Хозяин теней. 3

Мишка присел у узора и пальцем тыкнул.

Зажмурился.

Кивнул.

И поднялся.

— Контуры изолированные.

— И?

— Надо вытаскивать её. Она вообще живая?

— Пока да, — я принюхался.

Пахло в подвальчике знакомо так, лилейно, а стало быть, девица или готовилась отправиться в мир иной, или тут кто-то помер до неё.

— Тогда…

Мишка отступил.

Огляделся.

Взгляд его скользнул по паутине, в которой то тут, то там поблескивали глазки драгоценных — во всяком случае, с виду — камней. Потом к ряду пустых бутылок, что выстроились у стены.

К стойке, на которой крепилась ещё одна. Ага, так и есть. Из паутины выныривали трубочки, что в эту стойку уходили. В бутылке же, закреплённой меж двух камней, проскакивали искорки. Изредка снизу, в вязкой жиже, бутыль заполнявшей, появлялся пузырёк, который и устремлялся к поверхности. Бульк получался почти беззвучный.

Мишка присел у агрегата.

А потом, сунув руку куда-то под нижний камень — а мне он показался закреплённым намертво — что-то там нашарил. Бутылка снова булькнула, а потом накренилась, чтобы упасть прямо Мишке в руки.

— Перекрыл движение потоков, — сказал он так, будто это что-то объясняло. Но на всякий случай я кивнул с умным видом. — Сейчас система должна отключиться.

И вправду огоньки на полу замедлились и погасли.

А потом что-то заскрипело, заскрежетало, и тело стало опускаться, паутина же — подниматься. Серебряное облако утянуло куда-то к потолку.

— А как ты…

— Он явно не собирался возвращаться в ближайшее время, — Мишка поставил бутыль у стены и поднялся. — Не знаю, как надолго уехал, но мёртвое тело кому-то пришлось бы убирать.

Ну да, неубранные покойники начинают пованивать. Это не считая, что порой и в процессе смерти всякое там происходит, что чистоты и красоты не добавляет.

— А местные обитатели не показались мне в достаточной мере образованными, чтобы доверить им тонкий механизм. Следовательно, способ отключения этой штуки должен был быть простым. Рычаг или вроде того, что-то вроде него, такое же примитивное.

Тени ворчали.

А Мишка уже подошёл к лежащей девушке и прижал пальцы к шее.

— Живая, — сказал я ему.

Пока.

Дышать она дышала, но как-то сипло и часто. Лицо её осунулось, щеки ввалились. Да и кожу покрывал мелкий липкий пот.

— Погоди… так, надо её вытащить. Помоги с ремнями. Туго затянули. И дверь прикрой.

Раскомандовался тут. Но возражать я не стал. Разбираться надо, потому как, чуется, нежданно-негаданно мы нашли именно то, что искали.

Того.

Только вот упустили. И что теперь? Засесть и ждать возвращения? Сколько? Или… он же велел кому-то там что-то там доставить. Пожалуй, теперь у меня будет, о чём побеседовать с хозяином этого милого места. Надо сказать Еремею, чтоб погодил и не угробил ненароком.

И Таньку сюда привести. Не в подвал. В дом.

Тут тепло и кормят.

И глядишь, если хорошо по закромам пошарить, целительские артефакты отыщутся. Должны бы. Всё это я изложил Мишке, занятому распутыванием ремней.

— Да. Пожалуй. Ты прав… действуй.

И девицу поднял.

Бережно так.

— Я её знаю, — сказал он тихо.

А вот это уже хуже.

— В Городне нас представляли. Это племянница городского главы.

Вот тут я присвистнул. Это… это выходит, что не просто так девка? А племянница… они там совсем страх потеряли? Её ж искать будут. Если уже не ищут. А если ищут, то… не придут ли сюда?

Рано или поздно придут.

Место ведь известное, и властям — тут я готов был поклясться — тоже. Что ж, стало быть, ожидание отменяется. Надо отогреваться, мыться, отдыхать и валить.

За Татьяной отправился Еремей, сказавши, что его знакомец обождёт. А вот детям в тепло надо. И тут я не стал спорить.

Пока Еремей ходил, я делом занялся. Отволок тела за сарайчик, чтоб глаза не мозолили. И в сарайчик заглянул. Во все. Осмотрел найденные машины, отметив, что, может, выглядят те развалинами, но вот изнутри ничего, вполне приличные. Грузовик с широкими колёсами так и вовсе глянулся. В кабину мы не влезем, но вот кузов просторный, и тент поверху имеется, который защитит, что от дождя, что от снега. Внутрь же одеял перетащить можно.

Подушек.

И в целом всякого-разного. В любом случае лучше, чем ногами.

Теперь ещё с документами решить бы… хотя если не соваться на главные дороги и как-нибудь местечковыми, просёлочными, то и без них сколько-то проедем.

— Савелий, — Михаил сам отыскал меня.

— Тут я, — я заглушил мотор. — Чего?

— Эта девушка… что мы с ней делать будем?

— Понятия не имею.

— Но… — братец нахмурился. — Мы её не можем оставить тут.

— Не можем, — согласился я. Оставлять полуобморочную девицу в доме, полном трупов, действительно не самая гуманная затея.

— Но и брать с собой тащить, в Петербург…

— Тоже фигня.

— Она пока она спит. И я сделаю, чтобы спала и дальше. К счастью, её душа не успела уйти далеко.

— Что там вообще было-то?

Я вышел из сарая и огляделся. Ага. Еремей в воротах. Танька, Тимоха и Метелька тут же. Метелька возится, толкает створки. Правильно, двери закрывать надо. А вот на охрану теней выпущу.

— Сложно сказать. Она истощена. Её энергетические контуры начали разрушаться, как и в целом тонкое ядро. Я никогда такого прежде не видел.

— Я тоже.

— Ты очень странный, — братец не сводил с меня взгляда. — Возможно, тебе пришлось рано повзрослеть. Но ты ведешь себя не так, как должен.

Ну да. Палюсь. И каюсь.

— Претензия?

— Нет. Скорее мне сложно привыкнуть к твоим манерам. Но я постараюсь. Что до девушки, то не могу пока объяснить. Шаманы видят мир иначе, чем обычные люди. Или дарники. Мой дед был тем, с кем говорили духи. Не только предков или ушедших, но и те, что живут на вершинах гор. Матушка говорила, что их крылья горят небесным огнём. Их дыхание рождает бури. Их сердца — зеленые камни, в которых сохраняется сама суть Вечной Зимы. И чем старше дух, тем больше его сердце. А ещё она сказала, что сильный шаман способен взять это сердце, если отдаст духам взамен что-то очень важное. Её отец собирался отдать её.

Вот чую эту семейную сказку мне сейчас не просто так рассказывают. А потому машу рукой Метельке, мол, в дом идите.

— Он сам отвёл её на вершину Белой горы. Он напоил её отваром из семи трав. Он смазал её лицо жиром, а в руки дал чашу со свежей кровью. И мать говорит, что сидела там, зная, что умирает. А когда спустился дух, она посмотрела в его глаза. И те были белы, как первый снег.

Нет, нам тут только духов не хватает.

— Она говорила, что её охватил и ужас, и восторг. И ещё она слышала его голос, и отвечала. Она не помнит, что именно дух говорил ей. И что она говорила ему. Но когда очнулась, в пустой чаше, где была кровь жертвенного оленя, лежал камень.