Хозяйка расцветающего поместья

— Княгинюшка, милая! Пяток курей добавлю. Рука-то у нее хоть и тяжелая была, да все своя баба, привычная. Другую-то пока еще найдешь!

— Я никого не оживляла. — Сочувствие, которое поначалу проснулось во мне, улетучилось. — И Митька, и Савелий были живы, просто один дыма надышался, другой ядовитых газов… смрада ядовитого, и я им только помогла задышать.

— Поцелуем? — едва слышно вставила свекровь.

— Да какое там! — возмутилась я. — Князь рядом стоял, позволил бы он своей жене мужиков целовать!

— Так все ж говорят…

— Говорят, в Ильмени курей доят, а петухи несутся, — проворчал сторож. — Ступай себе, болезный.

— Я не умею оживлять людей, — уже мягче сказала я. — Господь жизнь дает, он ее и забирает. Пришел, значит, срок твоей Акулине.

Мужик зло махнул рукой, нахлобучил на голову шапку и побрел прочь. Шарахнулся, когда из-за деревьев вылетел всадник. Сторож, видимо, узнал его, потому что распахнул ворота, не дожидаясь просьбы. Всадник осадил коня, спешился, кланяясь нам, и я узнала одного из сторожей моей усадьбы.

И, хоть я и ждала гонца, внутри что-то екнуло — вдруг дело не в шкатулке, а что-то еще случилось? Я до боли стиснула руки, но тут же заставила себя расслабить пальцы, чтобы не выдать своего волнения.

Глава 29

Гонец поклонился мне, но обратился к княгине:

— Ваша светлость, могу я видеть светлейшего князя?

— Виктор Александрович скоро вернется. Пока ты можешь поговорить с его супругой, Анастасией Павловной.

Внутри все сжалось от волнения, но я постаралась сохранить невозмутимое выражение лица.

— Прошу прощения и у вашей светлости, однако мне велено докладывать только князю лично.

Значит, ничего, требующего немедленных действий, не случилось. Я тихонько выдохнула.

— Что ж, тогда жди. — Княгиня указала на коновязь под навесом.

Впрочем, не успел гонец привязать лошадь, как снова послышался топот копыт и во двор въехал Виктор. Волосы встрепаны от быстрой езды, румянец на скулах — я залюбовалась мужем и его уверенными движениями. Виктор улыбнулся, встретившись со мной взглядом, и сердце привычно екнуло.

— Тут тебя спрашивали, — сказала я, когда он спешился и сторож подхватил поводья.

Князь жестом велел гонцу приблизиться.

— Прошу прощения, ваша светлость, велено было только вам докладывать, — поклонился тот.

— Что приказы выполняешь в точности — молодец, но, если дело касается усадьбы княгини, можешь в следующий раз и ей рассказать. Что случилось?

— В колодце, ваша светлость, мужики сундучок нашли. Каменный, старинный. Мне велели вам сообщить и спросить, что с ним дальше делать.

Я ахнула, надеясь, что волнение в моем голосе прозвучит достаточно натурально.

— Что за сундучок? — полюбопытствовала княгиня. Не знай я, что она в курсе дела, ни за что бы не догадалась.

— Вот такой. — Гонец развел руки жестом рыбака, хвастающегося добычей, и, как у того рыбака, размеры пойманного, в смысле найденного, были раза в два больше настоящих.

— Хорошо. Возвращайся и передай: мы скоро будем. Посмотрим и решим, что там за сундучок.

В поместье нас встретил начальник охраны. Работники, копошившиеся у колодца, при нашем появлении едва не посворачивали шеи, пытаясь и посмотреть-послушать, и одновременно изображать бурную деятельность. Похоже, мгновенное увольнение Никифора их кое-чему научило. У одного распухла челюсть, наливаясь свежим синяком.

— Обо что ушибся, не видели? — спросила я у начальника охраны.

— О кулак, — усмехнулся тот. — Хотел находку утаить, да не придумал ничего умнее, как за пазуху сунуть. Мои парни углядели да поучили маленько.

Я поморщилась. Трудно привыкнуть к местным методам поддержания трудовой дисциплины. Вслух сказала:

— Рыба с головы гниет. Каков старшой был, такие и работники.

Мужики обеспокоенно переглянулись, но в разговор влезть не посмели.

— Что за находка? — спросил Виктор.

Я мысленно ругнулась: по-хорошему, это должна быть моя реплика. Женское любопытство и все такое.

— Вот, извольте посмотреть. — Охранник извлек из сумки уже знакомую мне шкатулку.

Виктор потянулся за ней, но я перехватила сокровище первой. Покрутила.

— Ключа нет.

— Откуда бы ему взяться? — хмыкнул муж. — Сколько она в воде пролежала!

Вопрос явно был риторический, но охранник отозвался:

— Не могу знать, ваша светлость. В иле была вся, но мы его стерли, чтобы вам не испачкаться.

Значит, Петр нашел-таки старую лужу, перепачкал шкатулку, чтобы выглядела натуральнее.

— Надо в город везти. — Муж взял находку у меня из рук. — К мастеру, замок открыть.

— А по-другому никак? — протянула я тоном капризной девочки. — Это сколько ждать?

— Вряд ли там что-то ценное.

Я потрясла шкатулку. Загремели камни внутри.

— А я уверена, что это… — Я ойкнула, закрыв ладонью рот, будто боялась проболтаться.

Виктор огляделся, поманил старшего над работниками.

— Долото у тебя найдется?

— Ежели барин пожелает, то найдется. Только позвольте сказать — жалко портить такую красоту. Стамесочкой тоненькой, аккуратненько, можно попробовать замочек отжать.

— Неси.

Мы завели работника в черные сени.

— Если кому проболтаешься, что внутри окажется — шкуру спущу, — пообещал Виктор.

— Не извольте беспокоиться, ваша светлость, я человек с понятием.

На самом деле не так уж важно было, сдержит работник обещание или нет. Слухи все равно пойдут.

Мужик просунул тонкое лезвие между створок шкатулки, надавил — и замок открылся. Я захлопала в ладоши, ухватила ожерелье, потерла его о рукав — камни засверкали даже в полутьме сеней.

— Язычок у замочка погнул, уж простите, — сказал мужик, старательно не глядя на драгоценности.

— Заменим, — пожал плечами Виктор. Достал из кармана серебряный отруб, протянул мужику. — Это тебе за услугу и за молчание. Возвращайся к работе.

— Благодарствую, барин.

Я подхватила шкатулку, прижав к груди, потащила в гостиную. Примерила ожерелье, делая вид, будто не замечаю прилипшего к окну мальчишку на побегушках — тот так увлекся зрелищем, что даже нос расплющил о стекло. Перебрала камни, любуясь ими по-настоящему. Все же зря свекровь считала, будто они не имеют никакой ценности. Да, сами по себе — поделочные, не драгоценные, но резьба хороша.