Хозяйка старого поместья

– Признаюсь, ваше сиятельство, что я изготовил несколько пробных партий духов с похожими ароматами, – тут он вздохнул и виновато опустил голову. – Но Шарлиз утверждает, что это – совсем не то. И что когда она пользуется моими духами, она не ощущает ничего подобного тому, что чувствует, когда пользуется вашими. Не удивлюсь, если у вас есть какие-то секретные ингредиенты.

Я ограничилась тем, что ответила ему улыбкой. Хотя кое в чём он не ошибся.

Нашим секретным ингредиентом были те заклинания, которые читали мы с мадам Туссен всякий раз, когда нужная трава бросалась в огромные чаны. Вернее, сначала она читала их сама, но потом ей пришло в голову, что куда больший эффект это будет иметь, если слова будет произносить рыжеволосая женщина. И как ни странно, она сумела в этом меня убедить. И хотя я по-прежнему воспринимала всё это с изрядной долей скептицизма, делать это я не отказалась.

Месье Доризо оставил нам за товар весьма приличную сумму денег, и мы с Гвинет и месье Эрве стали составлять список того, что нам следует купить на большой осенней ярмарке в Марселе, куда собирался отправиться наш управляющий. Нам следовало позаботиться и о продуктах, и о семенной пшенице, и о новой добротной одежде для Фабьена и Кэтти.

Это было такое приятное обсуждение, что мы хоть и спорили друг с другом, но спорили с улыбками на лицах. Мы давно уже не могли позволить себе подобных трат и теперь вспоминали почти забытые ощущения.

– Тебе самой не помешает новое платье, – строго сказала Гвинет.

А я как раз думала о том же самом – но только для нее.

Звук подъехавшей ко крыльцу кареты мы услышали как раз тогда, когда обсуждали покупку сладостей и специй. Уже вечерело, и в столь поздний час уже не принято было наносить визиты без предупреждений.

– Шевалье Патрик де Прежан! – доложил встретивший гостя слуга.

Мы с Гвинет переглянулись – что могло заставить шевалье приехать в Прованс?

– Счастлив приветствовать вас, ваше сиятельство! – гость поклонился и поцеловал мне руку. А потом направился в сторону старой графини. – Рад видеть вас в добром здравии, дорогая тетушка.

Она позволила ему себя обнять. За эти несколько мгновений месье Эрве, взглядом испросив моего разрешения, тактично удалился, заявив, что он распорядится насчет ужина.

– Из-за дождей дороги так развезло, что по ним просто невозможно ездить, – пожаловался шевалье де Прежан, усевшись в кресло, которое он сначала подвинул поближе к камину. – Мой экипаж застревал несколько раз, и приходилось ждать, пока мой кучер не находил кого-то, кто мог бы нас вытащить.

– Зачем же, дорогой Патрик, ты отправился в путешествие именно сейчас, когда идут проливные дожди, и на дорогах столь опасно? – Гвинет прищурилась.

– Я ездил по делам, – уклончиво ответил он, – и подумал, что, раз уж я оказался недалеко от Веленсоля, то было бы неплохо нанести вам визит. Настали суровые времена, и близкие люди должны держаться вместе, разве не так?

Старая графиня похвалила его за такую правильную мысль, хотя я видела, что его слова ничуть ее не обманули.

За ужином шевалье был весьма словоохотлив – он был в приятном изумлении и от нашего изобилия за столом, и от мастерства нашей кухарки.

– Ничего подобного нынче не увидишь и в лучших домах Парижа, мои любезные сударыни. Мы вынуждены ограничивать себя во всём, и потому я вынужден попросить у вас прощения за свой затрапезный вид.

Он и впрямь заметно похудел по сравнению с тем, каким я помнила его во времена нашего знакомства. Но это даже пошло ему на пользу – кожа на лице перестала лосниться, а щеки – обвисать.

Гвинет спросила его, много ли в столице тифозных больных, и он разволновался.

