Хозяйка расцветающего поместья

— Нет уж, касаточка. Коли ты меня взаправду ключницей сделать решила, значит, отдыхать негоже. Схожу в деревню, с девками поговорю. Дуню ты горничной оставишь али, как меня, возвысишь?

— Думаю, помощница тебе не помешает, — согласилась я. — С Дуней вы хорошо сработались, и учится она быстро. Только не спешишь ли ты в деревню? Сперва надо, чтобы вода в усадьбу вернулась, а потом людей возвращать.

— В самый раз, касаточка. Сперва мне самой послушать, что про кого в деревне болтают, посмотреть, поговорить, кто согласится, кто не захочет. Да и прямо бегом никто никого в усадьбу гнать не будет. Опять же, ладно в огород…

— В огород Егор Дмитриевич искать будет.

— Пусть ищет, с этими и ошибиться не страшно, попадется лентяйка, так и выставить можно. Вот кого в дом пускать, ты сама должна посмотреть да поговорить, это тоже время. Так что в самый раз. Ежели ты, конечно, дозволишь из дома отлучиться. Я у брата заночую. А как со всеми договорюсь, приду, тебе расскажу, там и решишь, когда народ звать да беседовать.

Я мысленно поежилась. Проводить собеседования, нанимая людей на работу, мне еще не доводилось.

— С Дуней ты мне поговорить, прежде чем в дом пускать, не предлагала.

— Дуняшу, умницу, я давно знаю. Надеялась, что ты к ней приглядишься да и оставишь. Так и вышло: к одной-то притираться легче. А тут сразу хотя бы троих надо нанять, да кухарку — готовить-то теперь на какую ораву придется! Работников кормить надо, так уж заведено. И повар бы тебе нужен. Настоящий. Как заведено: повар господам готовит, кухарка — людям.

— Вот не было печали, — проворчала я.

Очень хотелось завопить что-то вроде «Я передумала! Не надо никаких работников!»

И ведь это всего лишь небольшой дом и сад с огородом. А я еще мечтала вернуть свои, то есть Настенькины земли!

— Ничего, касаточка, — Марья ласково погладила меня по руке. — Глаза боятся, а руки делают. Потихоньку, помаленьку, со всем разберешься. Глядишь, и поднимешь хозяйство не хуже, чем при маменьке твоей было, а я помогу чем смогу. Чтобы радовалась она, с небес на тебя глядя.

В этом я была совсем не уверена, но спорить не стала. Отпустив Марью, доделала мазь для свекрови и понесла ей в комнату.

Княгиня сидела в кресле у окна, перелистывая книгу.

— Рада, что вам лучше, маменька, — улыбнулась я. — Вечером принесу вам митенки, они почти готовы. Надеюсь, поможет.

— Ты и так уже очень помогла, Настенька. — Она отложила книгу. — Подумать только…

Она не договорила, но и так было понятно, что до болезни отношения у свекрови с невесткой вряд ли складывались.

— Как прогулка? Присядешь, поболтаешь со мной?

Глава 28

Рассказывать про понесшую лошадь я не стала: все обошлось, так и незачем нервировать свекровь. А вот на работников нажаловалась, не удержалась.

— Может, и правда подкупили Никифора, только вряд ли чтобы грех на душу взял. А вот чтобы сад испортить и тебя из дома выставить… — задумчиво сказала княгиня, когда я закончила рассказывать. — А может, просто дурак. Про князя-то все знают, что спуску не даст, а какова хозяйка молодая княгиня, пока никому неведомо.

И снова между строк отчетливо читалось, что хозяйкой Настенька была невеликой.

— Я, признаться, больше склоняюсь к глупости, чем к жадности, — продолжала свекровь. — Хотя от сына наслышана про доктора.

— У него, похоже, навязчивая идея, — вздохнула я. — И Виктор говорит, что законными средствами от него не избавиться.

— Может, попробовать дать ему то, что он хочет? — спросила свекровь.

— Возможность невозбранно шарить в моем доме? — хмыкнула я. — Я еще не настолько устала от его выходок.

— Найти клад.

— Я думала об этом, — призналась я. Спохватилась. — Надеюсь, вы не предлагаете отдать ему «найденное».

— Конечно, нет. Однако, если клад уйдет из его рук, у него не останется причин досаждать тебе.

— Я думала об этом, — повторила я. — Но что, если доктору известно, что именно за клад спрятан в поместье? Уж очень упорен он в поисках и никакими средствами не гнушается. Ради мифического сокровища, в которое, кроме моего батюшки, никто не верит.

— Человеческая душа — потемки, — покачала головой свекровь. — Бывает, что мужчина уверяется, будто какая-то женщина должна принадлежать ему, и добивается ее, не гнушаясь средствами и не считаясь с ее желаниями, будто она вещь, — потому что в своих фантазиях уже обладает ею.

— Думаете, с кладом то же самое?

Свекровь кивнула.

— Тогда он очень разозлится, если клад уплывет. И может начать пакостить уже не из деловых соображений, а из вдохновения. И кто знает, чем это закончится.

— Но если он разозлится, то может потерять осторожность.

Я задумчиво кивнула.

— Наверное, вы правы, попытаться стоит.

И время подходящее: завтра-послезавтра будут менять донный фильтр из песка и камней.

Княгиня с видимым усилием поднялась из кресла — все же не настолько еще успокоились ее суставы. Я подскочила, подставив ей локоть. Свекровь благодарно кивнула и повлекла меня к массивному секретеру у окна.

— Открой нижний ящик, пожалуйста.

В нижнем ящике обнаружились аккуратные стопки бумаг, перевязанные лентами, и шкатулка из змеевика с темными прожилками. Я достала ее. Неглубокая, но все же довольно вместительная.

— Горный лен — своеобразный камень, — неторопливо проговорила свекровь. — Говорят, это скинутая шкура Великого Полоза. А потому в нем есть и коварство, и мудрость. Людям ничем не примечательным он будет чинить препятствия и соблазнять искушениями. Тем же, кто стремится к новым знаниям и помогает людям, он дарует удачу и помощь. Моя бабка говорила, что горный лен — талисман врачей, аптекарей и травников. Шкатулка эта принадлежала ее отцу, моему прадеду. — Свекровь тонко улыбнулась. — Так что она достаточно древняя для того, чтобы послужить хранилищем клада.

Я дотронулась до миниатюрной замочной скважины.

— Ключ внутри, — сказала свекровь. — И я уверена, что эта вещь воздаст по заслугам всем, кто ее коснется.

Я погладила полированный камень — вопреки ожиданию он показался теплым.

— А внутрь мы положим… — Свекровь повысила голос: — Груня! Принеси гарнитур. Тот, который старинный.

Она обернулась ко мне.

— На случай, если вы не успеете перехватить шкатулку и ее откроет не тот человек, — внутри должны быть драгоценности. И вот…