Хозяин теней. 3

Кто сделает — большой вопрос. Я в лекарском деле ничего не понимаю, но, может, Мишка сумеет? Или вот Еремей. Он должен знать какие-нибудь рецепты, чтоб намешать можно.

— Хорошо, — мягко согласилась Татьяна и явно лишь затем, чтобы со мной не спорить. — Но шрамы… со шрамами тоже есть люди. Паровые станки часто взрываются. И тогда достаётся всем. Если близко, то обычно насмерть. А вот когда чуть подальше человек стоит, то и выживают. Только шрамы. Такие, плотные… пальцы не будут гнуться. Кому нужна жена, у которой пальцы не шевелятся? Ни иглу не удержать, ни за рояль сесть.

— Тань, вот реально, ты сейчас голову ерундой забиваешь. А кому нужна — это мы ещё разберемся.

— Хорошо бы Михаил и вправду братом оказался. Иначе не отступится ведь. А… а я не хочу, чтобы он страдал.

— Пусть он сам решает, страдать ему или радоваться. А ты сейчас помоешься, покушаешь и ляжешь спатки, ладно? И Тимоху помыть надо бы. Да и я не откажусь. Никто не откажется. Может, баньку затопить выйдет. С одеждой опять же разобраться, а то и вправду бродяги бродягами.

— А хозяева не будут против? — она вдруг словно очнулась. — Савелий, а где вообще люди?

— Тебе правду или так, чтоб нервы поберечь?

— Савелий!

— Тань, ну это были очень плохие люди. Они других людей похищали. Девушек. И мучили их. Опыты ставили.

Глядит недоверчиво.

— И нас бы убили.

Или не они, но эта предзимняя осень.

— Вот если мне не веришь, у Мишки спроси. Или вон давай в подвал отведу. Кстати, ты в артефактах разбираешься?

— Немного, — она порозовела. — Повторить разве что простейшие смогу, но в устройстве более-менее, где-то уровне курса третьего примерно… если ориентироваться на программу университета.

— Это хорошо. А чего молчала?

Татьяна пожала плечами:

— А зачем?

Действительно. Вот… внучка своего деда. Тот о выходе на ту сторону и чёрной воде помалкивал. Она — о том, что в артефактах разбирается.

— У меня ведь образования нет. Просто хотела понять, что отец делал. Дед о нём говорить не любил, но мне интересно. И скучно очень. А тут библиотека. В ней его записи и нашла. Старые. Ещё когда он в университете учился. Конспекты там… всякое. Было сперва непонятно. Но я же хотела разобраться.

И разобралась.

Громова, что тут скажешь.

Упёртая у нас семейка. Даже в чём-то упоротая.

— Поэтому могу сказать, что целительский артефакт низших уровней моё состояние поддержит, не допустив сепсиса, но и только. Чтобы началось заживление, нужно больше энергии и структурированный поток…

— Вот и умница. На месте и покажешь. Только потом. Сначала отдых.

— И помыться. Я… пожалуй, сама, но потом надо будет руки перебинтовать. Заодно толком посмотреть, что с ними.

— Посмотрим, — уверил я Татьяну. — Обязательно.

Мелькнула мысль, не разбудить ли ту девицу, чтоб помогла сестре, но её я отбросил. Спит? Вот и пускай. Не надо, чтобы она Таньку видела. Да и вообще…

Братца я нашёл у спасённой, которую он отнёс в боковую комнатушку и уложил на не самый чистый топчан. Сверху одеялком прикрыл. Вот что за человек, хлебом не корми, дай о ком-нибудь позаботиться.

— Спит?

— Спит.

— Надо бы с ней побеседовать, но так, чтоб лица не видела.

— Почему?

— Миш, не тупи. Если увидит, то запомнит. А тогда что с ней делать? Отпускать нельзя. Её допрашивать станут. Кто и как? И что они вытянут? У тебя, уж извини, рожа очень запоминающаяся. Да и все мы тут своеобразно выглядим.

— Да. Пожалуй. И что предлагаешь? Убить?!

Что они все во мне чудовище-то видят?

— Не орать для начала. Никого я убивать не собираюсь. Вот запереть. Или ты сделаешь так, чтоб не проснулась? Там в город отвезём, оставим где на лавочке или на станции, чтоб её нашли.

— Это не безопасно!

Может, и так. Но и рисковать своей семьёй ради безопасности незнакомой девки я не собираюсь. Хотя братец не отступит же.

— Придумаем что-нибудь. У меня голова, честно говоря, от усталости никак. И надо бы поспать. Тебе тоже. Только её запри. На всякий случай.

Я давлю зевок.

Отрублюсь. Как пить дать…

И прав оказался.

Просыпался я муторно, то выныривая из какого-то тягучего, что кисель, сна, полного света и святости, то снова падая в него. Помню, пытался допрашивать святых, а они махали крылами и доказывали, что эти самые крыла с нимбом вкупе — это доказательство.

Чего?

Хрен его знает.

Главное, что, когда я-таки проснулся, аж вздохнул с облегчением. Чтоб вас. Я как-то не особо часто сны вижу. И теперь понимаю, что оно и к лучшему. Ну их, извращённые.

Сел на лавке.

Мокрый: кто-то заботливый укрыл меня пуховым одеялом. А лавка рядом с печкой. Вот меня и пригрело, пропарило, почти как в бане. Я потряс головой, избавляясь от остатков наваждения.

Прислушался.

Тени кружились во дворе, но там было тихо. Спокойно. Наверху тоже.

Вот и ладненько.

— На? — в нос мне ткнули горбушку хлеба.

— Привет, Тимоха, — просипел я и руку отодвинул. — Поспал? Согрелся.

Тимоха глядел внимательно, показалось, что ответит, но… нет.

— На, — он опять сунул хлеб.

— Спасибо.

Тимоха кивнул и, опустившись на корточки, принялся разглядывать что-то на полу. Я тоже посмотрел, но ничего-то не увидел. Зато Тимоха был чистым и одежонку на него подобрали. Алая шелковая рубаха и портки в зеленую полоску смотрелись своеобразно, зато по размеру подошли. Рубаху перехватили широким поясом, а вот ноги были голыми.

Ну и пускай. В доме натоплено.

— А остальные где?

Вот не помню, как попал в эту комнату. Сам дошёл? Принесли? Здесь было темно, тесно и пованивало. Хотя пованивать могло и от меня, тут есть варианты.

— Мишка? Еремей? Метелька? Таня?

Тимоха отвлёкся от разглядывания пола и, вытянув руку, махнул в сторону двери.

— Там? Отлично. Ну… ты тут побудь, что ли?

На меня не обратили внимание. Тимоха, опустившись уже на четвереньки, кажется, пытался поймать какого-то жука. И смотреть на это было больно.