Хозяйка расцветающего поместья

К слову, надо бы действительно послать кого-нибудь в лес, у меня оставалось немного той коры, что собирали для Петра, но зимой в ней куда меньше активных веществ.

— Правда, на вкус будет редкостная гадость, очень горько, никаким медом не перебить, — продолжала я, радуясь тому, что свекровь не торопится поднимать меня на смех.

— Да уж не горчее мышьяка, — фыркнула она.

— Мышьяк мне пробовать не доводилось, так что сказать не могу, — растерялась я.

— Вот и проверим. — Свекровь смерила меня внимательным взглядом. — Неужто сама будешь готовить?

— Сама. Но, если вы не доверяете моим рукам, я могла бы записать рецепт и передать… — Как же зовут экономку, свекровь упоминала? Вспомнила! — …Прасковье, она найдет кому поручить сбор и приготовление.

Княгиня надолго замолчала, испытывающе глядя на меня. Я, так же молча, выдержала ее взгляд. В конце концов, я совершенно искренне хотела ей помочь. Если у Настеньки и были к ней какие-то счеты, мне свекровь пока ничего плохого не сделала.

— Прасковье, конечно, скажи, не самой же тебе по лесу бегать. И с Жаном поговори насчет морсов. Но мазь сама сделай, коли не лень, и отвар тоже. Чтобы девки ничего не перепутали.

— Как скажете, маменька, — согласилась я. — Но там нечего путать. Почки и свежее масло положить в горшок слоями в палец, крышку замазать тестом и поставить в печь на сутки. Потом процедить, пока теплое, добавить немного камфары, а когда она хорошо растворится, поставить в холодное место. Осторожно втирать перед сном и укутывать суставы мягкой шерстью или фланелью.

— Действительно, путать нечего. Что ж, если не поможет, то хотя бы вреда не будет.

Она снова погладила кота. Мотя прибавил громкости.

— Не буду больше тебя задерживать. — Свекровь подавила зевок. — Передай там, чтобы меня не беспокоили, пока не позову.

— Кота забрать? — спросила я.

Мотя открыл один глаз и тут же снова закрыл, всем видом показывая, что двигаться с места не собирается.

— Оставь. Славно мурлычет и теплый. Даже вроде и легче стало. Спасибо, что развеяла скуку, и за желание помочь спасибо.

— Не стоит, — мягко улыбнулась я.

Не знаю, что за диво дивное мне досталось, но Мотя наверняка знает что делает. Не просто же так он целые дни проводил у Петра, когда тот болел, да и угоревший парень его с рук не спускал до утра. Странно, что в город кот ехать отказался, а сюда сам пришел. Понял, что здесь нужен? Или решил считать это место своим? Так-то теперь обе усадьбы — наши.

Размышляя об этом, я выскользнула в коридор и тут же оказалась в теплых объятьях.

— Спасибо, — шепнул муж мне в волосы. — Ты настоящее чудо.

— Я не сделала ничего особенного. — Я понизила голос. — Ты выглядишь так, будто ждал меня у выхода из логова дракона. Твоя маменька, конечно, сурова, но она замечательная.

Виктор неопределенно хмыкнул, однако поминать Настенькины грехи не стал, и на том спасибо. Я взяла его за руку.

— Проводишь на черную половину? Мне нужно поговорить с экономкой и с Жаном.

Глава 20

Прасковья чем-то неуловимо напомнила мне Аглаю — может, возрастом, а может, выражением, появившимся на лице, когда я вошла в ее комнату. Я мысленно помянула мою предшественницу добрым словом — просто талант у человека настроить против себя всех окружающих! Впрочем, слушаются — и ладно, очаровывать всех вокруг я тоже не собиралась, достаточно и просто человеческого отношения.

И, точно так же как ее городская коллега, Прасковья бросила быстрый взгляд поверх моего плеча, когда я начала расспрашивать, как устроили Дуню, Марью и Петра. Конюха, как и в городе, поселили у конюшни, только не на чердаке, а во флигеле. Марью и Дуню — в «черной» части дома, на первом этаже, в отдельную комнату, которая предназначалась для слуг, приехавших с гостями.

Только я хотела попросить экономку, чтобы позвала кого-нибудь проводить меня в эту комнату — кто его знает, как здесь относятся к чужой челяди! — Виктор сказал:

— Места там немного, но есть все необходимое для жизни. И я распорядился, чтобы их кормили со всей остальной прислугой.

— Спасибо.

Я обернулась к нему, улыбнулась, всем видом давая понять: нет никакой необходимости, чтобы муж страховал каждый мой шаг в этом доме. В самом деле, я ведь не в пещере дракона! Но, похоже, Виктору кто-то доложил о том, как поначалу ко мне отнеслась Аглая, потому что он лишь улыбнулся мне в ответ и остался стоять. Возможно, и не зря, потому что, когда я завела речь о том, чтобы послать людей в лес, Прасковья снова глянула мне за спину. Не знаю, что оказалось убедительней — присутствие князя или упоминание, что лекарство должно помочь его матери, но экономка только поклонилась в ответ на приказ.

— Сейчас пошлю парней веток нарубить, а как принесут, пару девок посажу почки да кору обдирать, — кивнула она. — Потом метелок навяжут, они в хозяйстве всегда сгодятся. А ивовые прутья на корзины пойдут, их тоже вечно не напасешься.

— Вот и отлично, а как ветки принесут, позови меня, чтобы я объяснила, какие почки отделить. Или сама объясни. Нужны уже набухшие, но еще не раскрывшиеся.

— Не стоит вас, барыня, беспокоить из-за такой ерунды, — быстро сказала экономка. — Сама объясню, а вас позову, как все готово будет.

Я не стала спорить, понимая, что и эта экономка вряд ли была в восторге от взбалмошной молодой хозяйки, даром что здесь, похоже, свекровь не позволила той развернуться в полную силу. Незачем зря нервировать людей, занятых делом. Не позовут к вечеру — приду разбираться, что к чему.

— Здесь, как и в твоем городском доме, меню согласовывают за неделю? — спросила я у мужа, когда мы вышли от экономки.

— Да, только обычно Жан с Прасковьей не вмешивают в это хозяев. Я или матушка проверяем списки продуктов и счета. Оба честны.

— Я не сомневаюсь в этом. Но по чьим вкусам Жан составляет меню? Своим собственным?

— Не совсем. Батюшка был большой любитель поесть. Наверное, это его и сгубило — незадолго до того, как его хватил удар, он был настолько тучен, что ни одна лошадь не могла его нести.

Вот, значит, откуда все эти жирные бульоны и тяжелые блюда.

— Сам я, как ты успела заметить, непривередлив в еде, хотя и ценю хорошую кухню. — Виктор поднес мою руку к губам. — Особенно когда готовишь ты.

— Льстец, — хмыкнула я. — А твоя маменька?

— Вкусно поесть — одна из немногих радостей, что у нее остались.

И все же фигура княгини говорила о том, что радости этой она не предается чрезмерно. Что ж, возможно, и получится что-то изменить.

Подходя к кухне, я невольно хихикнула.

— О чем задумалась? — поинтересовался Виктор.

— Вспомнила тот скандал про Жана и грязные лапти. До сих пор стыдно, но все равно смешно.

Виктор рассмеялся.

— Не будем ему рассказывать, а то бедолаге эти лапти начнут в кошмарах сниться.