– Они повсюду, тетушка! В бедных кварталах трупы лежат даже на улицах – их просто некому хоронить. Его величество принимает все возможные меры, чтобы остановить распространение болезни, но народ зачастую вредит себе сам. Опять же, сказывается и голод. В соседнем со мной доме проживает эскулап – так вот он говорит, что дабы сопротивляться эпидемии, надобно, прежде всего, хорошо питаться, – и шевалье с удовольствием велел лакею положить себе в тарелку еще немного тушеной говядины.

В столовой зале он так и не открыл нам подлинную причину своего приезда в Прованс, но позже, когда Гвинет отправилась к себе отдыхать, он попросил меня задержаться в гостиной.

– Скажите мне, Альмира – надеюсь, вы позволите мне по-родственному называть вас именно так – давно ли вы получали вести от Эмиля?

Я вздрогнула. Наверно, он узнал о гибели графа де Валенсо и именно поэтому приехал сюда. Ну, что же, мы с Гвинет были к этому готовы. Мы решили, что будем продолжать делать вид, что доподлинно нам ничего не известно – признай я, что столько времени скрывала правду, и общество осудило бы меня еще и за это. О том, что о гибели мужа меня известил приезжавший с места боевых действий офицер, знала только я. Конечно, за столько времени отсутствия корреспонденции я должна была бы обеспокоиться и сама. И я внешне я беспокоилась и уже начала говорить об этом родным и друзьям. Даже Мэрион Маруани знала лишь то, что написал знакомый ее брата, а он мог и ошибиться.

– Да, – кивнула я и поднесла к лицу платочек, – я уже давно не получала от мужа писем.

– Простите меня великодушно, ваше сиятельство, – заерзал в кресле шевалье, – но я вынужден сообщить вам, что до меня дошли слухи, что Эмиль погиб в бою. Кажется, это случилось уже давно, но штабные писцы в армии бывают ужасно нерасторопны и невнимательны. Они могли отправить письмо не по тому адресу или вообще забыть его отправить. Если вы не будете возражать, по возвращении в Париж я наведу соответствующие справки.

Я кивнула, и он продолжил:

– Но давайте предположим (о поверьте, мне совсем не хотелось бы этого!), что ваш супруг действительно погиб. Вы понимаете, Альмира, какие проблемы сразу свалятся на вас? Полагаю, всеми хозяйственными делами занимался именно Эмиль, и я слышал, что у него было немало долгов. А как только станет известно, что вы стали вдовой, на вас набросятся все, кому он был должен хотя бы денье.

– Вы пугаете меня, сударь, – нахмурилась я.

– О нет, я говорю это совсем с иной целью! – воскликнул он, вскочил с кресла и заходил по комнате. – Я всего лишь хотел, чтобы вы поняли, как важно, чтобы в такой момент рядом с вами был человек, на которого вы могли бы рассчитывать целиком и полностью. Человек, который вместо вас разговаривал бы с кредиторами и решал бы те вопросы, что касаются управления поместьем. Согласитесь – это не женское дело.

Почти то же самое я слышала ранее от барона Маруани. И не собирался ли шевалье де Прежан тоже предложить мне себя в мужья?

– Благодарю вас, сударь, но…

– О, ваше сиятельство, прошу вас – называйте меня запросто Патриком!

– Благодарю вас, Патрик, но мы с Гвинет попробуем справиться сами.

– Кажется, Альмира, вы не совсем понимаете, в какой сложной ситуации вы можете оказаться, – настаивал он. – Не удивлюсь, если в обществе заговорят о том, что графский титул остался в вашей семье не на вполне законных основаниях.

– Что? – я не могла скрыть своего изумления. – О чём вы говорите, сударь?

– Нет-нет, сам я ни в коем случае так не думаю, но не могу исключить, что так могут подумать другие. Дело в том, что ваш сын появился на свет тогда, когда ваш супруг уже находился в армии, и это дает простор для всевозможных домыслов.

Я поднялась, сжимая кулаки.

– Я не намерена в собственном доме выслушивать подобные оскорбления. И право же, вам не стоило проделывать такой путь ради подобного разговора.