Хозяин теней
Шрифт:
Так-то неплохой план, как по мне.
Вполне реальный даже.
И выходит, что не соврал Метелька, и вправду Еремей при царе-батюшке служил.
— Мальчонка славный был. Учил я его. Всему, чего только знал… а он и учился. В охотку учился, себя не жалеючи.
Щека Еремея дёрнулась, будто оскалился он.
— И выучился… на мою голову. Я его отпустил, как пришёл срок. А он на службу подался, чтоб по обычаю. На Кавказ определили… а там неспокойно. Да… с того Кавказу его и привезли. С местными басурманами схлестнулись. А там тоже дарник… после обвал был. Его и завалило. Перебило хребет.
Слушаю.
Очень внимательно и дышать-то страшно,
— Да не в одном месте перебило, а так, что… чудом уцелел, как сказали. И сам-то, и людей сберег. Держал гору… выгорел почти. Ладно бы, дар… дар, чай, вернулся б. Но вот хребет и дар вместе… не вышло. Семья-то у них ладная, крепкая… была. А будто проклял кто, — Еремей покачал головой. — К нему лучших целителей привозили. Даже вона императорского… только все-то разводили руками. Жить-то будет, но…
— Лучше смерть, чем такая жизнь.
Я вспомнил, до чего мучительно быть привязанным к постели, не способным самому ни поесть, ни поссать. Но у меня это было преддверием финала и близкого, да и пожить я успел. А тот парень?
Лежать и знать, что годы впереди? Лежания и тоски?
— Вы… ему помогли умереть?
Кивок.
— Увёз. Туда, где… полынья одна, старая. И твари постоянно прорываются. И завёл на ту сторону. Дал с собою гранаток в руку. Рука одна ещё работала. Вот… славная вышла смерть. Достойная.
И смотрит так, с прищуром.
— Не спросишь, почему я с ним не остался?
— Нет. Вы… не собирались умирать.
И это я тоже понял.
— Именно. Но будешь болтать — шею сверну, — сказал Еремей, разгибаясь.
Глава 30
Глава 30
«Гипнотизм. Хотели бы Вы обладать этой таинственной силой, которая восхищает и очаровывает мужчин и женщин, влияет на их мысли и управляет действиями и сделает Вас безусловно господином всякого положения? У себя дома, Вы научитесь лечить болезни без лекарств, искоренять дурные привычки. Вы узнаете как снискать дружбу и любовь других, как увеличить Ваш доход, осуществить Ваши стремления, изгнать заботы и печали из ума и сердца Вашего, улучшить Вашу память, как устранять семейные неприятности, давать самые захватывающие из когда-либо виданных представлений и развить удивительную магнетическую силу воли, которая даст Вам возможность одолеть все препятствия на пути к Вашему успеху. Вы можете загипнотизировать людей моментально, с быстротой молнии, усыпить себя или кого угодно во всякое время дня и ночи, уничтожать боль и страдания».
Нью-Йоркский институт знаний [1]
В город мы выбрались тем же вечером.
Отчаянно зевающий Метелька, который, кажется, на ходу готов был уснуть, Еремей и я. Причём Фёдор лишь поклонился, да и прочие все сделали вид, что так и надо. Еремей сам сел за руль. И машина его, низкая, чёрная, пусть не выглядела роскошной, но явно была получше наших, приютских.
— А почему они молчат? — спросил я, услышав, как изменилось Метелькино дыхание. Он, забравшись на заднее сиденье, просто лёг, свернулся калачиком, сунув руки под щёку. — Фёдор… и остальные тоже? Мы же и занятия пропустили. И работы. И сейчас тоже вон уехали.
— Сказал, что вами велено заниматься. Что приглядывается к вам один человек, — отозвался Еремей, пребывавший, как мне показалось, в весьма неплохом расположении духа. — И что просил меня оценить… как его там…
— Потенциал?
— Его.
—
И поверили?— Отчего бы и нет. Люди охотно верят в то, что не создаёт им лишних проблем.
А он, однако, ещё и философ.
— Подремай, — велел Еремей, обрывая дальнейшие расспросы.
И я не стал спорить. Скинул растоптанные ботинки и скрутился кое-как. Места было не сказать, чтобы много, но вдвоём с Метелькой уместились. Я даже сделал попытку подумать над ситуацией, но так вот… соскользнул в сон. А когда проснулся, понял, что машина стоит.
Что за окнами темень.
И водительская дверь открыта, а у неё виднеется знакомая серая фигура.
Я подавил зевок, пытаясь сообразить, где нахожусь, но получалось слабо. И тело разнылось вдруг, все мышцы разом, то ли от неудобного лежания, то ли от падений многих.
— Эй, — я дернул Метельку за ногу. Та впивалась в рёбра, но Метелька вставать не захотел, повернулся на другой бок и проворчал что-то невразумительное. — Давай, просыпайся, приехали.
И попытался нашарить ручку. Но дверцу открыл уже Еремей.
— Проснулся? — спросил он. — На от, перекуси.
Из бумажного пакета сытно пахло мясом, и запах этот тотчас разбудил Метельку.
— Спасибо, — я вытащил лепёшку с мясною начинкой. Щедро сдобренная специями, она была одновременно остра до невозможности и столь же невозможно вкусна. Метелька впился зубами во вторую. А Еремей только смотрел и курил себе.
Дым несло в сторону.
И мешался он с довольно характерным запахом. Ил? Вода? Трава? Мы на берегу реки, но не там, где вчера. Низкие домики, сцепившись заборами, заслоняли воду. Но она проблескивала чуть дальше, выше, отражая лунный свет. Ещё дальше, точнее выше по улице, проступали смутные очертания каких-то строений, огромных, уродливых. И трубы поднимались по-над ними, подпитывая небо чернотой.
— А где мы? — спросил я. И Савка, в кои-то веки очнувшийся от своей, ставшей уже привычною дрёмы, тоже вопрос повторил.
— Заводская окраина, — Еремей потянулся. — Машину тут оставим и прогуляемся. Там от суконная фабрика стоит, Вышнятских. За нею — литейный заводец и ещё один — химический, но его, поговаривают, скоро закроют. Перемоловы в разорение вошли.
Эти фамилии ни о чём не говорили.
Но слушаю.
И мы идём. Еремей как-то сразу подстраивается под наш шаг, так, чтобы не приходилось бежать, пытаясь поспеть за ним.
— По той стороне — доходные дома, для работничков.
Темные глыбины, в которых то тут, то там проблёскивают искорки огней. Они отделены от реки улицей и широкой полосой света. Исходит тот от фонарей. И главное, что все-то работают, ни одного битого.
Но запах…
Воняет тут прилично.
— А мы куда идём? — уточняю на всякий случай. Лица Еремея не видать, да и поднимает он воротник своей шинели, то ли от нас заслоняясь, то ли от ветерка. Хотя ветерок тёплый, а что смердящий химией, так это, я понял, нормально.
Обыкновенно даже.
— Батька частенько грозился, что на завод нас продаст, там и подохнем, — Метелька пристроился рядом со мной и руки в карманы сунул. Сам же ссутулился, выгнул спину причудливым горбом и шею вытянул. — Хрен ему теперь. Сам сдох.
И сплюнул под ноги.
Еремеево движение я не заметил, только Метелька вдруг полетел кувырком.
— Веди себя прилично, — сказал Еремей наставительно. — И выпрямился!
Главное, спорить у Метельки желания не возникло. Вскочил. Отряхнулся под насмешливым взглядом и вытянулся в струнку. Было бы смешно, когда б я сам не вытянулся.