Хозяйка старого поместья

Глава 41

– Ты с ума сошла? – возмутилась Генриетта, когда я рассказала ей, что Мэрион Маруани сейчас живет у нас в поместье. – Эта девица не упускала ни малейшего шанса уколоть меня, когда я была женой ее брата. И разве ты забыла, что именно она когда-то распускала о тебе грязные слухи? Нет, я понимаю, что всем нам надлежит быть похожими на добрых самаритян, но не до такой же степени! Ты пригрела на сердце змею, и однажды она ужалит безо всякого сожаления.

– Возможно, ты права, – вздохнула я, – и я даже не стану с тобой спорить. Но я не могла оставить ее там – такую голодную, такую слабую.

На сей раз на мою сторону не встал даже папенька.

– От этих Маруани, Мира, не приходится ждать ничего хорошего. Мне кажется, этой девушке следовало попросить приюта у своего дяди. А уж то, что после всего причиненного тебе зла она решила воспользоваться твоей добротой, тем более характеризует ее не самым лучшим образом.

Но сожалеть о сделанном было уже поздно. Пока же я просто старалась свести общение с мадемуазель Маруани к минимуму. Сама она тоже старалась держаться от нас подальше, равно как и от своих прежних знакомых.

Я написала о Мэрион барону Пуанкаре, и он оказался единственным, кто одобрил мой поступок.

«С каждым письмом я обнаруживаю в Вас всё новые и новые черты, которые меня восхищают. Ваш муж был счастливейшим человеком, который обладал истинным сокровищем».

Я не могла позволить себе читать его письма в присутствии кого-то другого – потому что иногда, стоило мне прочесть какую-то строчку, как мои щеки вспыхивали от смущения.

А сейчас я почти ругала себя за то, что в своем письме была столь откровенна. Не подумал ли его милость, что я намеренно выставляю себя в столь благоприятном свете, дабы дать ему лишний повод мной восхититься? От этой мысли меня бросило в жар.

На самом деле у меня вовсе не было такой цели! Я всего лишь хотела поделиться своими мыслями с кем-то, кто понимал меня так хорошо, как не понимал никто и никогда.

И то, что я почти ничего не знала о бароне Пуанкаре, делало наше общение особенно непринужденным. Иногда я порывалась спросить, сколько ему лет, и есть ли у него семья, но всякий раз останавливала себя. Самой себе я не решалась признаться, насколько я уже очарована им и насколько боюсь разочароваться.

До тех пор, пока мы общались исключительно как друзья по переписке, мы многое могли себе позволить, а любое поднятие завесы сделало бы такое общение уже невозможным.

– Мамочка, ты сегодня получила письмо? – спросила меня Кэтти, когда мы отправились с ней в горы за лавандой.

Я почувствовала, что краснею, и торопливо спросила:

– С чего ты взяла, дорогая?

– Ты сегодня так улыбалась за обедом!

Кажется, я покраснела еще больше и строго велела себе перестать вести себя как неразумная девчонка. Но потом всё равно старалась как можно быстрее наполнить корзину цветами, чтобы вернуться домой, закрыться в спальне и достать из-под подушки еще не дочитанное письмо.

«О, счастлив тот, кто смог изгнать желанье славы Из сердца своего, кто избежал отравы Стремлений суетных, безрадостных забот, Кто временем своим распоряжаться волен, Имеет скромный дом, судьбой своей доволен И невозможного не хочет и не ждет.

Возделывает он то поле, на котором Трудился дед его, он равнодушен к спорам, Что власть имущие ведут между собой, Не тщится разгадать причины непогоды И за одним следит: чтоб не погибли всходы, Когда грозит бедой им ветер грозовой.

Он видит, что нужды его семья не знает, Он видит, как в полях колосья серп срезает, Как виноградари срывают виноград, И кажется ему, что влажные долины, Холмы зеленые, просторные равнины Дары осенние вручить ему спешат.

Пусть не владеет он роскошными дворцами, С их капителями, колоннами, коврами, Пусть роскошь не вошла в приют его простой,— Он видит, как зима сменяется весною, Ковер живых цветов он видит пред собою И наслаждается живою красотой.

Глушь, сердцу милая! Вдали от жизни шумной, Вдали от суеты, от роскоши безумной Я начал забывать страданья прошлых дней. Долины тихие, ручьи, лесные тени, Вам видеть довелось души моей смятенье, Теперь свидетели вы радости моей.

Когда я читал эти строки Онора де Ракана, я почему-то думал о Вас, Ваше сиятельство. Если они не понравятся Вам, то нижайше прошу меня простить – я вовсе не хотел ничем Вас обидеть. Мне просто приятно думать о том, как Вы гуляете по лугам в своем поместье, наслаждаясь солнцем, пением птиц и ароматами цветов.

Возможно, сейчас у вас опять идет дождь (как, надо признать, и у нас), и нарисованная мной картина не вполне соответствует действительности, но рано или поздно дождь закончится, и небо станет чистым и ясным».

Да, за окном опять шел дождь, но на душе у меня было светло и солнечно.

Глава 42

– Я возьму пару бутылей фиалковых духов, бутыль духов с омелой и еще одну – с вербеной.

На этот раз месье Доризо прибыл за товаром лично. Он уже стал почти своим человеком в нашем доме, и даже Гвинет уже не морщилась, когда я приглашала его разделить с нами обед. Более того, отсутствие у месье Доризо дворянского титула отнюдь не мешало старой графине приятно общаться с ним за столом. А детям он всякий раз привозил из Грасса новые игрушки, так что они тоже встречали его с большой радостью.

– Представьте себе – моя сестра вообразила, что ее подруга после нескольких лет бездетного брака оказалась в интересном положении исключительно потому, что целый месяц наносила на запястья духи с ароматом омелы. Я пробовал объяснить Шарлиз, что дело вовсе не в духах, а в том, что ее подруга и супруг, вероятно, приложили к этому несколько больше усилий, чем прежде, – тут он смутился и с опаской посмотрел на Гвинет, но та только погрозила ему крючковатым пальцем. – А другая ее подруга, которую все давно уже записали в старые девы, вдруг вышла замуж. Угадайте, какое объяснение Шарлиз этому нашла?

– Неужели, фиалковые духи? – рассмеялась я.

– Именно! – подтвердил месье Доризо. – И как бы я не убеждал ее, что жених повелся вовсе не на духи, а на хорошее приданое невесты, она мне не поверила.

Наш товар хорошо продавался, но я боялась, что это может побудить месье Доризо самому начать производство духов с теми растениями, которые использовали мы. Он был большим докой в этих вопросах, и наверняка у него бы получилось куда лучше, чем у нас. Впрочем, на этот вопрос он ответил сам.