Хозяин степи
Шрифт:
– Имени этого человека я не знаю, в письме не было подписи, – Шу изо всех сил старался говорить громко и чётко, чтобы голос его не дрожал и не выдавал волнения. – Наверное, он струсил, потому не подписался. Но он требовал, чтобы я отказался от обряда, а ежели не откажусь, то пострадает мой друг Карсак, а обвинят в этом сиваров. Между прочим, именно Карсак помог шоно в подавлении бунта, а ему вот так угрожают.
– Гнев Тенгри да обрушится на этого человека, – произнёс Сагдай.
– Да будет так, – сказал Оташ.
– Начнём, – объявил шаман.
Шоно закатал рукава,
– Давай руку.
Юрген послушно протянул левую руку. Оташ сам закатал на ней рукав и сделал такой же надрез, заставив Юргена поморщиться от боли. Донир поднёс чашу, в которой уже был какой-то напиток, и кровь из раненых запястий тоненькими струйками полилась в неё. Донир забрал чашу, и Оташ соединил свою левую руку с рукой Юргена.
– Перед небесным волком, перед Тенгри и Табити, – заговорил Сагдай, – перед воинами, перед всем шоносаром речётся от рода изначального. Да явит небесный волк свою силу, и от силы этой назовётесь вы братьями кровными! И предки ваши благословляют вас. Отныне знайте, что если одному из вас будет нужда, то другой всегда будет рядом. И в этом клянитесь!
– Клянусь, – произнёс Оташ.
– Клянусь, – повторил Юрген.
– Быть вашим словам нерушимыми! – объявил Сагдай. Донир отдал ему чашу, и Сагдай протянул её Оташу. Тот отпил из неё и передал Юргену. Зажмурившись, Шу тоже сделал глоток.
– Как кровь ваша неделима, так и вас отныне не разделить! – проговорил шаман. Затем он вылил остаток напитка в огонь. Донир уже успел достать откуда-то широкие ленты, напоминавшие бинты, и наскоро перевязал обе раны.
– Все видели? – громко спросил Оташ. – Отныне Юрген мой брат. И каждый, кто против него, будет против меня.
Воины молчали.
– Давайте поднимем чаши за нашего нового брата! – воскликнул Алтан, стоявший рядом с Карсаком.
– Действительно, это надо отпраздновать! – поддержал его Бальзан. Воины оживились. Откуда-то взялись музыканты и начали играть. У Юргена закружилась голова.
– Ты молодец, эне, – проговорил Оташ.
– Можно мне пойти в гер? – тихо спросил Шу.
– Конечно, – кивнул шоно. – Праздновать они и без тебя смогут. Ступай, а я ещё задержусь.
Юрген уже собрался уходить, как вдруг один из сарби крикнул:
– Эй, норт! Раз ты теперь один из нас, то значит и драться должен, как мы!
– Хочешь подраться? – ответил Оташ вместо Юргена.
– Не с тобой, великий шоно, с ним.
– Я не умею, – тихо сказал Шу.
– Скажи мне, Ерден, – продолжал Оташ, – ты когда драться научился?
– Лет в пять-шесть, должно быть.
– А Юрген как сарби только сегодня родился. Тебе придётся подождать.
– Так необязательно на кулаках соревноваться, – вмешался в разговор сарби, которого Шу часто видел на стрельбище. – Можно ведь и пострелять.
– Я всё равно проиграю, – прошептал Юрген.
– Не всегда получается выигрывать, – ответил Оташ. – Будешь стрелять или боишься?
– Я ничего не боюсь.
– Что, давай постреляем? – предложил
Ерден.– Давай постреляем, – согласился Юрген. У него по-прежнему кружилась голова, а левое запястье неприятно саднило. Ему казалось, что он вообще не сможет нормально взяться за лук, но признавать это Шу не хотел.
Вместе они пришли на стрельбище, и Юргену дали лук и стрелу.
– Не стремись выиграть, – сказал ему Оташ. – Просто стреляй.
– Давай ты первый, – проговорил Ерден с усмешкой.
Юрген снова вспомнил всё, чему его учил шоно, и постарался забыть обо всём, что сейчас его окружало. Только он, стрела и мишень. Шу выстрелил. Стрела вонзилась в мишень правее центрального круга. Ерден хмыкнул и прицелился.
– Это ведь ты написал ту записку? – подойдя к нему, вдруг тихо спросил Юрген.
– Не мешай, а! – зло ответил Ерден.
– Значит ты. Слышал, что шаман сказал? Гнев Тенгри обрушится на тебя. Так что жди со дня на день.
Сарби выругался сквозь зубы и выстрелил. К всеобщему удивлению, его стрела тоже не попала в центр.
– Вот уже, видишь, – с усмешкой проговорил Юрген. – Ещё стрелять будем?
– Да пошёл ты! – Ерден махнул рукой и зашагал прочь.
– Что ты ему сказал? – спросил Оташ.
– Спросил, не он ли случайно написал ту записку. Судя по тому, что гнев Тенгри он уже познал, точно он.
– А ты стал неплохо стрелять, эне, – улыбнулся шоно.
– Я опять всё пропустил! – воскликнул запыхавшийся Олаф. Он подбежал к Юргену и крепко обнял его.
– Ну, на обряде вроде бы присутствовали только сарби, – ответил Шу.
– А здесь вы что делали?
– Стреляли. Пойдём?
– Подожди, эне, – остановил его Оташ. – У меня просьба.
– Какая?
– Сыграй на флейте.
– Так она в гере.
– Я знаю, но я хочу, чтобы ты сыграл не только мне.
– А кому ещё? – не понял Юрген.
– Моим воинам.
Шу неловко было говорить, что он стесняется, поэтому он молча кивнул и пошёл за флейтой. Его ждали на поляне, где проходил обряд. Музыканты замолчали, и все сарби уставились на Юргена. Стараясь ни на кого не смотреть, Шу подошёл к Оташу, сел рядом с ним и начал играть. Почему-то он решил сыграть ту самую мелодию, которую любила его мама, ту, что Юрген играл в последнюю ночь в замке Нэжвилля. Когда он закончил и опустил флейту, на поляне воцарилась тишина. Шу успел подумать, что никому не понравилось, как он играл, когда кто-то захлопал в ладоши. Другие сарби подхватили, кто-то даже что-то кричал, но Юрген не разобрал.
– Спасибо, эне, – сказал Оташ.
Музыканты снова заиграли, и на этот раз их мелодия была протяжной и чем-то напомнила Юргену колыбельную. Заслушавшись, он забыл, что хотел уйти. В это время на поляне появились женщины, которые принесли кушанья и напитки, и начался пир. Юрген увидел, что к воинам присоединились Сагдай и Донир, а к Олафу подошёл Рейн и сел рядом с ним. Шу вспомнил о словах Оташа, что Арчибальду может не понравиться этот обряд. Ему хотелось узнать отношение посла к происходящему, но было очень страшно. Сделав глубокий вдох, Юрген поднялся и подошёл к Рейну.