Хозяйка расцветающего поместья

— И чтобы я больше не слышал ни о каких поцелуях, — отчеканил Виктор. — Матушка княгини сама лечила и семью, и дворню, и дочери свое умение передала. Слыхали, небось, как Анастасия Павловна кучера обмороженного вылечила, так что ни одного пальца у того не отсохло?

Мужики закивали.

— Вот то-то же. А теперь… — Он шагнул к Никифору, в очередной раз бухнувшемуся на колени, и мужики вокруг расступились. — Как ты осмелился ослушаться приказа?

— Прощенья просим, барин. Хотел быстрее сделать. Сами ж знаете, работы сейчас невпроворот, пахать да сеять.

— Быстрее? — В голосе князя прорезался металл. — А если бы помер Митька? Много бы он напахал? Или ты бы его семье мужа да отца заменил? Сам бы потом как с таким грехом на душе жил? Или тоже бы сказал: бабская дурь?

Никифор осенил себя священным знамением.

— Виноват, барин.

Я наклонилась проверить, как там пострадавший. Дышал ровно, щеки порозовели. Глядел, правда, ошалело, но это неудивительно.

— У княгини прощенья проси.

— У меня-то что, — пожала я плечами. — Вон он едва не погиб, потому что ты себя самым умным возомнил. И это еще не все. Не приедь мы вовремя, что бы было? Кого бы ты следующим в колодец послал Митьку вызволять? Так же, ни свечой не проверив воздух, ни веревкой для страховки не обвязав? Сколько человек рядом с ним бы легли? Сколько бы задохнулись?

Работники притихли, похоже, представив такой исход. Никифор посерел.

— Да я никогда… Никогда больше… Я ж о мужиках думал, чтобы лишней работы…

— Охлоренную известь в колодец засыпали перед тем, как воду выбирать? — перебила его я.

— С вечера еще. Воняло — жуть.

Один из работников дернулся, но промолчал. Так…

— Засыпал или опять по-своему сделал? — переспросила я.

— Да разве ж я супротив барского… — Он осекся, сообразив, что говорит.

Виктор зло рассмеялся.

— Врешь, подлец.

— Прощенья просим, барин, и у вас, барыня. Подумал, раз все равно потом выливать, так чего барскому добру пропадать?

— Когда его самому к рукам прибрать можно, так? — усмехнулся князь.

— Да разве ж я… Да никогда…

— Ладно. Мешки я пересчитаю, и, если успел стащить…

— Господом богом клянусь, все в целости!

— Проверю, — отрезал Виктор.

Едва заметно поморщился, а в следующий миг и я уловила вонь, которую принес ветер. Трупную вонь. Из колодца? Или…

— Воду куда вылили? — шагнула я к Никифору. — В яму, как я велела? Или тоже по-своему сделал, чтобы побыстрее?

— Прощенья просим, барыня!

— Куда? — переспросила я.

— Да в канаву придорожную. Вон там.

— В сад воду носили, — подал голос оклемавшийся Митька.

Никифор зыркнул на него, но пострадавший молчать не стал.

— Я тут послушал, что господа говорили. Выходит, ежели бы не барыня, быть бы мне на том свете. Так что не буду я тебя покрывать.

— Да я ж вам, неблагодарным, хотел работу облегчить! — взвился Никифор.

— Облегчил, благодарствую!

Виктор оглядел мужиков.

— В сад воду вытаскали?

Те закивали.

— Ясно, — процедила я. — Убирайся с глаз моих!

Никифор глянул на князя, видимо, собираясь в очередной раз просить прощения, и сник.

— Как прикажете, барыня.

Хорошо, что сейчас ранняя весна, впереди дожди и яркое солнце. Бактерии, размножившиеся в падали, погибнут в непривычной среде, запах тоже должен выветриться. А пока придется засыпать сад сеном, опилками, перегноем — всем, что хоть как-то сойдет за мульчу и не даст разлететься заразе. Не засыпать же весь сад хлоркой, в самом деле!

— Работнички! — прорычала я.

Заставить бы самого Никифора исправлять результаты его командования! Так ведь опять подумает, что бабская дурь! Наворотит — не разгребешь!

— Я все расскажу Егору Дмитриевичу, он решит, как тебя наказать, — сказал князь. — Убирайся. Вы… — Он повернулся к мужикам. — Подите в людскую избу, выберите себе старшего. Через час возвращайтесь, княгиня снова объяснит, что делать.

Митька тоже поднялся, пошатнулся.

— Помогите ему кто-нибудь, — приказала я.

Щуплый Федька подхватил пострадавшего под руку.

— До завтра ты не работаешь, — сказала я. — В дом пока не ходи, посиди на воздухе, продышись как следует. Чая выпей крепкого, он стимулирует… улучшает дыхание.

— Откуда ж у меня чай? — растерялся Митька.

— Тогда просто посиди пока. Только смотри не мерзни. И тебе, Федор, до завтра день отдыха. За смелость. Ступайте.

— Оплату получите и за эти дни, — вмешался Виктор. — А падаль в колодце так и осталась, — задумчиво сказал он, проводив мужиков взглядом. — И вода будет быстро набираться: весна, высоко стоит.

Он опять склонился над срубом, создал шар света. Волна холода понеслась вниз, я даже поежилась.

— Вот так, — удовлетворенно выпрямился он. — За время, пока мужики совещаются, не растает. А там и вытащить будет проще.

Виктор помедлил, стоя над колодцем. Я прямо-таки физически ощущала его напряжение, пока он подбирал слова.

— Пойду сделаю чай для пострадавшего, — попыталась улизнуть я. — Только надо развести самовар и…

— Пойдем вместе, — сказал он тоном, не терпящим возражений. — Тебе все равно понадобится моя помощь.

— Я в состоянии вскипятить воду в самоваре, — все же попыталась я избежать разговора, который вряд ли будет приятным.

— И принести воды из реки? — приподнял бровь Виктор.

Я охнула: в самом деле! Работники, наверное, принесли воду с собой, но в доме ее точно не было.

— Пойдем. — Муж подхватил меня под локоть, увлекая к дому.

— Но ты же сам сказал… — не слишком убедительно начала я.

— Пойдем, — повторил Виктор.

Когда я начала открывать висящий на двери замок, руки дрожали. Муж молча вынул из моих пальцев ключ, пропустил меня в дом, повел в кухню. Так же молча усадил меня за стол, сам снял с полки кастрюльку. Колыхнулась магия, с пальцев мужа посыпался снег.

— Истощишься! — вскинулась я.

— Ерунда. Сам же чаем и отопьюсь. У тебя ведь найдется для меня мед? — улыбнулся он.

— Найдется, — кивнула я. — И вообще, ты здесь не гость…

Он снова улыбнулся. Снег, падая в кастрюльку, тут же таял, оставляя воду.

— Много так не сотворишь, но на три чашки хватит, — сказал Виктор.

Я кивнула. Мы оба тянули время, не торопясь переходить к важному разговору.

— Я думаю, как быстро пойдут слухи, что молодая княгиня оживляет мертвых поцелуем, — сказал он наконец.