Хозяйка старой пасеки

Я открыла сундучок, на который указал Полкан, вынула оттуда платье. Жемчужно-серое, верх рукавов собран фонариком, отрезное под грудью. Насколько я могла судить, оно было сшито по относительно новой моде: в чем-то подобном сегодня — боже мой, только сегодня! — приезжала княгиня Северская.

Варенька оживилась.

— Очень милое платьице. Оказывается, ты не всегда одевалась так плохо, как сейчас. Маменька бы сказала, что барышне не годится так себя запускать.

Я мысленно хмыкнула. Кое-что не меняется. Женщина должна радовать глаз, и неважно, есть ли у нее желание и силы на это. Будь на месте графини взрослая женщина, я бы за словом в карман не полезла, но пятнадцатилетней девочке, у которой всех забот — любови да наряды, бесполезно что-либо объяснять.

— Расцветка, конечно, скучновата, — продолжала щебетать Варенька.

— Барышне не пристало наряжаться, будто почтенной даме, — заметила Мария Алексеевна. — Барышне к лицу простота и скромность. Вот выйдешь замуж, сможешь носить яркие цвета и драгоценности.

— Я не выйду замуж! Если родители не передумают, в монастырь уйду!

— Да там точно будет множество новых платьев самых модных расцветок, — не удержалась я.

Графиня попыталась топнуть и едва удержалась на костылях.

— Не смейся надо мной! Почему ты сегодня весь день говоришь мне гадости?

— Что за гадости? — поинтересовалась Марья Алексеевна, забирая у нее платье. Встряхнула его. — Как удачно, тебе будет почти впору.

— Я не буду повторять это, — сухо произнесла Варенька. — Мне кажется, коротковато.

— Главное, что по лифу в самый раз. А длина — не беда, отпорем от чего-нибудь кружево да пришьем. Глаша-то у нас, не в обиду будь сказано, совсем невеличка.

Варенька снова выпрямилась, задрала носик, явно гордясь, что в свои пятнадцать даже чуть выше меня. Впрочем, если она пошла в ту же породу, что и кузен, неудивительно. Тот вообще здоровенный лось, залюбуешься.

При этой мысли щеки зарумянились. Зато согрелась, хихикнула я про себя.

13.3

В том же сундуке нашлись сорочки — простые, льняные, но почти новые — и хлопковые чулки. Марья Алексеевна помогла Вареньке аккуратно завязать все в одну из сорочек, чтобы не промочить и не испачкать. Полкан, будто поняв, что с этим сундуком мы закончили, проскакал в дальний угол к очередному.

Я раскрыла его и поняла, что платье, которое сейчас на мне, тоже наверняка принадлежало не Глаше, а Агриппине, ее тетке. Слишком уж похоже оно было на те, что лежали в сундуке. Коричневое, серое, черное… Носила ли старуха траур или просто считала, что в ее возрасте уже не до нарядов? Фасоны-то были явно времен ее молодости. Или это были платья Глашиной матери? Но замужним дамам полагались яркие цвета, богатая вышивка и драгоценности, а в этом сундуке глазу не на чем было остановиться. Впрочем, если сравнить с тем, что лежало в моей комнате…

Я развернула платье из черной фланели.

— Пожалуй, это будет уместно, учитывая траур, — заметила я.

Не то чтобы я скорбела по Глашиной родственнице, но репутация у меня здесь и так не очень, усугублять, пожалуй, не стоило.

— Черный тебе очень пойдет. Подчеркнет бледность и изящество, — прощебетала Варенька.

Я мысленно хихикнула: в мое время никому бы не пришло в голову подчеркивать бледность.

— Только, может, поискать другой фасон. — Она перекосилась над сундуком, опираясь на один костыль и начала перерывать вещи свободной рукой. — Честно говоря, все это совершенно никуда не годится. Такое даже моя тетенька, старая девица, не носит. Только бабушка.

— Меня-то точно никто не перепутает с бабушкой, — хмыкнула я.

— Твои вещички куда изящнее. — Варенька выпрямилась с разочарованным лицом. — Жаль, что твои старые платья тебе сейчас коротки и велики одновременно. Придется перешивать.

На самом деле, забот было столько, что о возне с перешиванием одежды даже думать не хотелось.

Девушка будто поняла мои мысли.

— Если ты не против, я бы могла этим заняться. После того как разберусь со своим гардеробом, конечно, — торопливо добавила она.

Уж сама-то графиня точно не собиралась ходить в вещах, скроенных по моде ее бабушки.

— Посмотрим, — уклончиво ответила я, откладывая еще одно черное платье и выбирая из сундука несколько сорочек поновее, чем те, которые лежали в моем комоде.

Глаше, видимо, было совершенно все равно, в каком состоянии была ее одежда. Осуждать ее я не собиралась, учитывая все обстоятельства, но и ходить замарашкой тоже намерена не была. А еще мне прямо сейчас не помешала бы шаль. Я в который раз поежилась. Полкан дернул меня зубами за подол к соседнему сундуку. Точнее, даже сундучку — дома я держала в таком елочные игрушки.

— Да у тебя, Глаша, не пес, а настоящий камердинер! — заметила Марья Алексеевна.

Повозившись с ключами, я извлекла из сундучка сверток, на ощупь напоминающий кашемировое полотно. Только необычно тяжелый. Я развернула его, встряхнув. Сверток оказался платком — огромным, мне не хватило раскинутых рук, чтобы расправить его целиком. По бежевому полю от краев к центру змеились терракотовые побеги с причудливыми листьями и цветами. Рисунки выглядели так, словно были нарисованы искусным художником, а не вытканы. А тяжесть объяснялась вшитыми по краям дробинками, должно быть, чтобы шаль красивее драпировалась. Варенька восхищенно ахнула.

Я передала шаль генеральше, достала еще две подобных: чуть поменьше и не таких богато украшенных, но из такого же шелковистого кашемира. Больше в сундучке ничего не было.

— Глаша, душенька, а не продашь ли ты мне эту вещицу? — поинтересовалась Марья Алексеевна, заворачиваясь в шаль. В самом деле, я бы утонула в ней, но на монументальной фигуре генеральши она пришлась очень к месту.

— Возьмите так, — предложила я.

— Нет, что ты. Такие подарки слишком дороги. Это же настоящая шаль из Агры, из Данелагских колоний. Она не меньше шестисот отрубов стоит.

Шестьсот отрубов — это в десять раз больше, чем у меня было. Я с подозрением посмотрела на Марью Алексеевну: не может ли быть, что эти вещи, явно не новые, вовсе не имели такой ценности, которую она заявила? Но Варенька, глаза у которой загорелись при виде нежно-голубой шали с каймой из турецких огурцов, сникла. И я поняла, что, похоже, генеральша не обманула меня с ценой.

— Если вы так хотите, Мария Алексеевна, — сказала я. — Продам с удовольствием. Мне в ближайшее время будет не до того, чтобы красоваться в свете в подобных вещицах.

— Завтра же пошлю в город за деньгами, — кивнула она. — Извини, дома я столько не держу.

— Торопиться некуда. — Я протянула Вареньке голубую шаль, под цвет ее глаз. — Скидывай покрывало и заворачивайся вот в это.

— Это слишком дорогой подарок, — пролепетала она.

— А я и не дарю, а одалживаю, — пожала я плечами. — Пока ты в гостях, поносишь, а там посмотрим.

— Вот и славно, осталось на меня что-нибудь найти. — Генеральша огляделась по сторонам. — Хорошо бы сундук с Наташиными платьями попался. Она после пятых родов раздобрела, хотя, конечно, поскромнее, чем я.