Хозяйка Дома Риверсов
Шрифт:
У меня перехватило дыхание.
— Ой, я так рада! Я так рада за тебя! И за наших детей! Мы теперь станем ужасно знатными. — Я неуверенно примолкла. — А разве король может просто так жаловать подобные титулы?
— Они оба считают, что это вполне возможно, и — что куда более опасно — делают это. Никогда еще молодые супруги, обладающие столь малым влиянием в мире и столь незначительными средствами, не раздавали так поспешно и власть, и деньги. И они ведь доведут своих придворных до полного безумия! Любой, кто симпатичен Маргарите, любой, кому доверяет король, может рассчитывать, что его буквально осыплют милостями; вот только из числа королевских фаворитов
— Погоди, муж мой, как же все-таки мы теперь будем называться? Ты станешь сэром Ричардом Вудвиллом, бароном?..
Он минутку помолчал и предложил:
— Может быть, бароном Графтоном?
— Барон Графтон, — отозвалась я, пробуя эти слова на вкус. Хоть я и прожила в Англии уже довольно долго, акцент у меня по-прежнему был заметный. — Пожалуй, мне это толком и не произнести.
— Тогда, возможно, ты предпочла бы имя, как-то связанное с твоей семьей? Может, даже одну из фамилий твоего рода? — спросил Ричард.
Минутку подумав, я осторожно промолвила:
— В общем-то, мне бы не хотелось лишний раз напоминать всем, что я дочь Люксембурга и француженка. Люди здесь французов не любят. Кстати, я всего лишь пару дней назад убеждала нашу королеву на людях говорить по-английски. А я, вдовствующая английская герцогиня, отныне стала вполне добропорядочной англичанкой, так что дай мне английское имя, и пусть наши дети носят его вместе с твоим английским титулом.
— Может быть, что-то связанное с водой? — вдруг осенило Ричарда. — В честь твоей прародительницы.
Я рассмеялась.
— Ну, нельзя же быть бароном Водой! Но как тебе барон Риверс? [41]
— Риверс… — Он покатал это слово во рту. — Отлично! Риверс. Хорошая и вполне английская фамилия, а заодно и дань твоему роду. Итак, я стану бароном Риверсом. А если Богу угодно, то в один прекрасный день стану и графом.
— Нет, правда? Неужели они когда-нибудь решат сделать тебя графом? Неужели смогут так много отдать?
— Ах, моя дорогая! Боюсь, они все королевство запросто раздадут. Бережливость нашим правителям совсем не свойственна, а в советниках у них одни мошенники.
41
River's (Риверс) (англ.) — значит «речной, принадлежащий реке».
Об опасениях моего мужа я упомянула с максимальной тактичностью, однако королева, упрямо тряхнув головой, ответила:
— Мы должны заботиться о том, чтобы наши друзья были довольны. Мы не можем править страной без Уильяма де ла Поля, он поистине великий человек. А у нашего дорогого Эдмунда Бофора такие долги! Разве мы можем ему не помочь?
— А что же герцог Ричард Йоркский? — напомнила я имя того, кто, безусловно, был достоин всяческих наград.
— Без Эдмунда Бофора мы не сохранили бы наши владения во Франции, — продолжала она, словно не замечая моих слов. — Это единственный человек, которому мы можем доверить охрану своих
имений и возвращение законному хозяину тех земель, которыми мы владели прежде.— Как, ваша милость?..
Я прямо-таки дар речи потеряла, услышав, что нам, оказывается, следует вернуть завоеванные нами земли французам. И Маргарита, зарумянившись, точно провинившееся дитя, поправилась:
— Я имела в виду земельные владения Англии. И Эдмунд Бофор — единственный человек, на которого мы можем полностью положиться.
— Мне кажется, ваша милость, что после смерти моего первого мужа, герцога Бедфорда, только Ричард Йоркский действительно способен удерживать наши владения во Франции, — возразила я.
Она лишь небрежно махнула рукой.
— Возможно, возможно, но я никому не доверяю, кроме Эдмунда Бофора и Уильяма де ла Поля. Сам король не способен ни принимать решения, ни руководить армией. Эти люди для меня все. Они заменили мне и отца, и… — она вдруг снова покраснела, — друга, а я так нуждаюсь в истинных друзьях. Они оба достойны высочайших почестей, и мы дадим им то, чего они заслуживают.
Вестминстерский дворец, Лондон, лето 1449 года
Мне сразу стало ясно: случилось что-то ужасное. Ричард вошел в наши покои мрачнее тучи. Стиснув мои руки, он произнес:
— Мужайся, Жакетта.
— Дети?
В первую очередь я всегда думала о детях, и рука моя невольно опустилась на живот, где уже зрела новая жизнь.
— Нет, слава Богу! Наследство милорда герцога. Земли в Нормандии.
Можно было не уточнять, я и так сразу догадалась.
— Что, все потеряны?
Муж поморщился.
— Почти все. Эдмунд Бофор предложил французам почти всю Нормандию, в том числе и Руан, в обмен на собственную безопасность в Кане.
— Руан, — тихо промолвила я.
Там был похоронен мой первый муж, герцог Джон Бедфорд. Там у меня был дом и земли.
— Это страшный удар для всех нас, — посетовал Ричард, — для всех тех, кто столько лет сражался за сохранение английских владений во Франции. Ведь на этих войнах, длившихся почти столетие, погибло великое множество людей, мои добрые товарищи, братья по оружию… — Он помолчал и добавил: — Нашему народу весьма трудно будет простить такую потерю.
Вестминстерский дворец, Лондон, весна 1450 года
Ричард был прав. Англичане не смогли этого простить. Парламент с гневом обрушился на Уильяма де ла Поля, и никакие новые титулы не смогли спасти его от народного гнева, когда наши фермеры, возделывавшие в Нормандии поля, и наши солдаты, воевавшие там, были вынуждены вернуться в Англию бездомными пораженцами. Бывшие воины горько жаловались на рыночных площадях и перекрестках, что их предали командиры, которые должны были стоять в одном ряду с ними и с оружием в руках защищать эти земли, как это делали они сами и их отцы и деды более ста лет.
На улицах Лондона торговцы окликали меня, когда я проезжала мимо, с вопросом: «Эх, что бы сказал на это наш лорд Джон? Как заклеймил бы этих предателей ваш супруг!» Но чем я могла их утешить? Я молчала. И, качая головой, полностью разделяла их чувства. За что же боролись и умирали простые англичане, если земли, честно завоеванные ими в бою, просто так отдали обратно — по тайному сговору, по настоянию королевы-француженки, по прихоти короля, который никогда не сражался за эти земли, не проливал за них кровь?