на вершину дюны и увидел Керая. Лекарь сидел на песке и словно ждал Тху-ва. Беглец остановился, морридаи поднялся и подошел к нему.

Оказавшись с вором лицом к лицу, Керай молча протянул руку. Шаман опустил взгляд на раскрытую ладонь и крепче сжал камень, не желая расставаться с едва полученной силой.

– Ты взял кое-что чужое, - глухо произнес морридаи.

Тху-ва прочистил горло:

– Ты не понимаешь...

– Ты взял две чужие вещи, - добавил Керай.
– Веж Икархе, отдай мне камень.

Неведомая сила заставила Тху-ва разжать пальцы и вложить в ладонь лекаря голыш. Морридаи сразу убрал камень в карман накидки.

– Мы обещали, что не возьмем с тебя никакой платы, но ты презрел наше гостеприимство и обокрал нас.

Губы лекаря шевельнулись, и Тху-ва почувствовал, что чужое имя покинуло его грудь так же, как силы бестии ушли с камнем.

– Ты не был бессилен... ты не сможешь понять...

– Не смогу, - согласился Керай, - а еще - я никогда и не крал.

Беглец сел на песок и закрыл лицо руками. Пустоту внутри шамана начали заполнять отчаяние и горечь. Он сгорбился, смотря на морридаи из-за пальцев, и по морщинистым щекам покатились слезы. Это было то самое ощущение всепоглощающего одиночества, которое он чувствовал тогда, сидя напротив Вежека у костра.

Лекарь скрестил на груди руки.

– Было бы нечестно наказывать тебя, - Керай задумчиво склонил голову набок.
– Мы спасли тебя только затем, чтобы заманить Хатай-ле в ловушку, но... Скажи, найденыш, ты чувствуешь внутри себя пустоту?

Из груди вора вырвалось сдавленное рыдание; он часто закивал.

– Морридаи называют ее Безымянной, - лекарь присел на корточки возле шамана.
– Смогу ли я тебя понять?.. Нет. Помнишь легенду, которую рассказывала Сатхи? Танцующий сотворил го, и у Него больше не осталось ни шерсти, ни чешуи, ни перьев, ни клыков, ни когтей.

– Но потом... Разве потом он не создал вас?
– запнувшись, спросил Тху-ва.

– Из чего?

Резкие черты морридаи напоминали маску, и змеи, затаившиеся в тенях под бровями, лишь усиливали сходство с древним кумиром. Шаман размазал слезы по пыльному лицу и сжал губы. Догадка прокралась в его мысли, заставив зрачки расшириться от страха.

Керай невесело улыбнулся:

– Танцующий сотворил нас из Нее - из Пустоты. Поэтому нас так боятся бестии. Поэтому мы так хорошо слышим имена. Имена наполняют нас чувствами и воспоминаниями - делают по-настоящему живыми. Только представь, как нам хочется хранить в себе побольше имен. Однако мы не воруем их, Тху-ва Ахес-хар.

Шаман глубоко вздохнул, надеясь проглотить произнесенное лекарем имя, но оно и так послушно втекло в Тху-ва через распахнутый рот. Звучание мгновенно вытеснило и горечь, и отчаяние - остались только подавленный гнев, страх и стыд. Стыд за то, что украл. Стыд за то, что не смог сбежать и был наказан. Стыд за собственную слабость.

– Я не хочу больше тебя видеть, найденыш, - вздохнул Керай, выпрямившись.
– Уходи из пустынь. Уходи, пока моя сестра не бросилась в погоню. Видит Танцующий, у нее не такое доброе сердце, как у меня.

Мысль о Сатхи заставила Тху-ва сжаться, хотя Керай тоже перестал казаться шаману глупым и мягкосердечным - и беглец отполз подальше от близнеца. Колдовство лекаря было таким же древним, как сам Падж, и морридаи хорошо знал цену своему искусству. А сейчас... сейчас, если бы ему захотелось, он мог обратиться бы гигантским змеем и просто проглотить Тху-ва.